Идеальный (СИ)

 Хиддлстон давит на кнопку и выдергивает из шкафчика бутылку. Прислоняет холодное стекло ко лбу и выдыхает сквозь зубы.
 Сколько раз зарекался не заводить знакомств, любое из которых, при его... проблеме, всегда заканчивалось плачевно. И вот... в очередной раз на те же грабли. Типичный случай.
 Ведь он знал... Знал, что все вот так вот и кончится.
 Давно пора понять, что надеяться на изменения глупо.
 Том тяжело опускается прямо на пол и делает большой глоток темной жидкости. Отвратительный вкус заставляет поморщиться – Хиддлстон никогда не любил крепкий алкоголь. Но после всего...
 Думал, если давно ни с кем не общался, то сейчас сможешь?
 И Том глухо смеется своим мыслям.
 Идиот... Пригласить на кофе в десять вечера – верх глупости. И куда... в номер отеля, мать его!
 О чем он только думал?
 Думал... Как раз думал. О своем одиночестве. О музыке, которую так хотелось показать кому-то, кто увидит в ней больше, чем ноты...
 И как голодная дворовая собака бросился к первому, кто обратил внимание.
 Одиночество при всеобщем признании. Смешно...
 То, чего он достоин?
 Но за что?
 Виски проходится по пищеводу обжигающей волной. И вкус уже не чувствуется. Только жар. Как тот, когда сильные руки сжали плечи, а настойчивые губы заставили забыть о том, что...
 Не гей?
 Хиддлстон нервно усмехается, вспоминая выражение отвращения в голубых глазах Криса. Как, кстати, его фамилия? Неважно...
 Важна реакция.
 То, как этот светловолосый мужчина отреагировал на музыку. Ведь... реакция определенно была! Ему понравилось?
 Том смаргивает и снова прикладывается к бутылке.
 Может, Крис почувствовал то же, что и он сам?
 Этого нет, Том. 
 Так он сказал?
 Тьма не тронет тебя. 
 Вот как? Значит... понял?
 И Том со стыдом вспоминает свои слезы.
 В любом случае, с Крисом он больше не увидится. Какое ему дело до пусть и известного музыканта? Все они... только лицемеры. Он одинок даже тогда, когда на сцене. Тысяча глаз – и ни в одних нет любви или хотя бы понимания. Жадность, восторг, равнодушие, удовольствие... И каждая из этих эмоций направлена на Томаса Уильяма Хиддлстона, знаменитого лондонского музыканта. И ни одна – на Тома.
 Да, они интересуются личной жизнью. Жадно ловят любую подробность, любой слух, намек... Но лишь для того, чтобы состряпать очередную статью и посудачить о «звезде».
 Пустота...
 Вся жизнь пропитана ей.
 А еще грязь.
 Мрак, который не отпустит. Он пустил корни в самом сердце. Впитался так глубоко, что стал одним целым с душой. Пронзил своими черными жилами...
 – Хотел бы я забыть, – тоскливо шепчет Том, пытаясь разглядеть свое отражение в стекле бутылки, – понимаешь? Все...
 Ну, да... Конечно. Такого подарка ему не сделают, даже если он продаст свою душу. Хотя кому она нужна... Такая.
 Виски вконец потерял и вкус и эффект. Осталось только мерзкое ощущение опьянения и потери координации.
 Хиддлстон гладит дрожащими пальцами флейту и, ощущая, как гладкий металл холодит пальцы, понимает, что никого ближе нее у него никогда не было. И, наверное, не будет.
 Детство, пропитанное вонью перегара и пьяными криками, юность, запомнившаяся только изощренными издевательствами в школе... И то, что произошло потом... Через все он пронес музыку и флейту. То, что всегда с ним.
 Флейте все равно, кто он на самом деле. И каждый день, поднося ее к губам, он уверен, что уж она-то не испытывает неприязни и отвращения. Она говорит с ним. Единственная из всех.
 И она никогда не оставит его. Потому что понимает, что нельзя требовать от грязи, чтобы она не была грязью.
 Бред...
 Докатиться до того, что считать своим другом неодушевленный предмет.
 Но с другой стороны... Как ему еще не сойти с ума от одиночества?
 Идеальным выходом была бы смерть, но... Том всегда боялся того, что после. Если здесь так страшно, что же там, за чертой?
 Плач и скрежет зубовный?
 Страшно.
 Том растягивает губы в улыбке и буквально заливает в себя алкоголь.
 Напиться так, чтобы отрубиться прямо здесь. Чтобы накатило блаженное забытье... Чтобы не мерещились пляшущие тени и монотонный голос, начитывающий на латыни.
 А еще губы, заставившие на секунду почувствовать себя живым.
 Он ведь... не почувствовал отвращения или ставшего обычным страха. Хотя должен был бы. После всего.
 Впервые к нему прикоснулись... вот так. И это было... было...
 Том щелкает пальцами, пытаясь поймать ощущение.
 Вспышка. Вот, что это было. Так, будто прикоснувшись к его губам, Крис на секунду содрал с его души пленку. С мясом, с приставшей гнилой кожей...
 Вскрыл гнойную рану.
 Это неправильно. Отвратительно. Грешно, в конце концов...
 – Идиот... – нараспев тянет Хиддлстон, раскачивая в бутылке темную жидкость, – глупый, глупый Том...
 И смеется, чувствуя, как щиплет в глазах.
 ________________________________________________________________________
 Вот, такая глава получилась.
 Не планировала кидать сюда музыку, но... эту главу читать можно только под Wolves In The Throne Room – Woodland Cathedral
 Глава 3. «Начало». 
 Как доехал до дома Крис почти не запомнил. В груди клокотала такая буря эмоций, что картинка реальности смазывалась, превращаясь в непонятное цветное непотребство. И на фоне всего этого калейдоскопа кадров навязчиво мелькали потемневшие, мутные глаза флейтиста и измученное лицо, с мокрыми дорожками на щеках.
 Хемсворт никогда не думал, что с ним может случиться что-то подобное.