Осень. Подглядывающий (СИ)

7. Схватка.
Белый шум спал только к вечеру, когда примчалась Марго и заставила меня взять самое необходимое и отправиться к ней с ночевкой. Она, как обычно, развела суету: шумно болтала, гремела посудой, пытаясь приготовить нам ужин, хотя обычно просто заказывала что-нибудь в ближайшем ресторане с доставкой. Она пыталась создать подобие домашнего уюта, и я кивала даже на предложение принести мне плед, хотя мои плечи уже укрывал один.
- Собираюсь на выходные в Милан, полетели со мной?
- Полетели. – Хоть в Новую Зеландию.
- Погуляем, съедим что-нибудь жутко вкусное и калорийное, а потом накупим кучу шмоток и на всю ночь зависнем в каком-нибудь пафосном клубе «алкоголь-нон-стоп». Мы давно такого с тобой не делали.
- Давай. – Хоть сейчас.
- Попробуй, это вкусно?
Я послушно открыла рот, чтобы Марго положила мне на язык какую-то мерзость. Она умела готовить только пряное масло, и то потому что смешать и взболтать были привычные и любимые ее движения.
- Ну как?
- Паршиво.
- Я так и думала. Закажем пиццу?
Марк звонил трижды. В первый раз я бросила телефон через комнату, и от окончательного отключения его спасла только спинка дивана. Во второй раз скинула вызов. А в третий даже не посмотрела на экран.
- Он просто мудак, - заявила со знающим видом Марго, запивая последний кусок пиццы вином. – Видела я таких: одевают дорогой костюм и думают, что бонусом на них снисходит божественная благодать. Можно играть другими людьми, словно они шахматные фигурки, и при этом мочиться святой водой. Но внутри-то у них по-прежнему одна большая куча дерьма.
Она смешно материлась, когда пьянела настолько, чтобы забыть, с чего начался разговор. Я сказала, что хочу бросить универ, а она все равно все свела к человеку, который меня довел.
- Ты невероятная: красивая, умная, сексуальная. Даже я завалила бы тебя, будь у меня в штанах что-то посерьзнее пирсинга. Но мужиков ты, признаться, выбираешь отвратных.
Марк много чего мог бы на это ответить. Он вообще любил поучать, навешивая мне на лоб один ярлык за другим: сублимация, компенсация, отрицание… Иногда мне казалось, что он выбрал меня не за тело, которое посчитал желанным, а за пассивность и безотказность, с которыми я соглашалась с любым его мнением обо мне. Ощущение собственной значимости было в нем настолько сильно, что он не замечал правды – мне все равно, на какие его слова кивать
- А тот, другой, - вспомнила вдруг Марго, – тот, что прислал тебе цветы – какой он?
- Еще очень маленький, - усмехнулась я.
- Запомни, дорогая, если мальчик дорос до покупки такого букета, ты не имеешь права принижать его попытку. Я рассказывала, что мне дарили парни, когда мне было пятнадцать?
- Только не говори, что презервативы.
- Как ты могла подумать такое? – Она швырнула в меня валик, который подкладывала под шею. – Они дарили мне сладости! А после двадцати мне пришлось пару лет просидеть в тренажерке, чтобы согнать с этой задницы надаренное. Вот, что я называю мальчишечьим подарком.
- Но это же просто розы! – Я уже икала от смеха.
- С того момента, как мальчик понимает, что любимой девочке нужно дарить цветы, он имеет право называться мужчиной.
- Я, признаться, думала, это происходит в какой-то другой момент…
- Ах ты, испорченная девчонка!..
- Я люблю тебя, Марго.
- И я тебя.
В фильмах частенько утрировали: если было нужно показать презрение, героя заставляли пройти сквозь строй глумящейся толпы. Абсолютно неважно, драма это или комедия – толпе либо давали камни, либо рулоны туалетной бумаги – камера, мотор, поехали! Я знала, что и в моей жизни такой момент неизбежен. Невозможно так долго играть в опасную игру и надеяться, что все конечности останутся целы. Интересно только, камни или все-таки туалетная бумага?..
- Это правда? – шепотом спросила коллега, ставя на стол передо мной второй степлер. – У тебя действительно что-то было с…
На нас поглядывали, прекрасно зная, о чем ведется разговор.
Заявление на увольнение я послала декану по почте еще вчера, поэтому сегодня ожидала только положительный ответ. Придется постараться, чтобы сдать все дела поскорее, но меня никогда не страшил сверхурочный труд. В конце концов, семестр только начался, и на кафедре всегда найдется человек, которому можно поручить пару групп сверху.
- Ты уже видела сегодня декана? – спросила я, словно не слышала вопроса.
- Он на совещании у ректора, - в голосе послышалось разочарование, и коллега вернулась на свое место.
Что волновало их больше? Каков Марк Леонов в постели или где мы это делали? Не в университете же? Или все-таки в университете?
Я взяла самый яркий желтый платок из всех, что имелись в гардеробе Марго, – канареечный, с легким красноватым отливом, в зависимости от того, как смотреть. Он был словно моей вывернутой изнанкой, где умещались правда и ложь одновременно. А еще он скрывал след от ожога.
- Скажи, - передо мной материализовалась пачка чистой бумаги. – Это правда, что он собрался бросить жену и уйти к тебе?
Я расхохоталась так, что заболело под ребрами, и от моего хохота дрогнули даже стены.
Марк караулил меня. Его всегда раздражало, если я не отвечала на звонки или электронные письма, а зайти просто так на кафедру под предлогом поздороваться, он теперь не мог. Я знала, что мы обязательно встретимся, поэтому не стремилась прятаться, но когда он неожиданно напал со спины, испугалась. Напал – по-другому это было нельзя назвать. Дождавшись, когда я выйду в опустевший коридор, он втолкнул меня в копировальную и захлопнул дверь.
- Отпусти, - попросила я, когда он без лишних слов облапал мое лицо, шею и запустил ладонь под блузку. – Мне больно.
- Это ничего, - зашептал он мне в ухо. – Это пройдет.
- Твоя жена хорошо постаралась, чтобы оставить свой след. Как и ты. Только я никак не пойму, почему вам обоим понадобилось для этого именно мое тело.
Он думал, что его поцелуи имеют такую же живительную силу, как и слова, которыми привык управлять настолько, что никогда не встречал отказа. Но то ли я внезапно прозрела, то ли просто измучилась от его ласк, скользящие по шее губы показались мне ледяными.
- Все хорошо. – Он завозился с узлом на платке. – Она успокоится, и все будет, как раньше.
- Нет.
- Через неделю семинар по психологии в Варшаве, ты поедешь со мной. Хочешь – будем жить в одном номере, как муж и жена. Я выброшу телефон, и нас никто не потревожит. Только ты и я.