Игра против всех

Двигалась она, несмотря на свою малочисленность, медленно. Игорь успел изучить цены билетов и принялся рассматривать очередных. Сутуловатая фигура с худой заросшей шеей показалась ему знакомой, но он не узнал этого человека, пока тот не наклонился к окошку, повернувшись в профиль. Это был Вадим Зайцев.
«Неудачная встреча!» — подумал Мазин в первый момент и даже отступил на шаг, но бухгалтер не собирался смотреть по сторонам.
— Мою ложу не взяли? Одиннадцатую. — услыхал его слова Игорь.
Внешне ипподром немного напоминал стадион, но только на первый взгляд. Поле выглядело побольше, однако не оно было тут главным, а вспаханная дорожка, которую отделяли от поля и от трибун два кольца ровно подстриженных кустарников. Зато трибун было меньше. Даже и не трибуны это были, а деревянные павильоны у того края дорожки, где лошади финишировали. В одном крыле павильона продавали пиво и шашлыки, но без толкотни, потому что народу, по сравнению со стадионом, была малая кучка. Да и не пивом, как сразу заметил Мазин, тут интересовались.
Люди на скачки собрались в основном пожилые, совсем немного женщин. Преобладали завсегдатаи. То и дело слышались взаимные приветствия, но приветствовавшие мало походили на друзей. Ощущалась какая-то нервозность и отчужденность. Почти все крутили в руках программки, обменивались с соседями понятными лишь знатокам репликами.
Мазин огляделся. Нужного ему человека по-прежнему не было видно. «А что делает здесь Зайцев? Оказывается, он игрок. На какие деньги? Это любопытно. Стоит присмотреться, как он играет».
Игорь вошел в соседнюю ложу и присел там так, чтобы Зайцев его не видел.
Бухгалтер между тем листал программу и огрызком карандаша вносил в нее объявляемые по радио поправки. Напротив него сидел толстяк с голой круглой головой и мохнатыми седыми бровями. До Мазина доносился его хрипловатый голос.
— Ха! — стучал толстяк карандашом по программе. — Зачем такая скачка? Все знают, что победит Сувенир. Все играют на фаворита. Какая эта игра? Бумага на билет дороже стоит, чем выдача.
В первом заезде скакали девушки. В разноцветных жокейских куртках, наездницы так легко и красиво объехали трибуны, что Мазин залюбовался и подумал: что бы ни говорили об азарте, а скачки — это спорт. Потом девушки отъехали в дальний угол поля, на старт, и их стало плохо видно, а толпа повалила к кассам тотализатора. Касс было много, вдоль всей трибуны, и везде покупали билеты. Слышались загадочные слова: ординар, двойной ординар, ленточка…
Дали сигнал, и разноцветные фигурки понеслись по дорожке. За ними следили без особого волнения. Выдача намечалась небольшая, да и одна девушка, как все ожидали, сразу выдвинулась вперед.
— Караулова идет на Виолетте!
Девушка прошла большую часть дистанции и вырвалась на финишную. Вот она почти рядом с трибуной. Все привстали. Соперницы остались позади. И тут лошадь Карауловой (Мазин даже не успел разобрать отчего), как бы ткнувшись мордой в стену, упала на передние ноги. Девушка мешком перелетела через голову Виолетты и покатилась по земле. Мимо нее промчались пять всадниц.
«Разбилась!» — испугался Игорь и оглянулся, ожидая увидеть такую же; тревогу вокруг себя. Но никто не смотрел на упавшую девушку, все уставились на вышку, где должны были указать победителя. К Карауловой подбежал врач, но она уже поднялась на ноги и пошла вслед за рысцой потрусившей Виолеттой.
Рядом хохотал толстяк:
— Все проиграли, все проиграли! Прекрасная выдача будет.
Зайцев отобрал из пачки, что держал в руке, несколько желтых билетиков, смял и швырнул.
«Ну и публика!» — вздохнул Мазин.
Через час страсти разгорелись. Все пространство между скамьями было усеяно пропавшими билетами, однако у касс народу не убавилось.
Зайцев проиграл не меньше двадцати рублей, но держался спокойно. Зато у его соседа, который тоже проигрывал, лицо налилось кровью.
— Ха! Не могу больше, совсем разориться можно! — кричал он Зайцеву и снова торопился к кассе.
Начался пятый заезд.
«Под номером шесть на Сувенире вместо заболевшего Гаджиева жокей Рыбаков…» — объявили по радио.
