Противостояние

Драка продолжалась больше часа, напор атакующих то спадал, то наоборот взрывался с новой силой, так и, норовя смести ряды правоохранителей. Но было поздно, тот самый, первый натиск, который мог бы пробить ряды милиционеров и солдат внутренних войск был отбит, а в ходе столкновения, командиры спецназа провели перегруппировку, заменяя уставшую смену бойцов, на свежие силы, вновь прибывших сотрудников. Солдат внутренних войск отвели в тыл, а их место заняли сотрудники «Беркута». Постепенно противостояние сошло на нет, и активисты Майдана отошли назад к своим баррикадам. Лишь изредка несколько человек выбегали вперед и кидали камни в сторону рядов «Беркута». К этому уже привыкли и особо не обращали внимания — камни летели по высокой траектории, что позволяло заранее понять, куда они упадут… и прикрыться щитами, ну или отойти в сторону.
Воспользовавшись затишьем, Словник и несколько его подчиненных сменились на своих позициях и вернулись к автобусу, чтобы отдохнуть и перевести дух.
— Командир, гляди, вон полкан местный бежит, как бы опять не начал пистон вставлять, — кивнув в сторону улицы, предположил Жбан. — Этому только дай волю, чтобы нотации почитать.
— Работа у него такая — нотации читать, — отмахнулся Слон.
Сейчас он был занят более важным делом — просматривал фотографии дочери, которые выложила его жене на своей страничке в одной из социальных сетей. Единственным светлым пятном, на хмуром фоне дежурств на улице Грушевского, была халявная точка Wi-Fi, обнаруженная все тем же молодым пронырой Глазом. Можно было даже с женой пообщаться через «аську», хотя Вера, все просила Владимира вести общение с помощью «скайпа», но Словник это варинат отвергал под различными предлогами, так как боялся, что жена поймет, где он находится… ведь по «официальной» версии: Слон охранял Запорожскую АЭС.
— Капитан Словник?! — прокричал над самым ухом, запыхавшийся от бега полковник. — Встать!
Владимир выключил телефон и медленно поднялся с деревянного настила, на котором сидел… слишком медленно, тем самым давая понять, что он думает о прибежавшем полковнике.
— Капитан, ты, что с головой не дружишь? Какого хрена у тебя в руках была труба, а не резиновая дубинка?! — от напряжения лицо полковника раскраснелось, и он стал похож на переспелый помидор. — Ты хоть понимаешь, что журналюги тебя засняли, как ты своим дубьем активистов бил? Это же статья! Из-за тебя придурка, могут погоны с таких людей полететь, что даже трудно себе представить!
— Товарищ полковник, правильно говорить не резиновая дубинка, а резиновая палка, сокращенно — «ПР», — вежливым голосом, поправил полковника Словник.
— ЧТО?! Ты… Ты… Да, как ты смеешь мне дерзить? Под суд пойдешь! Понял? — полковник гневно замахал руками, пытаясь изобразить какую-то фигуру в воздухе, но видимо поняв тщетность своих усилий, громко выматерился и убежал дальше по улице.
— Чего это он такой нервный? — меланхолично спросил Жбан, который даже не сделал попытки встать, при появлении вышестоящего начальства. — Может у него понос?
— Ага… словесный! — согласился Владимир, снова включая телефон и усаживаясь на деревянный настил.
— Воины, а какого это, вы тут сидите? — раздался вкрадчивый голос совсем рядом.
— Товарищ полковник, личный состав отдыхает после стычки с противником! — вскакивая, как ошпаренный выпалил Словник.
Жбан стоял рядом, вытянувшись по стойке смирно, и всем своим видом показывая, что он так и стоял с самого начала, а командиру просто показалось, что он лежал.
— Ну-ну! — сжав губы, хмыкнул полковник Обесов. — А, ты капитан, как мне уже доложили успел отличится. Мне в главке все уши прожужжали, что мои бойцы, тут чуть ли не оглоблями мирных демонстрантов разгоняют. У тебя, что и правда в руках труба была?
— Не совсем труба, а всего лишь бита, на которую нацепили обрезок трубы, — с невинным лицом доложил Владимир. — Не большой такой кусок, сантиметров двадцать… не больше!
— А, ну если кусок, то это не страшно, — металлическим голосом, не предвещавшим ничего хорошего, произнес командир крымского «Беркута».
