Нам нельзя (СИ)

Ко мне наверх поднимался Егор.
Встал в лестничном пролёте. Я его слишком сильно во всём подозревала, поэтому он ко мне в комнату боялся заходить. Хоть и рычал, но на своей территории. Чердак я отвоевала себе, недовольными взглядами, и молчаливым угнетением.
— Я просил тебя с ним не общаться, — зло бросил он через весь чердак.
Не долетело.
Мне на телефон пришло смс.
— Ещё раз повторяю, это мои одноклассники, — шипя, ответила я.
— Тебя изнасилуют, убьют, а мне Свете объяснять, почему я за семьёй присмотреть не могу.
— Вот когда изнасилуют и убьют, тогда и приходи.
Пришло ещё одно смс.
— Ты становишься невыносимой, Екатерина, — он сложил руки на груди. А я так и не удосужилась встать с кровати.
— Невыносимая у нас только вонь от твоих ботинок в прихожей, — бесил. Когда я уже уеду от них?
— Я скажу матери, что ты мне нагрубила.
— Беги, жалуйся, — не сдержала смешок.
— Пока тебе нет восемнадцати, я тебя высеку.
— Скину на попытку изнасилования, — предупредила я. — Егор, потерпи меня ещё полгода, я свалю отсюда и не увидишь.
— Глупая ты и мелкая, — вздохнул мужчина. — Не в доме дело, а в том, как опасно с неадекватными подростками связываться. В посёлке нет нормальных парней.
— Знаешь, потому что сам отсюда?
— Именно, — он стал спускаться с лестницы, исчезнув из вида.
Я рванула к телефону.
«Ты чего трубку так бросаешь?»
«Ты тапкам по попе получишь, киса».
Всем хочется меня отшлёпать, но у всех руки коротки.
  