На трибунах произошло небольшое замешательство.
— Ха! Гаджиев потерял верный приз!
Зайцев достал кошелек, вынул три красные бумажки и, зажав их в кулак, пошел к ближайшей кассе. «Неужели на все брать будет?» — усомнился Игорь.
Зайцев протянул в окошко все деньги:
— Тройную ленточку от Кредита.
Кредит шел под номером восемь.
Снова перед трибунами проехали жокеи в разноцветных блестящих костюмах. Если бы их костюмы не были грязноватыми, а лица угрюмыми и напряженными, можно было бы подумать, что жокеи сошли с картинки из детской книжки. Вслед за жокеями в старинном экипаже с откидным верхом поехал через поле человек с флажком.
Замолкла музыка, игравшая между заездами меланхоличные вальсы. В дальнем конце поля кучка лошадей рванулась вперед. Зайцев впился глазами в цветные фигурки.
Жокеи прошли поворот и приблизились к трибуне. Игроки как будто повырастали. Толстяк вскочил на скамью и чуть не вывалился из ложи.
— Сувенир! Сувенир! — шевелил он губами, как шаман, вызывающий духов.
Но именно тут, у всех на глазах, вперед вырвался жеребец с цифрой восемь. Он проплыл мимо, почти не касаясь ногами земли. Старик позеленел. Зато Зайцев прыгал и орал:
— Кредит! Кредит!
В начале второго круга стало ясно, что скачка идет только между двумя лошадьми — Кредитом и Сувениром. Жокей на Кредите был одет в зеленую куртку, Рыбаков — в фиолетовую. На дальней прямой их можно было различить по цвету. Видно было, что «зеленый» идет впереди. Хотя разрыв оставался незначительным.
— Гаджиева нет! Гаджиева нет. Что этот Рыбаков? Ха! — бубнил под нос убитый толстяк. Он слез со скамьи и присел, закрыв глаза волосатыми пальцами.
Но вот Сувенир красиво взял поворот и пошел корпус к корпусу с Кредитом. Ипподром завыл. Лошади поравнялись во второй раз с трибуной, мелькнули мимо нее и прошли финиш почти рядом. Кто оказался впереди, разобрать было невозможно. Кредит! Нет, Сувенир! Наконец на вышке, где выставляли результаты, появился человек с фанерной табличкой. Он установил на табло слово «Сувенир».
Мазин посмотрел на Зайцева. Тот вытер пот со лба, хотя было довольно прохладно. Потом вытащил из кармана пригоршю плотных желтых и голубых бумажек, метнул ее по ветру. Билеты полетели, как маленькие листовки.
— Ха! Что я говорил! — заорал толстяк торжествующе. — Понимать надо. Послушай, голубчик, возьми мне три билета на седьмой заезд.
— Сами возьмите, с вашим брюхом больше двигаться надо, — сказал Зайцев зло и двинулся по проходу к воротам.
Мазин почувствовал, что проголодался, и пошел съесть шашлык. Достав бумажник, он стал было к прилавку, провожая взглядом тощую фигуру Зайцева, когда тот вдруг резко повернул к одному из столиков под деревом, у выхода.
За столиком сидел человек в поношенном пиджаке и пил пиво. На бумажке перед ним лежал шашлык. Заметив Зайцева, сидевший сразу поднялся, и Мазин увидел его лицо, то самое, ничего не выражающее лицо. И теперь оно было уныло-отсутствующим, хотя встреча с бухгалтером, кажется, взволновала этого человека. Во всяком случае, оглянувшись по сторонам, он сказал:
— Постой, постой. Давай выйдем.
Игорь двинулся следом, стараясь уловить обрывки фраз.
— …Не было уговора… Ахмет ногу вывихнул за полчаса до заезда. А этот — шкура, нельзя с ним… — говорил человек.
Они вышли за ворота. Там Зайцев свернул в сторону, бросил на прощание громко:
— Не верю я тебе.
Собеседник его пожал плечами и, пройдя пару шагов, уселся прямо на траву, положил на колени шашлык в бумажной тарелочке, который захватил с собой, и принялся есть, стаскивая с палочки один кусочек мяса за другим. Зайцев же подошел к такси, стоявшему рядом с синей частной машиной:
— Свободен?
Таксист посмотрел вяло, раздумывая, везти или отказать, но приоткрылась дверца синей «Волги», и женщина, сидевшая на водительском месте, спросила: