Пирог из горького миндаля
И в ту же секунду девочка опрокинулась вбок. Тишка вскрикнула.
Девочка, однако, и не думала падать. С ловкостью циркового акробата она в последний момент зацепилась за ветку ногой, согнутой в коленке, и повисла вниз головой. Руки девочка скрестила на груди, лицо оказалось закрыто упавшими волосами. Белая юбка задралась, открыв гладкие бедра и полоску голубых трусиков.
– Показушница! – фыркнули из соседней кроны.
– Лохушка! – отозвалась белая юбка.
А затем с силой крутанулась, перехватила ладонями ветку – опля! – и пружинисто приземлилась на обе ноги.
Секундой позже без всяких акробатических номеров с яблони спрыгнула вторая девочка, откинула волосы, с беззастенчивым любопытством рассматривая Тишку. Глаза у нее были широко расставленные и светло-голубые. Прозрачный лоб, кукольной гладкости кожа, русые брови словно нарисованы тончайшей кисточкой волосок к волоску. Гладкая девочка, тонкая, как фарфоровая чашка.
– Ты дочь тети Тани?
Тишка молча кивнула.
– А язык у тебя есть, дочь тети Тани? – поинтересовалась акробатка. Она села на траву прямо в своем белом платье, длиннющие ноги вытянула перед собой и зевнула – широко, во весь рот. – Зовут-то тебя как?
– Тишка.
Кукольная девочка по-прежнему улыбалась – сонно, чарующе, и в глазах мелькало что-то странное, как будто она не была уверена, что все вокруг ей не снится. «Может, я и правда ей снюсь?» – внезапно испугалась Тишка. Какой-то дурман исходил от этой голубоглазой.
Резкий голос второй вернул ее к действительности.
– Тишка – это кошачья кличка.
Лелик, пять минут назад сказавший дословно эту же фразу, произнес ее задумчиво, словно взвешивая факты. Его слова не казались обидными, они лишь иллюстрировали способ его мышления. «Тишка – это кличка для кошки. Ты не кошка. Следовательно, вряд ли тебя могут так звать».
А девочка в белом платье никаких умозаключений не делала. Она шлепнула на Тишку пренебрежительный ярлык: дура! И откинулась на спину, удовлетворенная результатом.
Тишка прикусила губу.
Она ничего не станет объяснять этой красивой взрослой девочке, умеющей крутиться на ветках.
– Я Вероника, – певуче сказала голубоглазая. – А это моя сестра Женя. Нашу маму зовут Люда.
– Еще генеалогическое древо нарисуй, – фыркнула Женька.
– Я могу нарисовать, – встряла Тишка. – Наши мамы родные сестры. Значит мы с вами – двоюродные.
Но если в глубине души она надеялась вызвать в Женьке снисходительность к новообретенной кузине, то просчиталась.
– У нас тут полный дом родственников, – презрительно отмахнулась та. – Шагу сделать нельзя, вляпаешься в братца или дядюшку. Кстати! – она привстала и огляделась. – Где-то тут шарахалась бледная спирохета. Надо вас познакомить.
– Спирохета?
– Ну, этот, – Женька щелкнула пальцами, – как его… Вероника, как его там?
– Ты знаешь как, – кротко отозвалась младшая сестра.
– Знаю! – Женька вдруг широко улыбнулась. – Лелик. Лелик-болек-анаболик! Отличная, между прочим, подбирается компания! Четкий Паша, бледная спирохета, малютка с проблемами самоидентификации, моя младшая сестра, которой не хватает одного полушария мозга… – она притворно нахмурилась и театрально приложила пальцы ко лбу, – вот только не могу вспомнить какого…
– Так может, это тебе не хватает полушария? – с прежней кротостью спросила Вероника.
В ту же секунду Женька вскочила на ноги. Тишка отпрянула. Лицо девочки напомнило ей выражение Прохора, когда деда перебила бабушка Рая.
«Драться будут!» – ужаснулась Тишка.
Но тут Женя расхохоталась.
– Иногда ты перестаешь выглядеть дурочкой, моя милая.
Она с неожиданной ласковостью взъерошила волосы сестре.
