Нам нельзя (СИ)

— Охренеть, — выдохнула Ложка.
— Я асоциальный, — гордо заявил Трэш.
— Я вообще дикая, — пробило Сашку Верещагину, — высокий уровень мужских гормонов, и всем хочется рожу набить. Вот.
Она скинула рукав своей куртки и завернула толстовку, показывая нам на предплечье чёрную свежую наколку. Смазанная, кривая морда бульдога в оскале.
Анечка, стоящая рядом с Кучей, втянула голову в плечи.
— На нашего Свина похож, — гоготнул Трэш, и все его поддержали, кроме Сони.
Похоже, Лядина, не просто перед биологом попой крутила. Втюрилась в большого дядьку и молчит. Смахнула с себя, как налёт, уныние и снова улыбнулась.
— Вася, — требовала Сонька.
— Но я точно псих, — вздохнул здоровый Васин. — В десять лет услышал голоса. Сразу признался мамке, она меня к врачу. Ничего так, помогли. Пока переходный возраст для профилактики таблетки пил. Врач реальный мужик оказался. Посоветовал спорт, учёбу и надзор.
— Ложка, — Сонька ткнула подружку в бок. — Ты у нас кто?
— Ну, я, — стала ломаться Лерка. — В общем у меня постоянные депрессии. Глубокие…
— Тугара, — Сонька посмотрела на меня. — Назови причину подростковой депрессии.
— Частая мастурбация приводит к затяжным подростковым депрессиям, — выпалила я на одном дыхании.
И хотя все грохнули дружным ржачем, а Ложка надулась, как красный воздушный шарик, я сказала правду. Вычитала однажды в каком-то словаре по психиатрии.
— А теперь, — у Лядиной заблестели глазки. — Чтобы встречу нашу сделать пикантной, расскажите, кто с кем спал. С Белой Плесенью всё понятно.
— Я не с кем, — честно призналась я, и опять в ответ тишина и удивлённые взгляды. Им казалось, что раз я городская и бойкая, значит уже опытная. — Мне хватило своей первой любви.
— Трэш, — лукаво усмехнулась Сонька.
— И я не с кем, — равнодушно и мирно отозвался Савинов.
— Да ладно!!! — возмутился народ.
— А как же Кристинка, которую ты жал у клуба? А это деревенская как её там… Нафаня.
— Нет, — твёрдо ответил Трэш и бросил на Лядину строгий взгляд. Чтобы отвалила.
И она отвалила в полном изумлении.
— А что такого? Я тоже нет, — признался Васин, сработала мужская солидарность.
— Ну, и я, — Куча пожала плечами.
— Так что вы рассказывайте, — весело продолжил Трэш. — Только ярко и красочно, чтобы мы вечером подеприссировали.
— В нашем веке! — сквозь смех философствовала Лядина. — И чтобы столько девственников! Да вас ребята на доску почёта надо!
Хохотали все, даже Анечка. А потом у неё заиграл телефон.
Опять задрожали белые тонкие ручки, она с ужасом отвечала на звонок матери.
— Да, я сейчас. Да, я уже близко.
Ничего не сказав, она рванула с места и побежала на берег реки.
А я почему-то за ней, скинув Трэшу свою веточку.
— Аня, — я бежала следом. Она на мгновение обернулась. — Аня, она не всегда с тобой! Нужно бороться за свободу!
Она убежала. И мне почему-то захотелось её перекрестить на прощание, как делала когда-то моя бабушка.
— Не нравится мне эта Белая Плесень, — жевала Куча. — Так и хочется влепить.
— Мамаше её влепи, — у меня аппетит пропал. Я смотрела, как Вася с Трэшем делят Анькину веточку. — Там такая ведьма, что жить не захочешь.
Мы уходили с берега. Веселье осталось позади, но тёплые воспоминания останутся навсегда.
Девчонки от нас отделились. Васин убежал на автобус, а мы с Никитой шарпали к школе.
Мы шли с ним рядом, но держали расстояние. Я задумалась о том, что у меня теперь справка и я могла бы прогулять денёк другой, пошататься по лесу, подумать о смысле бытия или о чём там в лесу думают?
— Ты зачем в школу идёшь? — неожиданно спросил Никита.
— Понедельник, вторник у нас занятия по биологии. И велик там, — ответила я, кинув взгляд на его печальную фигуру. — А ты?