Глава 7
 
Утром было темно и холодно. Я ехала к школе, не замёрзла, но на руках уже были перчатки, а на голове чёрная шапочка.
Мокрую землю, засохшую траву и увядшие кусты трогал иней. А на лужицах появлялись сахарные кромки льда. Колёса скользили, но я упорно буду ездить до снегопадов. Ходить пешком в такую даль меньше всего хочется.
У школы было шумно. Я приковывала своего двухколёсного коня к стойке. Подняла глаза, когда увидела рядом с задним колесом рваные кеды.
Трэшу хорошо, он рядом со школой живёт. Ему и нарягаться не нужно. Я сразу стащила с головы шапку. Кто далеко живёт, вечно упакованный и не модный.
Сегодня с утра мама заплела мне две косы. Её пробило на воспоминания. Долго и нудно рассказывала, как она меня провожала в первый класс. Оказывается, тогда у меня было три волосины, и ей хотелось меня остричь.
— Здоров, кис, — Никита внимательно на меня смотрел с улыбкой.
— Привет, Трэш, — я выпрямилась, поправив на плече ремень сумки.
Мы в школу пошли не сразу, постояли, помолчали.
— Ну что, сумку мою носить будешь, как перваклашка? — усмехнулась я.
— Давай, — протянул он руку.
— Да, ладно, — я направилась в школу, а у самой бабочки в животе, крылышками «бяк-бяк-бяк-бяк». — Что у нас алгебра первая?
— Угу, — он шёл за моей спиной в интимной близости. И наша пара от этого привлекала внимание.
Всё. Теперь поженят. И мне не обидно, я почему-то рада этому.
Анечка скромно стояла у гардероба, поникнув головой. Заметив меня, расцвела.
— Привет, Ань, — я её обняла. Вычитала, что это обязательно для забитых. Вот прямо, как чистый воздух и вода.
— Привет, Кать. Я вчера к тебе приходила, а ты с Сонькой гуляла.
Вот этого мне только не хватало! Она что, ревнует? Приехали.
Улыбка не пропадала, потому что Трэш даже куртку вешать увязался за мной. От него пахло чем-то знакомым, и я бы даже сказала родным. Его горячий взгляд от меня не отрывался, и я ощущала его чуть ли не физически.
Его пальцы тронули мои. По телу пробежала дрожь. Волнительное состояние окутало с головой. И это одно прикосновение, что будет, если я его поцелую?
А вот не поцелую! Я игриво подмигнула Савинову и отвернулась. За руку взяла Аньку.
Мы поднимались на второй этаж втроём. Трэш, как личная охрана, как курица над цыплятами возвышался над нами и закудахтал матерщиной, когда увидел Котова.
— Кэт, привет! — крикнул через весь коридор Макс, приблизиться побоялся.
— Привет! — весело помахала ему рукой, и Анька тоже.
Раздражённый Трэш влез между нами и, обидевшись, первым зашёл в класс. Это вызвало у меня смешок. Забавно, когда вот так ревнуют. Правда забавно было только до того, пока я не увидела, что Трэш позирует Ложке.
Он парень красивый, и улыбка у него ослепительная. Ложка многих гоняет, чтобы фотки ей не портили, а тут и обниматься полезла и в щёку… поцеловала.
Я резко отвернулась и села на последнюю парту.
Сонька пришла без грамма косметики и с убранными волосами.
— Лядь, ты с похмелья что ли? — заржал Трэш и был послан на три буквы.
Лядина наклонилась ко мне, и решив, что Анечка пустое место, прошептала:
— Не выдержала вчера, нашла его в соцсети. Прикинь, он мне ответил! Я ему фотки с оленями выслала.
— Сонь, не перегни палку, — испугалась я.
— Ты что! Я с мамкой поговорила, она тебя поддержала во всём, так что я теперь отличница и на косметике сэкономлю. Тоха сказал, что слишком много её.
— Капец, — тихо рассмеялась я. — Это всё равно игра с огнём.
Сонька чмокнула меня в щёку и пошла толкать Трэша, чтобы освободил место рядом с Ложкой. Вот лучше б меня Вася поцеловал, тогда бы было интересно.
Савинов показал взглядом Анечке, чтобы сдрыснула, та не поняла, зажалась вся. Так Трэш её за шиворот взял и отсадил к Шишкову за парту насильно.
— И чё мне с ней делать? — возмутился Ромка.
— Научи в морской бой играть, по моське видно ни разу не пробовала. Будь, так сказать, первым, — веселился Трэш и грохнулся рядом со мной.
— Скажите сыр, — протянула дура Лера.
Трэш оскалился на камеру, я быстро спрятала лицо ладонями.
Пришла долговязая математичка, алгеброичка, геометричка, в зависимости какой урок. В классе стояла относительная тишина. Кто бы куда не вздумал поступать, математику придётся сдавать всем.
Я не поняла, на какой минуте урока, мы остались с Трэшом вдвоём в своём собственном мире. Звуки извне стихли, и я слышала только стук своего сердца и его дыхание рядом.
На моей руке ещё была повязка, я аккуратно выводила простым карандашом на полях завитки и листики. Загибала виноградные лозы, рисовала крохотные ягоды.
Трэш присоединился ко мне.
Начало происходить волшебство.
Из-под грифеля его карандаша являлись невероятно красивые линии. Мои заросли с листьями медленно перетекали в локоны вьющихся волос. Волосы стелились, как на ветру, а потом из леса вышла я.
Появился лоб и нос, как на парте, которую Никита ковырял ножом. Только в этот раз Трэш навёл светотень. Подышал мне в ухо, а потом нарисовал его между клеточек тетради по алгебре.
Ухо моё от такого пристального внимания сильно покраснело и, казалось, начало плавиться.
Я видела, что карандаш тщательно вырисовывает серёжку в мочке. Это серебряные серьги с сердечками, папа подарил на первое сентября, когда я пошла в школу. Поэтому они маленькие и еле заметные.
А рисунок проявлялся. Глаза девушки были закрыты. Губы приоткрыты. К её губам вдруг были пририсованы другие губы.
Я начал краснеть, как будто в этот момент, мы с Трэшом целовались.
Но это так и было!
Вот его волосы отдельными прядями, прямой нос. Голова склонилась набок, чтобы было удобно целоваться. На лице девушки вдруг появились пальцы, и я словно почувствовала прикосновение.
Трэш рисовал правой рукой, а левая рука под партой тронула мою коленку. Это было невероятно развратно. Само собой не в жизни, а в распустившихся мыслях, где мы уже целовались и прижимались друг к другу.
И спасибо Трэшу, что он рисовал на нас одежду.
Я сжала ноги и отстранила его руку. Никита тоже улыбался и краснел, как и я.
Нарисованная пара нежно обнималась и целовалась. Ладони парня держали лицо девушки. А её пальчики покоились на его талии.