Последний защитник Брестской крепости

Кожевников громко крикнул, но солдаты не услышали его, продолжая бороться с решетками.
— Слушай мою команду! — гаркнул он еще раз, и несколько человек обернулись. — Все бегом, расчищать проход. Где дежурный по роте?!
— Убило дежурного, — хмуро отозвался один из солдат, помогавших с этой стороны старшине раскидывать завал.
— Где он?
— Там! — солдат кивком указал на труп у стены.
Дежурный лежал лицом вниз, на полу рядом с ним расплывалась большая темная лужица.
— Возьми у него ключи! — приказал старшина.
Солдат на негнущихся ногах подошел к телу и осторожно забрал из окоченевших рук мертвеца связку ключей.
— Где сержант Пахомов? — взяв перепачканные в крови ключи, спросил старшина.
— Я! — отозвался крепкий высокий парень.
— Срочно добраться до оружейной комнаты и каптерки, — скомандовал Кожевников, бросая сержанту ключи. — Вооружить подразделение и достать перевязочные средства. Казарму без приказа не покидать!
— Ох, бяда! — вдруг истерично воскликнул кто-то за его спиной.
Кожевников обернулся. Мамочкин застыл с открытым ртом и вытаращенными глазами.
— Все нормально, сынок, — успокаивающе похлопал его по плечу старшина. — Это просто провокация. Обычная провокация.
Кожевников вышел на середину и во весь голос зычно закричал пограничникам:
— Всем соблюдать спокойствие! Действовать организованно и слаженно! Это всего лишь провокация. Не паниковать!
Дым понемногу рассеивался через разбитые окна. На улице по-прежнему громыхало. Когда снаряды взрывались вблизи казармы, с потолка сыпалась кирпичная крошка и остатки побелки, и пограничники инстинктивно приседали, закрывая голову руками. Первый шок прошел, к тому же в старшине они видели командира, который знал, что необходимо делать.
Пока пограничники во главе с сержантом Пахомовым разбирали проход, старшина осматривал раненых. Один из них, совсем мальчишка, лежал на спине, схватившись за живот, из которого торчал длинный металлический штырь. На белой ткани его нательной рубахи проступало красное пятно. Парень удивленно смотрел на склонившегося над ним Кожевникова и часто дышал, как рыба, выброшенная на берег. Выдергивать штырь не имело смысла — только причинит бедняге дополнительную боль и усилит кровотечение. Кожевников ничем не мог ему помочь, мальчишке оставалось жить пару минут.
Другому пограничнику раздробило руку, она посинела и чудовищно опухла, а из прорванной кожи выступал острый осколок кости. Парень надрывно охал и стонал. У нескольких ребят оказались пробиты головы при падении с кроватей, и они сидели отрешенно, с залитыми кровью лицами. Кожевников велел двум солдатам порвать простыни на бинты и перевязать раненых.
Теперь следовало организовать оборону до подхода частей Красной Армии. Он выпрямился, резко повернулся и тут же на секунду замер. Голова закружилась, ушибленный затылок давал о себе знать. Кожевникову показалось, что земля уходит из-под ног, в полузабытье он оперся о стену. Не хватало еще рухнуть здесь перед солдатами.
«Держись, — сжав зубы, приказал он себе. — Держись и подавай мальчишкам пример. У них, кроме тебя, никого теперь нет».
Кто-то тронул его за плечо, и старшина обернулся. Перед глазами снова все поплыло.
— Ваше задание выполнено, — докладывал запыхавшийся Пахомов. — Проход расчищен, «оружейку» вскрыли.
— Отлично, — выдавил старшина, стараясь не показать вида, что едва держится на ногах. Солдаты должны думать, что с ним все в полном порядке.
— Только выход из казармы наглухо завалило, не выбраться, — растерянно пробурчал сержант.
— Ч-черт! — выругался Кожевников. — Раздать оружие и патроны личному составу, расставить стрелков у окон по периметру казармы. Пулеметчиков по возможности на крышу.
— Слушаюсь! — отчеканил сержант и убежал выполнять распоряжение.
Кожевников попытался сделать шаг, но силы оставили его. Голова кружилась, перед глазами плыло, словно в тумане, а стены и люди раскачивались из стороны в сторону. Старшина опустился на пол, прислонился спиной к выщербленной стене.
«Война… война…» — осознание ужаса происходящего колокольным звоном било в его мозгу.
Но еще сильнее пронзала мысль о дочери, находившейся на Центральном острове у лейтенанта Сомова. Как она там? Что с ней? В той стороне сейчас особенно сильно гремело. Враги переместили удар своих пушек в глубь крепости, и теперь сотни снарядов рвались там, превращая все в руины. Здесь же, на Западном острове, расположенном на самой границе, взрывов стало значительно меньше, а это означало только одно — сейчас сюда будет брошена вражеская пехота, чтобы добить тех, кто пережил артобстрел, и занять позицию.
Кожевников рывком поднялся, но снова рухнул. Подоспевший Мамочкин подхватил его и принялся наскоро перевязывать голову.
— Пусти! — попытался вырваться старшина. — Нашел время!
Но вечно робкий солдат на этот раз проявил удивительную настойчивость, продолжая наматывать бинт, и Кожевников перестал сопротивляться. Он вдруг обмяк и затих. Его сознание на мгновение поглотил мрак.
Сколько времени он находился без сознания, старшина не знал. Но, судя по всему, недолго. Несколько раз моргнув, он попытался сфокусировать взгляд, начал подниматься с пола. Мамочкин бережно поддерживал его за локоть.
— Связь есть? — спросил он у стоящего рядом с винтовкой наперевес Пахомова.
— Нет, — виновато ответил сержант.
Кожевников посмотрел на часы — три часа двадцать минут. Канонада постепенно стихала, слышались отдаленные взрывы, но по Западному острову бить уже перестали. Старшина окинул взглядом столпившихся вокруг него притихших солдат. Явно напуганные и растерянные, они взирали на старшину с надеждой в глазах.
— Слушай мою команду! — обратился он к бойцам. — Приказываю занять круговую оборону. Раненых отнести в каптерку. Выполнять!
Пахомов передал старшине винтовку и патроны к ней. Кожевников проверил магазин, распихал патроны по карманам брюк и, пошатываясь, направился к выходившему на запад окну.
— Кто-нибудь, эй, Мамочкин! — окликнул он, обернувшись. — Найди мне бинокль. В каптерке должен быть.
Он выглянул в окно. По двору метались полуодетые солдаты. Густые клубы дыма, горящие постройки и покореженные взрывами автомобили транспортной роты 17-го погранотряда заслоняли обзор.
Артобстрел заканчивался, сейчас начнется наступление и появится немецкая пехота. Такую тактику он уже повидал на своем веку.
Кожевников оглядел солдат. Они прижались к окнам, крепко держа оружие. Даже новички вели себя достойно. Они уже совладали с первым испугом и теперь были полны решимости встретиться с врагами лицом к лицу.
Мамочкин наконец принес бинокль, и старшина прильнул к линзам, настраивая резкость. Сквозь дым и туман сперва было видно только размытые пятна вдали, но вскоре он уловил смутное движение. Кожевников попытался поймать фокус, всматриваясь внимательнее. Расплывчатые тени стали более отчетливыми.
— Огонь по противнику открывать только по моей команде! — выкрикнул он нарочито бодро. — Пулеметным расчетам бить короткими очередями, патроны беречь! Держать оборону, пока не подойдут основные силы и не сломают немчурам хребтину!
И тут он ясно увидел десятки темных фигур в немецких касках. Они были совсем близко. Кожевников даже разглядел лицо одного из них. Обыкновенный худощавый парень в толстенных очках. Немцы двигались быстро, слаженно и не особо таясь. Конечно, после того ада, что устроили здесь их пушкари, едва ли можно было рассчитывать на сопротивление.
Но они ошиблись.
— Огонь!!! — что есть силы закричал старшина, и внутри казармы раздались первые выстрелы.
  
Глава 4
 
Матиас до последнего момента не верил, что они вторгнутся на территорию Советского Союза, ведь был подписан пакт о ненападении и русские были их добрыми соседями. Ходили слухи, что войска тут, на границе, держат в ожидании, когда русские откроют им коридор для отправки в Египет. О войне с Советами никто даже не помышлял. И вот на тебе! Вчера лейтенант Пабст вдруг зачитал приказ Фюрера.