Что готовит нам судьба
Но только взгляд на книги помог Софи оправиться от приступа жалости к себе. Тысячи книг на полках, доходящих до высоких потолков. Единственным чтением там, где она росла, были пособия по саморазвитию личности с названиями вроде «Как освободить женщину-воина в себе» и «Гармоничное вегетарианство». И даже если Софи удавалось раздобыть на книжном развале что-то еще, она не могла найти тихое место, чтобы спокойно почитать. Комната вроде этой была ее мечтой.
Почти благоговейно Софи прошла вдоль рядов полок, ведя пальцем по корешкам. В основном это были почтенные тома в выцветших переплетах, но в последней секции у окна обнаружились более современные издания в мягких обложках – Дик Фрэнсис, Агата Кристи и, о радость, несколько дамских романов Джорджетт Хейер. Софи пискнула от восторга при виде книги «Дитя дьявола» и тут же угнездилась с ней на диване, вспоминая, как в четырнадцать лет отчаянно влюбилась в героя, страдая от понимания, что ни один реальный мужчина не сможет с ним сравниться.
Губы Софи изогнула ироничная улыбка. В четырнадцать мир было так легко делить на черное и белое, а к двадцати пяти выяснилось, что все устроено гораздо сложнее. Подростком она даже помыслить не могла, что однажды все-таки встретит такого мужчину, но он отнесется к ней как…
Мысль прервалась, когда из книги на колени Софи выпал свернутый листок бумаги. Развернув его, она увидела, что это письмо, написанное, если верить дате, тридцать лет назад. Почерк был мужской, неаккуратный, почти нечитаемый, но Софи без особых трудностей разобрала первую строчку:
«Любимая…»
Софи прекрасно знала, что читать чужие письма нехорошо, но предполагала, что это правило имеет какой-то срок давности. В любом случае письмо, которое выпало из книги Джорджетт Хейер и начиналось так романтично, напрашивалось на то, чтобы его прочитали.
«Сейчас сумерки, жара стала почти выносимой, как только зашло солнце. Я сижу на балконе с недопитой бутылкой джина, которую привез с собой из Англии. Это та бутылка, которую мы купили в Лондоне, ты еще несла ее под плащом, когда дождь заставил нас бежать обратно в отель. Как я мог выбросить вещь, касавшуюся твоего тела?»
«Какая прелесть!» – подумала Софи, стараясь представить себе, как Ральф пишет столь интимное послание или бежит под дождем, чтобы в номере отеля заняться любовью с женщиной, которой принадлежит его сердце.
«Спасибо, любовь моя, за фотографию К в последнем письме. Как же быстро он растет – куда делся пухлый малыш, которого я держал на руках в Элнбурге? Теперь это самостоятельная личность с характером – сколько в нем бесстрашной целеустремленности! Прощаться с ним в этот раз было намного тяжелее. Мне казалось, ничто не может сравниться с болью от расставания с тобой, но твои письма и воспоминания о времени, которое мы провели вместе, дают мне силы жить. А оставлять сына – все равно что отрезать часть от себя самого».
Сердце Софи дрогнуло, строчки запрыгали перед глазами. Скорее всего, К – это Кит. Тридцать лет назад ему было всего три или четыре года.
«Я смирился с тем, что мне приходится делить тебя с Ральфом, ибо знаю – на самом деле ты не принадлежишь ему ни в каком из смыслов. Но то, что Кит вырастет, считая его настоящим отцом, заставляет меня задыхаться от злости на несправедливость этого мира. Почему не я встретил тебя первым?»
Открыв рот от удивления, Софи недоверчиво перечитала последние фразы. И после тридцати лет от письма исходило такое отчаяние, что у нее перехватило горло, но грандиозность откровения пока никак не укладывалась в мозгу.
Ральф Фицрой не был отцом Кита?
Звук открывающейся за ее спиной двери заставил девушку подпрыгнуть почти до потолка. Дрожащими пальцами она торопливо запихнула письмо обратно в книгу и раскрыла ее на другой странице.
– Как ты быстро, – пробормотала она, обернувшись, чтобы взглянуть на Кита, который вошел в библиотеку с толстым картонным пакетом в руках.