— Парту чинить и стену надо поштукатурить.
— Ты что стену расписал? — он не перестанет удивлять.
— Нет, ремонт доделать. Я подрабатываю на ремонтах, — ответил Трэш, и я притормозила, во все глаза глядя на него.
— Как? — растеряно, обронила я.
— А вот так, киса, — опять жёсткость в лице, — когда тебя не кормят и спать не дают, начинаешь подрабатывать, чтобы выжить. Это вам с папочками и мамочками легко. Хочешь биология, хочешь анатомия.
Он не перестанет удивлять.
Трэш ушёл вперёд.
Оставил меня в глубоких размышлениях. У меня что-то внутри оборвалось и никак не хотело крепиться обратно.
На тренинге по биологии, я автоматом ставила галочки в тестах. Из десяти человек пришло только три. Я старшая и две девчонки из девятого. Даже Анечка не появилась.
Анечка, которую наверняка бьют. Трэш, который штукатурит стены в школе, чтобы прокормиться, Сонька, которая слишком рано начала взрослую жизнь и чуть не поплатилась за это. Они все разом навалились на меня, и даже Вася, который слышит голоса, казался самым нормальным из этой компании.
Антон Иванович выдал мне несколько методичек, попросил определиться с факультетом. Психология или действительно медицинский, разница большая.
Я спустилась на первый этаж. Прошла мимо гардероба в ту часть школы, которая была закрыта. Там было выделено место для будущего детского сада.
За большими окнами было серо и хмуро, поэтому все лампы в просторной рекреации были включены. На полу валялись газеты, закапанные побелкой. Пахло краской и строительными материалами.
Стояла парта из кабинета физики. Уже зачищена и покрашена. Всё народное творчество от пятого до одиннадцатого класса исчезло, включая мой портрет.
Трэш в грязном комбинезоне, с чёрной банданой на голове рисовал. На нежно-салатовой стене облачка и розовых пони.
Сделал вид, что меня нет.
— Ты не думал отучиться на дизайнера? — спросила я, разглядывая его невероятно красивые рисунки.
Детские! Что с образом Трэша совсем не клеилось.
— Не думал, — буркнул недовольный парень.
— Трэш, ты художник, можно попробовать, — меня распирало от тысячи идей, куда можно такой талант пристроить.
— У меня даже компа нет, я редакторов не знаю, — он хмурился, старался на меня не смотреть.
— Пару недель всё освоишь.
— У папочки выпросишь денег мне на комп? — зло покосился на меня. Откинул кисть в банку с краской и встал передо мной.
Гордый.
Он денег ни от кого не примет. Обозлился на моё воодушевление.
— Катька. Ты только к Котову не ходи. Я его убью…, — он добавил пару резких матов, характеризующих Макса. Стал на меня напирать, а я в свою очередь пятилась ближе к выходу. — Достала ты меня! Глазищами своими голодными, титьками своими холмистыми, волосами густющими. Давай, скажи, что я нищеброд и такие, как я, не для девочек отличниц.
Он уже нависал надо мной.
— Не скажу, — прошептала я.
— Тогда целуй, — звучало как неукоснительный приказ.
Нависла пауза. Он испытывающе глядел на меня. А я хлопала ресницами, собирая, разбегающиеся мысли, в кучу.
— С чего бы? Мне разницы нет у кого, сколько денег, — это говорил во мне папа. — Для меня человек важен. А ты не очень, как человек.
— Что пришла тогда? — он схватил меня за руку и потащил на выход. — Проваливай! Не мешай работать!
Я вырвала у него свою руку и насупилась, не желая уходить.
Я сама не знаю, зачем пришла. Но вот так вот выкидывать меня, не позволю. Но он опять схватил.
— Больно!
— Привыкай! Поговаривают вам девочкам первый раз всегда больно.
Поговаривают? Или ты, Трэш, это знаешь? А вот меня интересует, ты весь такой белый и пушистый или действительно с Нафаней развлекался?
Я хитро прищурилась:
— Если любовник опытный, то и не будет больно!
Трэш отшатнулся от меня. Глаза его выцвели, стали ярко-голубого цвета.
Блин! Я другое хотела сказать… Я ведь не поверила, что у Трэша никого не было. Решила посмотреть на его реакцию, а он подумал… Он же подумал, что я к Котову собралась.