— Товарищ полковник, мы эту дубину сразу же выкинули, так, что на нас ничего не повесят, — влез в диалог Жбан. — А про фото можно сказать, что это фотомонтаж!
— Прапорщик, а к тебе будет отдельный разговор. Ты, за каким таким дьяволом огнетушители в толпу кидал? А?!
— Дык… я… это… того… обронил баллон когда ВоВанов тушил… случайно, — опустив глаза, пролепетал Жбан.
— Случайно обронил? — скептически вскинув брови, спросил полковник. — А ничего, что баллон огнетушителя пролетел двадцать метров и вдребезги разбил камеру журналистов «Интера»? Да еще и оператору фингал поставил!
— Я не хотел в оператора «Интера» кидать, я думал, что это чудаки на букву «М» с «5 канала», — растерянно пробормотал Жбан.
— Товарищ полковник, а как нас могут идентифицировать? Мы же все в шлемах и балаклавах. У нас ведь даже номеров на шлемах нет, как у ВВешников.
— Словник, ну что ты как маленький? Зачем думаешь, сюда нагнали столько местных начальников? Здесь сейчас киевских майоров и полковников больше, чем сержантов и прапорщиков «Беркута». Так что не бойся, каждый ваш «подвиг» замечен, и каждый «герой» идентифицирован. Короче, то, что пресекли попытку прорыва и не дали смять наш правый фланг — молодцы, а то, что использовали при этом не положенное по штату самодельное оружие — объявляю вам устный выговор. Договорились? Ну и отлично!
— Товарищ полковник! — видя, что полковник Обесов собирается уйти, крикнул Жбан: — наших много пострадало? Вроде «скорых» много приезжало.
— У ВоВанов шесть «тяжелых» пострадавших, все с левого фланга, там какая-то скотина целенаправленно стреляла по ногам. Все «тяжелые» с серьезными ранениями ступней: то ли арбалетными болтами стреляли, то ли еще чем-то подобным, но «берц» рвало в хлам, отрывая пальцы и ломая кости ног. А так как всегда: переломы, ушибы, несколько с обожженными конечностями. Наших все целы, они же за тобой ломанулись на правый фланг, только как всегда у половины порвана форма и где взять новую ума не приложу, — махнув рукой на прощание, полковник пошел дальше по улице, к тому месту, где скапливалось начальство.
— Да, с формой, все плохо. Даже такую мелочь, как замена «камков» организовать не могут, — с сожалением в голосе пробурчал Жбан, оглядывая порванную на локте куртку.
— Хорошо трындеть, — одернул его Владимир. — Пошли, вон посмотри, опять кажись «майданутые» выдвигаются. А представь, что это было все сделано специально: облили бензинов первый ряд, нашего правого фланга, только для того, чтобы привлечь к нему внимание, а настоящей целью был левый фланг и неизвестный стрелок, который целил в ноги ВэВэшникам.
— Да, ну на фиг! Если противник перейдет к осмысленной тактике, а не просто будет толкаться и кидать камнями, то нас так могут всех перебить и искалечить. Огрызаться ведь нельзя, сразу местное начальство начинает слюной брызгать, вспоминая о правах человека, как будто мы с тобой не люди.
— Доля у нас такая: нас ебут, а мы крепчаем, — обреченно взмахнув рукой, ответил Словник. — Точно: собираются штурмовать наши позиции. Ночка у нас будет сегодня та еще!
— Ёп! Ну, что за непруха?! Хуже не придумаешь, чем ночью с ними толкаться. Не видно же ни хрена, каменюкой как звезданут изподтишка, и пиши потом письма из больнички.
— Бог не выдаст, свинья не съест! Главное до утра достоять, а там нас сменят, и поедем в казарму, клопов кормить.
Тяжело поднявшись с земли, Словник спрятал телефон в карман куртки под бронежилетом и опустив прозрачное забрало шлема пошел в сторону откуда снова стали доноситься громкие крики проклятий, рев толпы и грохот самодельных барабанов… следом за ним шел Жбан, Леший, Панас, Гвоздь и еще несколько десятков крымских спецназовцев. Непоседливый Глаз принялся стучать ПээРом по щиту, выбивая только ему понятный ритм. Неожиданно обычно молчаливый гвоздь, громко выкрикнул: «Бер-кут!» «Бер-кут!», и тоже принялся бить резиновой палкой по щиту. А уже через несколько минут по щитам колотили все присутствующие на улице милиционеры и над их рядами разносился громкий боевой клич, подхваченный сотнями бойцов…