Он явился прямо с улицы, не задержавшись в холле, чтобы снять куртку. При каждом его движении ноздрей девушки касался запах холода, озона и сосен.
– У меня возникло ощущение некоторой срочности.
Поставив пакет на другой край дивана, Кит достал упаковку тампонов и бросил ее Софи, которая не решалась поднять на него глаза. Стеснение от того, что ему пришлось покупать для нее средства женской гигиены, почти померкло по сравнению с тем, что она только что выяснила о его происхождении.
– Спасибо, – тихо сказала Софи.
– Не стоит. – Снимая куртку, Кит посмотрел на нее настороженно. – Это меньшее, что я мог сделать после того, как набросился на тебя в холле. Мне не следовало быть таким придирчивым. Прости.
– Забудь. – Ей не хотелось, чтобы он вел себя мило, расширяя оставленную письмом трещину в ее доспехах.
Теперь в его глазах появилось удивление.
– Не думал, что с тобой будет так легко помириться. – Он снова залез в пакет и выудил огромную шоколадку. – Мне казалось, понадобится по крайней мере это. Или даже это. – На свет появилась бутылка.
– Джин? – Софи рассмеялась, хотя сердце на мгновение сжало печалью при мысли о письме – о матери Кита и ее неизвестном любовнике, пьющих джин в гостиничной постели под шум дождя.
О боже. Не надо было ей думать о постели.
Кит унес бутылку к резному буфету возле письменного стола.
– Аптекарша миссис Уоттс, которая при других обстоятельствах сделала бы блестящую карьеру детектива, посмотрела на мои другие покупки и сказала, что джин хорошо помогает от менструальных болей.
– О боже! Представляю, как тебе было неловко.
– Совсем нет, хотя, разумеется, мой опыт не позволяет судить о ценности ее совета.
– Джин как лекарство для меня новость, но я бы согласилась попробовать, даже если бы кто-то предложил мне напиться крови летучей мыши или позаниматься йогой голышом.
– Так плохо? – спросил Кит, доставая из буфета банку тоника.
– Не в этот раз, но иногда бывает просто кошмар. Хотя, конечно, не в сравнении со многими другими вещами, – добавила она поспешно, вспомнив, что Киту приходилось работать в зонах военных действий и разбираться с последствиями взрывов.
– В пакете есть обезболивающие. – Он плеснул джин в стакан. – А что говорят доктора?
– Я их не спрашивала. – Софи никогда не была прикреплена ни к какому медицинскому учреждению, а ее мама Радуга верила, что любую болезнь можно вылечить с помощью крапивы. – Я смотрела в Интернете и выяснила, что это либо эндометриоз, либо рак в последней стадии – маловероятно, потому что длится уже двенадцать лет. По той же причине отпадает аппендицит. Отравление мышьяком тоже не подошло, а больше я не искала.
– Тебе надо показаться доктору. – Кит подошел, держа полный стакан с кубиками льда. – А пока займемся самолечением.
– У меня мало нерушимых правил, но не пить крепкие спиртные напитки до полудня в одиночестве – одно из них. Выпьешь со мной? – Она вдруг подумала, что у Кита нет причин задерживаться в ее компании после того, как он выполнил свой моральный долг, и добавила: – Если тебя не ждут какие-то важные дела, конечно.
– Ничего, что не могло бы подождать еще. – Он отправился смешивать джин с тоником себе, по дороге подложив в камин еще одно полено. – Я пытаюсь разобраться с документами на поместье. Мой отец не силен в организационных вопросах, он десятилетиями управлял Элнбургом по страусиному принципу.
– Значит, Джаспер унаследовал привычку прятать голову в песок от Ральфа?
– Боюсь, что так. – Кит уселся на противоположный край дивана лицом к Софи. – То же самое касается пьянства и склонности считать, что личное обаяние вытащит его из всех тяжелых жизненных ситуаций. – Он прервался, чтобы сделать глоток. – Прости, наверное, я не должен говорить о нем так в твоем присутствии. Справедливо будет заметить, что гены безудержного женолюбия ему не передались.