Беременна не по правилам, или Цена одной ошибки (СИ)
— Замолчи, — сказал я. — Зачем мне кого-то искать, когда ты уже носишь моего ребёнка?
Тамара разражённо выдохнула.
— Руслан, по-хорошему прошу, отвяжись от меня и моего ребёнка, — произнесла она умоляющим тоном.
— А то что, пойдёшь и нажалуешься мамочке с папочкой, какой я плохой?
Она рыкнула и воскликнула.
— Отвяжись от нас, сука! Слышишь меня?! Отвяжись! Ты всего лишь донор! Ты — ДОНОР, а не отец и никогда им не будешь!
— Заткнись! — зашипел на неё. — Ты навредишь ребёнку своей истерикой!
— Что?! Я наврежу?! Да пошёл ты! Ненавижу тебя, урод! Матвей, немедленно останови машину!
Матвей затормозил.
— Езжай дальше! — рявкнул я. — И не вздумай слушаться её! Тамара, прекрати. Как я сказал, так и будет. Прими это и смирись.
Тамара с яростным криком неожиданно вцепилась мне в волосы, пытаясь сорвать мой скальп. Я зашипел от боли и отцепил от своих волос её цепкие ручки. Но она не угомонилась и замолотила мне по лицу своими кулачками, пыталась дотянуться до шеи, чтобы придушить — не вышло. Но коготками своими всё-таки дотянулась и расцарапала мне скулу и подбородок до крови. Ненормальная!
— Да уймись ты, бешеная дура! — крикнул я и встряхнул её.
Она успокоилась, только часто-часто задышала, а потом заплакала, закрыв лицо руками.
— Ненавижу тебя… — пробормотала она. — Оставь меня в покое, прошу тебя… Очень прошу…
— Не оставлю, Тамара, — сказал ей тихим и спокойным голосом. Достал из бара воду со стаканом и протянул ей. — И будь добра, не закатывай мне больше истерик. Ты скоро станешь Тамарой Ладомирской, будь добра соответствовать фамилии.
Она сделала глоток воды, а остальную воду плеснула мне в лицо.
— Я никогда не стану Ладомирской, — зло процедила она и отвернулась к окну, продолжая тихо плакать.
Похоже нас ждут трудности в общении.
* * *Пока мы ехали, я вдруг вспомнил своё детство…
Детство у меня ассоциировалось лишь с отцовским армейским ремнём, постоянными побоями и требованиями грозного родителя учиться лучше, занимать только первые места в конкурсах и олимпиадах, быть всегда первым в спорте.
А ещё, моё детство — это отсутствие матери. Она бросила меня, оставила на воспитание отцу-тирану. Даже строгий дед, который частенько, как и отец порол меня, иногда вздрагивал, когда металлическая пряжка ремня со звонким шлепком опускалась на моё тело — некоторые шрамы остались до сих пор, напоминая об отцовской тирании.
Отцу категорически не нравилось, когда я получал четвёрки, а не пятёрки. Ему не нравилось, когда я проигрывал олимпиады, специально уступая победу девчонке с большим и пышным бантом на голове, в которую я тогда был влюблён. Да только я её быстро перестал интересовать, когда прекратил уступать ей победы и угощать конфетами. Все женщины продажны, они всегда ищут лишь выгоду в отношениях и им нельзя верить. Так говорил мой отец. А больше всего его бесило моё внешнее сходство с моей матерью. Он её ненавидел, как впрочем, и всех женщин.
Моего ребёнка никто не посмеет и пальцем тронуть, и никто не посмеет на него голос повысить. Определённо, моему ребёнку не придётся думать о тех проблемах, какие вставали в своё время передо мной. Я много учился, много работал, так как в четырнадцать лет уже ушёл из дома — совмещал школу с работой. Думаете это невозможно? Я жил сначала у друзей из неблагополучных семей, потом шатался по подвалам и чердакам, пока в один проклятый момент меня не нашёл отец и не вернул обратно домой.
До сих пор помню его слова:
— Теперь ты стал мужчиной, Руслан.
Больше побоев не было, но я ничего не забыл.
У кого-то детство было смешное, с приятными воспоминаниями материнских рук и нежностей, её запахом и звуками её голоса…
У меня не было детства и не было семьи.
