Соmеdiе dе Frаnсе (СИ)

— Я решу этот вопрос.
— Вы перенесете театр поближе ко мне? — Кадан обернулся к нему и насмешливо вскинул бровь.
— А ты бы хотел?
Кадан поколебался. Судя по тому, как разговаривал его непрошенный поклонник с хозяйкой, он мог. Мог много чего. Но и цену Кадан прекрасно знал.
— Может быть, потом.
Рауль развернул его лицом к себе.
— Я заслужил хоть что-нибудь? — спросил он. — Хотя бы маленький фавор?
Кадан закусил губу.
— У меня ничего нет, — сказал он. Потом подумал и коснулся губами скулы Рауля. Он целовал мужчину — хоть бы и так — в первый раз. Тут же отстранившись, он почти заискивающе заглянул тому в глаза, надеясь, что Рауль не потребует еще.
— Для первого раза сойдет, — признал тот.
Как Рауль собирался решить вопрос перемещения по городу, Кадан узнал к концу недели — в те дни, когда труппа должна была возвращаться в город.
Все это время сам Кадан пребывал в противоречивом состоянии: с одной стороны, ему как будто бы дали воздух. В его комнате теперь всегда было светло. По утрам и перед сном мальчик-слуга, которого выделила хозяйка, разжигал камин — у него был собственный камин. И Кадан не мог налюбоваться на него.
Ему стелили постель и готовили ванну каждые два дня.
Именно здесь Кадан впервые искупался целиком в горячей воде — и процедура эта так понравилась ему, что он не захотел вылезать.
Если он и беспокоился о том, что все это могут у него отнять, то разве что чуть-чуть. Он не сомневался, что жизнь — это колесо. И надо ловить момент, пока ты наверху.
Несколько больше его волновала судьба коллег.
Рауль, за все время дважды навестивший его, уверял, что с ними все будет хорошо.
— Мои друзья уже вернулись в город. И поверьте, они оставили домочадцев барона де Голена живыми и почти здоровыми. Не бандиты же мы, в самом деле, чтобы убивать людей.
— Тогда зачем было нападать? — в первую их встречу спросил Кадан.
Рауль пожал плечами.
— Нам не нравится этот старикан.
Кадан спорить с ним не стал. Он понимал, что для аристократов пара синяков на лице Матильды или выбитый зуб не значат ничего.
— Мне странно, что ко мне ты относишься иначе, чем к другим, — только и сказал он, когда Рауль пришел к нему второй раз.
Рауль улыбнулся уголком губ.
— Потому что ты — не такой, как они. Ты — золотая искра в крупице лошадиного дерьма.
Рауль провел тогда ладонью по его щеке, но больше касаться его не стал — хотя и мог.
В конце недели гастроли в самом деле завершились благополучно — Кадану сообщил об этом слуга, которого он посылал к театру каждый день.
Он собирался навестить их и сказать, что с ним все хорошо, но время было уже позднее, и он решил заняться этим с утра.
А наутро, поднявшись с кровати, потянувшись и выглянув в окно, он увидел резную карету, перегородившую проулок. Кучер в голубой ливрее сидел на козлах и, завидев его, помахал рукой.
— Молодой господин, все готово. Когда пожелаете — можем выезжать.
Кадан замер, глядя на него и думая, что должен сказать.
— Это карета господина Рауля? — только и спросил он, хотя этого факта трудно было не понять без лишних слов.
— Нет, она принадлежит вам. Господин Рауль передает ее в ваше полное распоряжение вместе со мной.
Кадан опасливо огляделся по сторонам. Карета не имела на дверцах вензелей, но вместо них ее украшали золоченые завитки. Настоящий ли это металл или нет — с такого расстояния было не разглядеть, но определенно в квартале ремесленников они, как и кучерская ливрея, смотрелись неуместно.
— Я скоро спущусь, — выдавил он несколько смущенно и, крикнув слугу, принялся приводить себя в порядок.
Кучер отвез его в театр, где Кадан долго говорил с Бертеном и рассказывал обо всем, что произошло.
— Иногда мне кажется, что я попал в сказку, — нахмурившись, говорил он, — только я чувствую, что здесь что-то не то. Знаешь, когда он трогает меня… Такое чувство, что по венам пробегает огонь. А когда он смотрит на меня — такое чувство, что его глаза пронзают насквозь.