Тишка выдохнула. Битвы не будет! Странно только, что гримаса на белом личике Вероники кажется застывшей. На губах девочки по-прежнему играла слабая улыбка, и невозможно было определить, нравится ли ей происходящее. Но самой Тишке примирительно улыбаться совершенно расхотелось. Поглаживания Женьки становились все настойчивее, она все сильнее притягивала сестру к себе. Та казалась вялой и не сопротивляющейся. Вот только два розовых пятна на скулах…
Тишка не понимала, что ей делать. Требуется ли что-то предпринимать или все в порядке? Вот в чем всегда состоит проблема.
Смотришь на мать с ее ровным спокойным лицом. Смотришь на папу. Они сидят, обедают. И самая большая ошибка, которую ты можешь сделать, это решить, что если все выглядит хорошо, значит, все и правда хорошо.
Нет, ты должен быть всегда настороже! Подхватывать опрометчиво падающие фразы и бережно относить в сторону, чтобы они не взорвались посреди обеденного стола. Не забывать постоянно шутить, и что с того, что каждая шутка получается глупее предыдущей, а ведь и первая не была образцом остроумия. Пусть смеются над ней! Лишь бы не ругались.
Если ты окажешься достаточно чуток, если ты каждую секунду будешь держать в памяти, что под вами опасный лед, а вовсе не благополучный каток, и ты не кружишься здесь на коньках в свое удовольствие, а отчаянно пытаешься удержать всех троих от падения в черную воду, – так вот, девочка, если ты все время будешь контролировать ситуацию и помнить, что не смеешь выпустить маму и папу из сферы своего внимания, то у тебя что-нибудь может и получиться. И ты всех спасешь.
Или нет.
– Кто такой четкий Пашка?
– Что?
– Пашка, – повторила Тишка. – Кто это?
Женька выпустила сестру и уставилась на нее.
– Я тебе что, «Желтые страницы»?
– Это еще один наш родственник, – подала голос Вероника. Она отошла от сестры и приглаживала волосы, точно кошка, которую потискали грязными руками, и теперь она старательно умывается, стирая с себя чужие запахи и отпечатки. – И твой тоже. Сын дяди Вениамина.
– Скажи лучше – еще один претендент.
– Претендент? – повторила Тишка.
Женя насмешливо взглянула на нее. Глаза у нее при солнечном свете оказались карие, яркие, с золотыми искрами.
– Девочки, вы Лелика не видели?
Все трое обернулись.
На площадку из-за деревьев вышел сухопарый подтянутый человек. Он поразительно напомнил Тишке игрушечных солдатиков, которых собирал папа: узкоплечих, с прямыми спинами и крошечными усиками под острыми носами.
– Нет, дядь Юр, не видели, – ответила за всех Женька.
Тишка бросила быстрый взгляд в окно второго этажа. Лелик был в комнате десять минут назад. Но с учетом мыши, обнаруженной в ящике буфета бабушкой Раисой, вряд ли отец ищет его, чтобы представить к награде.
Поэтому она промолчала.
Сухопарый собирался уходить, но задержал на ней взгляд.
– Подождите-ка… Ты уж не Янина ли?
Тишка кивнула:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте! Вот так дела! Значит, Таня все-таки…
Он осекся. Нахмурился. Скупо улыбнулся, не переставая хмуриться, отчего лицо его приобрело странное выражение, и присел перед девочкой на корточки.
– Я думал, ты старше. Сколько тебе?
– Двенадцать.
Теперь лицо его выразило веселое недоумение. Ну давайте, дядя Юра, присоединяйтесь к клубу желающих сообщить о несовпадении роста и возраста!
Но отец Лелика сказал совсем другое:
– Ты на отца очень похожа. Приятно познакомиться, Янина.
Протянул руку и бережно пожал неуверенную ладошку.
Когда дядя Юра скрылся за деревьями, Женька обошла вокруг Тишки, щуря карий глаз.
– Тебе правда двенадцать?
Девочка кивнула. Внутри билась маленькая яркая радость, надо было не расплескать ее.
– Мне четырнадцать. Она, – Женька кивнула на сестру, – на год младше. Мы тут уже две недели торчим. А тебя надолго сюда?
Тишка пожала плечами.
– Снова язык проглотила, – констатировала Женька. – Слушай…
Она осеклась и вскинула голову. Издалека донесся старческий голос, такой громкий, отрывистый и противный, будто кто-то лупил по ведру железной палкой.
Сестры переглянулись.
– Изольда! – шепнула Женька. Глаза ее расширились. – Живо за ней!