Темная страсть

– Не трогай меня, ты, вонючая тварь. – Рыдание, всхлип. – Пожалуйста, не трогай меня.
На третью ночь воцарилось зловещее молчание.
Аэрон предпочел бы мольбы.
Все это время он находился рядом – вытирал ей пот со лба, поил водой с толчеными таблетками и даже прочитал вслух один из любовных романов Париса, хотя Оливия никак не отреагировала. Ему вовсе не хотелось, чтобы ее смерть была на его совести.
Более того, Аэрон желал, чтобы она исчезла из его жизни, и не важно, как сильно его тело реагирует на ее близость. Или на мысли о ней. Он не лгал, говоря, что, как только выздоровеет, она должна будет уйти. Именно из-за реакции его тела.
Хуже того, из-за реакции его демона. Не на нее, а из-за нее.
«Накажи, – кажется, в сотый уже раз настаивал демон. – Накажи тех, кто ее мучил».
Когда на Аэрона наложили проклятие жажды крови, демон разговаривал с ним односложными командами и то и дело проецировал в его сознание сцены насилия. Однако последние три дня Ярость вдруг полюбил общаться длинными предложениями, к которым Аэрон еще не привык. Куда девался покой, вызванный появлением Оливии?
Вдобавок Аэрон не был уверен, через что ей пришлось пройти, когда ее вышвырнули с небес, и пока не позволял себе это выяснять, ведь тогда вряд ли сумеет удержать своего демона от возмездия. Он и сейчас-то с трудом его контролирует. А если узнает правду, то, возможно, и не захочет останавливать. Если он когда-нибудь и будет наслаждаться тем, что творит Ярость, то…
«Не нужно так думать». Аэрон не хотел вести себя с Оливией мягче, чем сейчас, как не желал, чтобы она еще глубже проникла в его мысли и решения. В его жизни и без того хватает сложностей. Своим появлением она лишь добавила новых.
Оливия хочет веселиться, а Аэрон даже значения этого слова не знает и не собирается тратить время на выяснение. И сожалений из-за этого не испытывает. Честно.
Она хочет любви, но Аэрон для этой цели совершенно не подходит. Романтическую любовь он точно никому предложить не может. Особенно хрупкому созданию вроде Оливии. И об этом тоже не сожалеет. Честно.
Она хочет свободы. Вот это Аэрону по силам ей предоставить. В городе. Если только она наконец поправится, черт ее дери!
Она обязательно поправится, в противном случае, боги свидетели, Аэрон все-таки спустит своего демона с поводка, причем сделает это охотно и без колебаний.
«Накажи. Накажи тех, кто мучил ее».
Почему демону Ярости так нравится Оливия? Она ведь ему нравится, в том не может быть сомнений. Больше ничем нельзя объяснить его желание атаковать существ, которых ни сам Аэрон, ни его демон лично никогда не встречали. Он много размышлял над этим, но так и не пришел ни к какому заключению.
Аэрон потер рукой лицо. Из-за его отказа покидать Оливию Люсьену по-прежнему приходится заботиться о Парисе и следить, чтобы тот должным образом кормил своего демона. А Торин, в свою очередь, следит за тем, чтобы есть не забывал Аэрон, – по нескольку раз в день приносит подносы с едой, но ни разу не задержался в комнате, чтобы поговорить. Если Оливия проснется и увидит одержимого демоном Болезни… Аэрон совсем не хотел повторения ее предыдущей истерики.
К несчастью, женщины в крепости узнали о появлении ангела и всей толпой явились повидать Оливию. Но Аэрон ни одну из них даже на порог не пустил. Неизвестно, как Оливия отреагировала бы на их присутствие. Кроме того, ни одна из них все равно не знает, как помочь ангелу. Аэрон спрашивал. Ладно, ладно. Не спрашивал – прорычал.
Хотя, пожалуй, он согласился бы выдержать приступы паники Оливии, если бы в результате она пришла в сознание. Какого дьявола она не просыпается? Такая неподвижная… Очень осторожно, чтобы не толкнуть Оливию, Аэрон перекатился на свою половину кровати и посмотрел на нее. Впервые она не прильнула к нему, а осталась лежать в той же позе, что и раньше. Ее кожа стала бледной, почти прозрачной, сквозь нее отчетливо проступали вены. Волосы спутались в птичье гнездо вокруг головы, щеки ввалились, а кровь запеклась на искусанных губах.