Бертен рассмеялся и погладил его по голове.
— Это любовь, Кадан. Тебе ужасно повезло. Редко совпадает так, что тот, кого ты любишь, и тот, кто готов дать тебе все — одно лицо.
— И что мне делать? — спросил Кадан. — Ты всегда говорил, что я не должен спешить. Корову подкармливают лишь до тех пор, пока она не начнет давать молоко.
Бертен пожал плечами.
— Не знаю, малыш. Никто не может гарантировать, что ты ему не надоешь. Только ты сам можешь привязать его к себе.
— Я даже не уверен, что хочу быть с ним… Ты забегаешь слишком далеко. Мне неловко принимать подарки… Подарки такой величины.
— Об этом не беспокойся. Я всегда знал, что однажды это произойдет, — Бертен ласково погладил его по щеке, — ты не мог всю жизнь прожить в этой дыре. Бери от жизни все. И не забывай друзей.
Рауль продолжал навещать его.
Теперь Кадан просыпался ближе к полудню и первым делом погружался в ванну на пару часов. Слуга подливал ему воду, а он сначала просто лежал, напевая вполголоса про себя, а затем стал читать книжку, которую подарил ему Рауль — "Принцессу Клевскую" Лафаетта.
В эти же часы Рауль заглядывал к нему. Кадан принимал его, не поднимаясь из ванны, которую затягивала густая мыльная пена.
Иногда Рауль гладил его по щеке или плечу, но никогда не опускался дальше груди. И хотя поначалу эти прикосновения заставляли Кадана дрожать, постепенно он привык и стал Раулю доверять.
Однажды в такое мгновенье он сам поймал его руку и поцеловал.
— Спасибо вам, — сказал он.
Рауль улыбнулся.
— Я бы хотел получить награду за свою доброту.
Он склонился к Кадану и замер, так что губы его почти касались губ Кадана.
Кадан колебался несколько секунд, а затем поцеловал его — неловко и немного неуклюже, потому что делал это в первый раз. Губы Рауля были сухими, а дыхание горячим, и Кадан почувствовал, как тело откликается на эту новую ласку.
Рауль отстранился, вглядываясь в его глаза, и Кадана снова объял страх, который он не мог объяснить даже себе самому.
— Мне лучше уйти, — глухо сказал Рауль.
Кадан кивнул.
Рауль продолжал присылать ему подарки, которые становились богаче день ото дня. Теперь это были лучшие драгоценности, камзолы, сшитые на заказ под него, благовония из восточных стран… Очень скоро Кадан понял, что все это попросту не поместится в его новых комнатах, и Рауль, кажется, думал о том же самом.
— У меня есть дворец в городе, — сказал он как-то, разглядывая резную шкатулку с набором подвесок, которую сам же и подарил, — там не живет никто, кроме меня, и не бывает никто из родни — только мои друзья. Вам там было бы удобнее, чем здесь.
— Ваши друзья, — с сомнением уточнил Кадан, сидевший с книгой в кресле у окна, но давно уже переставший читать. — Те самые, которых я видел у барона де Голена?
Рауль чуть повернул голову и улыбнулся уголком губ:
— Не бойтесь их. Они пальцем к вам не прикоснутся, если я им не разрешу.
— А если вы разрешите?
Рауль пожал плечами и внимательно посмотрел на него.
— Для этого вам пришлось бы очень сильно меня разозлить.
Кадан молчал.
Говоря откровенно, ему было любопытно узнать, как живет его покровитель. И еще — увидеть его лицо. Потому что Рауль приходил к нему в маске — до сих пор. "Не стоит кому-то видеть меня в этом доме", — говорил он, и Кадану было трудно спорить с ним.
Кадан встал и, отложив книгу, подошел к нему.
— Я хочу увидеть вас, — сказал он и своими тонкими пальцами коснулся краешков маски, но Рауль тут же накрыл их своими ладонями.
— Только после того, как въедете в мой дом.
Кадан колебался еще несколько дней, но в итоге последовал совету Бертена и решил брать от жизни все. Он переехал в городской особняк Рауля за две недели до того, как ему исполнилось девятнадцать лет.