Идеальный (СИ)

  И снова вопль. Словно с человека заживо сдирают кожу.  
  Хемсворт вздрагивает и отшатывается к стене.  
  Что там происходит?!  
  А сбоку... Крис удивленно вздрагивает и судорожно кидается к распахнутой двери, сквозь которую виден выход. Надпись «Exit» светится мягким зеленоватым светом, словно приглашая уйти из жуткого места.  
  И едва он Хемсворт делает шаг к лестнице, из зала доносится умоляющий голос: 
  – Нет! Пожалуйста! Я не стану!..  
  И захлебывающийся крик, полный боли и безысходности.  
  Это же...  
  Крис никогда не слышал, как Том кричит, но... Это определенно его голос!  
  Боже...  
  Как он оказывается в зале, в памяти не отпечатывается. Просто через несколько секунд после осознания Крис оказывается посреди огромного круглого помещения. Тусклый неверный свет, темные безликие фигуры... и Том, прикованный к какому-то столу. По бокам стоят люди в заляпанных кровью белых масках. В руке у одного из них длинный тонкий нож, с кончика лезвия которого капает кровь.  
  Криса они явно не видят. Или... делают вид?  
  Музыкант обнажен, кожа покрыта ссадинами, какими-то симметричными ранами... И, похоже, не только на груди, но и на спине. Потому что по камню из-под тела англичанина расползается кровавая лужа. Густая, почти черная в темноте жидкость с тихими шлепками капает на пол.  
  Крис судорожно подшагивает к... жертвеннику? И Том, наконец, замечает его. Блестящие от слез боли глаза распахиваются еще шире и музыкант шокировано выдыхает: 
  – Ты?! Что ты делаешь здесь, Крис?!  
  И все погружается во мрак.  
  Он накрывает резко, жадно, словно желая выпить весь свет, задавить, загасить его... И ощущение это настолько яркое и четкое, что Крис, вскрикивая, пытается отодрать от себя эту почти осязаемую тьму, но пальцы натыкаются только на...  
  И Хемсворт бездумно проводит ладонью по чужой груди, с ощутимыми неровностями шрамов, гладит прохладную нежную кожу... Зацепляет напряженный сосок... И чувствует, как вздрагивает лежащий рядом... мужчина?! 
 Хемсворт резко вскидывается, широко раскрывая глаза. Вокруг разреженная огнями с улицы тьма, знакомые очертания мебели.
 Рука судорожно ощупывает смятую постель, сминает простынь.
 – Нужно бы выпить... – собственный хриплый голос заставляет вздрогнуть.
 Крис кусает себя за губу, заставляя успокоиться.
 Нет. Пить он не будет. Это ни к чему сейчас.
 Он просто сейчас умоется и ляжет обратно. Досыпать оставшиеся два часа.
 А потом поедет в офис, отработает положенное время и... Найдет этого чертова англичанина. Приедет прямо в отель и потребует объяснений. Как бы глупо это ни выглядело.
 Глупо?
 Хемсворт нервно усмехается и спускает ноги на пол.
 Интересная ситуация получится... Он заявится в номер к мировой знаменитости и начнет впаривать про мистическо-эротические сны с его участием. Очень интересный расклад. Насколько бы странным Том ни был, он Криса пошлет. И будет прав. Особенно после того, что произошло.
 Сон улетучивается окончательно.
 Крис сжимает виски пальцами, пытаясь успокоиться.
 Это просто сон. Игра подсознания. Детские воспоминания, усталость и впечатление от нового знакомства, которое и знакомством-то назвать нельзя.
 Ничего особенного.
 Но в глубине души... Хемсворт чувствует, что должен пойти к Тому. Просто... чтобы разобраться. Лишним не будет.
 И вообще... зачем приезжать в отель? Майк, кажется, говорил, что этот англичанин дает последний перед окончанием тура концерт в каком-то закрытом клубе? Вот туда-то Крис и придет. Поймает музыканта где-нибудь в тихом месте после выступления и поговорит.
 Просто поговорит. Чтобы понять, что происходит. Благо журналистский опыт забалтывания собеседника с целью получения информации есть.
 С такими обнадеживающими мыслями Крис неожиданно для себя засыпает. На сей раз уже без сновидений.
 _________________________________________________________
 *"Кровь пьем, плоть вкушаем, возродите тело Сатаны
 Слава Антихристу!
 Слава Сатане!" (с).
 Gregorian – Ave Satani (The Omen)
 Глава 4. «Попытка осознания». 
 Пробуждение болезненное. Виски ноют, во рту мерзкий привкус. И Том боится шевельнуться, прекрасно понимая, что одно движение – и голова взорвется болью.
 Сколько же он вчера выпил?
 Хиддлстон слепо шарит рукой по жесткому ковролину, пока пальцы не натыкаются на гладкое стекло пустой бутылки.
 И после этого он еще не заблевал ковер?
 Едва мысль посещает плохо работающий похмельный мозг, внутренности буквально скручивает. Том, забыв о головной боли, вскакивает и через секунду со стоном сгибается над идеально чистым унитазом.
 ***
 Шум воды успокаивает. Теплые струи стекают по лицу, шее... Словно ласкают.
 Интересно, сегодня ему что-то снилось? Могло, наверное... Том никогда не запоминал свои сны. И только по ощущениям мог определить был ли это кошмар, или нет. Но сейчас... Голова болит так, что определить что-то не реально. Пожалуй, к вечеру, когда будет полегче...
 Том ловит капли губами, чувствуя, как немного отступает боль, становясь привычным ноющим ощущением, не отпускающим никогда.
 Врачи никогда не разрешали ему пить. Тем более, в таких количествах. А он и не пил. Даже когда было совсем плохо. Но вчера... Рука машинально проходится по лицу, задевая губы.
 Насколько же надо быть... неправильным, чтобы подобное не вызывало отвращения? Более того – понравилось.
 Хиддлстон никому не признавался, да и сам предпочитал не думать об этом, но в его жизни никогда не было отношений. Он и сам не знал, почему так вышло. Всегда одиночество. Наполненное музыкой, страхом и пустотой. А еще вечными сомнениями в реальности происходящего. На сцене, ночью, просыпаясь в холодном поту, на улице, в машине, в самолете... Страх, который не отпустит никогда. Потому что есть знание. Смутное, обрывочное, основанное на полуреальных воспоминаниях... Но от одной мысли о нем по позвоночнику бегут капли холодного пота, и эта боль... Разрывающая виски, заставляющая забиваться в темный угол, затыкать уши, только бы ни один звук не прорвался...