Только я есть у себя. И мой ребёнок, которого родит Тамара.
Я сделал всё возможное, чтобы подняться на ту высоту, на которой находился сейчас. Не спорю, что деньги отца и деда помогли — я учился в самом престижном ВУЗе страны, попал на практику в самую динамично-развивающуюся компанию — взятки нужным людям творят чудеса и проявил себя. Меня заметили и отметили мой ум и жёсткую хватку.
А мои отец и дед… Проклятый отец-тиран умер пятнадцать лет назад от сердечного приступа. А дед жив. Наверное.
Посмотрел на притихшую женщину, что отвернулась к окну, и почувствовал, как ко мне вернулось раздражение.
Глупая женщина!
Став моей женой, она сможет принимать участие в воспитании моего ребёнка, но при условии, что будет хорошо себя вести и слушаться меня.
Любовь?
После разочарований в детстве, потом в юности, я больше никогда не испытывал нежных чувств. Я считал, что, любовь — это чепуха и в отличие от бизнеса, она недостойна внимания.
* * *Мы въехали на территорию огромного особняка. Дом Ладомирского был не просто великолепен, это был показушный дом, чтобы все отметили, насколько богат его хозяин.
Хмыкнула про себя. Нисколько не сомневалась в его раздутом эго.
Интересно, сам Ладомирский выходец из бедной семьи? К слову сказать, о его детстве и родителях не было никаких данных.
Водитель вышел из машины и открыл сначала дверь Ладомирскому, а потом и мне.
Руслан даже не потрудился подождать меня, а сразу же направился по идеальной каменной дорожке ко входу в дом. Я не спеша пошла за ним.
Резную и очень красивую дверь открыл высокий и худощавый мужчина в чёрном костюме и белых перчатках. Личный швейцар?
Кивнула ему и удостоилась вежливого и благодарного кивка в ответ.
Когда я оказалась внутри особняка, то на мгновение замерла и забыла, как дышать. Красота дома была необыкновенной, но холодной. Всё было таким белым, ужасно дорогим, сверкающим, но здесь не было «тепла». Этот дом не знал руки хозяйки, которая только своим присутствием уже бы сделала его уютным, а ещё этот дом явно не знал любви.
Содрогнулась. Мне уже здесь не нравилось.
Подняла лицо к высокому потолку и скользнула взглядом по длинной мерцающей хрустальной люстре, которая каскадом спускалась от самой высокой точки вниз.
Мне вдруг показалось, что этот дом похож на огромный ледник — холодный, безжизненный и равнодушный. И на этом леднике оказалась я в обществе Ладомирского. Нам предстоит плыть на нём чужими и далёкими людьми. Но ведь всё в моих руках…
К нам вдруг вышла женщина в фиолетовом платье и белом фартуке.
Она всплеснула руками и заговорила:
— Руслан Германович, ну что ж вы не предупредили о гостье. Я бы заранее приготовила для девушки комнату.
— Не утруждай себя, Валя. Эта женщина не гостья. Тамара Юрьевна, моя невеста. Посели её в комнату на втором этаже и распорядись насчёт ужина. Нам не удалось поесть.
Если эта Валентина и удивилась новости о невесте, то виду не подала, а лишь кивнула и попросила меня идти за ней.
Оставив Руслана, который даже и не взглянул на меня, а развалился в кресле у камина, я последовала за женщиной по невероятной стеклянной лестнице, которая, по словам Валентины, была изготовлена из горного хрусталя. Лестница была ужасной. Но не в плане внешнего вида, как раз нет. Внешне — это был шедевр! Но вот ступать по этим ступеням было страшно. Перила были холодные. И вообще, казалось, что эта лестница вырезана из куска льда, и должна вскоре растаять. Определённо, ребёнок в таком доме жить не должен. Да тут одних острых углов было больше, чем в городе! И это я только увидела холл и примыкающую к нему гостиную.
Войдя в предложенную мне комнату, Валентина произнесла:
— Я очень рада, что Руслан Германович, наконец-то решил обзавестись женой. Эти его постоянные любовницы — временные игрушки очень надоели. Ни одна не смогла похитить сердце нашего дорогого хозяина. А вы… вы очень красивая, Тамара Юрьевна. И вы не похожи на других женщин — у вас глаза другие.