Даже в таком виде она оставалась невероятно красивой. Истинное совершенство, пусть и в духе «защищай меня вечно». При взгляде на Оливию у Аэрона защемило в груди. Не из-за чувства вины, но из-за собственнического, пробирающего до костей желания стать ее защитником.
Оливия должна выздороветь, а ему следует от нее избавиться. Как можно скорее.
– Если так пойдет дальше, то она скоро умрет, – прорычал он, глядя в потолок, не уверенный, говорит ли с ее Единым Богом или же с богами, которых знал сам. – Ты этого хочешь? Чтобы один из твоих ангелов пережил невообразимые мучения, прежде чем погибнуть? Ты ведь можешь спасти ее.
«Посмотри на себя, – с отвращением подумал Аэрон. – Умоляешь о жизни так, как не делал ни один смертный».
Но даже эта мысль его не остановила.
– Почему ты не спасешь ее?
Тут до его слуха долетел призрачный намек на… рычание? Аэрон напрягся и потянулся к столику за кинжалом, внимательно осматривая взглядом комнату. Кроме них с Оливией здесь больше никого нет. Никакое божество не явилось, чтобы покарать его за неучтивый тон.
Постепенно Аэрон расслабился, решив, что начал сказываться недосып.
Давно наступила ночь, и сквозь застекленные балконные двери в спальню лился свет луны. Вид был таким умиротворяющим, а Аэрон так устал, что едва не провалился в сон. Но удержался. Нельзя сейчас спать.
Что он будет делать, если Оливия умрет? Станет ли оплакивать ее, как Парис свою Сиенну? Разумеется, нет. Аэрон ведь совсем не знает Оливию. Скорее всего, он почувствовал бы вину. Безбрежный океан вины. Ведь она спасла его, а он не смог ответить ей тем же.
«Ты ее не заслуживаешь», – прошелестел в его голове голос, и Аэрон заморгал. Это говорит не Ярость – тембр слишком низкий, резкий и, как ни странно, знакомый. Неужели Сабин, одержимый демоном Сомнения, вернулся из Рима и теперь, как обычно неумышленно, пытается пошатнуть его уверенность в себе?
– Сабин! – рявкнул Аэрон на всякий случай.
Нет ответа.
«Она слишком хороша для тебя».
На этот раз Ярость, внезапно оживившись, заметался у него в голове, ударяясь о стенки черепа.
Значит, это не Сабин. Во-первых, Аэрон не слышал о возвращении друга, а во-вторых, знал, что того и не должно быть еще несколько недель. Вдобавок в этих фразах не звучало ликования, а демон Сабина испытывал невероятную радость, распространяя свой яд.
Кто же это сказал? Кто обладает властью мысленно говорить с ним?
– Кто здесь? – требовательно спросил Аэрон.
«Это не важно. Я пришел, чтобы исцелить ее».
Исцелить ее? Аэрон немного расслабился. Этот голос исполнен правды, как и у Оливии. Может, это ангел?
– Спасибо.
«Оставь свою благодарность при себе, демон».
Разве может ангел говорить с такой злостью? Скорее всего, нет. Или некий бог ответил на его мольбы? Аэрон счел и это предположение маловероятным. Богам нравится являться во всем блеске своего великолепия. Они не упустили бы возможности показаться и потребовать благодарности. А будь это Бог Оливии, воздух как минимум вибрировал бы от исходящей от него силы. Вместо этого… пустота. Аэрон ничего не чувствует и не ощущает.
«Я от всей души надеюсь, что, проснувшись, она поймет, что ты на самом деле собой представляешь».
Так как говоривший был уверен, что Оливия проснется, Аэрон не обратил внимания на завуалированное оскорбление, столь велико оказалось нахлынувшее на него облегчение.
– И что же я собой представляю?
Не то чтобы мнение невидимки волновало Аэрона, но по ответу он мог догадаться, с кем разговаривает.
«Ничтожный, порочный, злобный, глупый, упертый, безнравственный, недостойный и обреченный».
– На самом деле ты так не думаешь, – сухо ответил Аэрон, надеясь сарказмом отвлечь внимание собеседника, и тем временем медленно прикрыл Оливию своим телом, словно щитом.
Злобный и порочный – это качества, приписываемые Владыкам охотниками. Но эти напали бы на Аэрона, не потрудившись предложить помощь. Даже своей наживке.