Ханаанский блюз
себе в комнату, оставив нас двоих наедине.— Пришел требовать от меня уволиться? — с горечью спросил я.
— Если ты так дорожишь своей работой, какого черта нарушаешь то единственное условие, что я тебе поставил? Я просил не общаться с моим братом, но я понимаю, что это невозможно — он вцепился в тебя, как клещ. Но хотя бы не спать с ним ты мог бы?!
Я покосился на дверь в комнату деда.
— Давай потише.
Он сразу же понизил голос.
— Я не хочу лезть в ваши личные отношения, но я знаю своего старшего брата. Если ты думаешь, что он остановится на том, что уже успел узнать, то ошибаешься.
— Охрененно — пробормотал я.
— Поэтому я не хотел, чтобы ты с ним вообще соприкасался. Он бывший разведчик — и это у него превратилось в профдеформацию. Теперь он начнет копать про Томера — он меня уже расспрашивал про обстоятельства его смерти. Понимаешь, по какой грани мы ходим, Розенберг? — последнюю фразу он почти прошипел.
— В таком случае, твой брат — маньяк — в сердцах сказал я.
— Жаль, что ты этого раньше не понял — сказал он с сожалением.
— Если я уволюсь…
— Уже поздно.
Я откинулся на спинку дивана, посмотрел на него. Он тоже смотрел на меня, зло и устало.
— Хорошо. Что делать будем? — спросил я.
— Если он поднимет старые рапорты, то ничего там не найдет. Тебя не было в здании, понял? Стоял снаружи и ничего не видел.
— Ясно.
— Но он будет пытаться тебя расколоть, даже не зная, что именно ищет. Если у тебя есть ещё какие-то тайны, лучше держи их при себе как можно лучше. Иначе он и до них доберется.
Я подумал о Якове и вздрогнул.
Зелиг заметил это.
— Что? — резко спросил он — ещё что-то?
— Нет. Просто пытаюсь понять, в какое дерьмо я вляпался.
— А я вляпался в твое чёртово дерьмо ещё пять лет назад — горько сказал Дори — надо было мне дать тебе освобождение от того призыва.
— Заткнись — глухо посоветовал я ему. Слышать от него то, что я сам прокручивал в мозгу уже пять лет, было невыносимо.
Он кивнул и замолк.
Какое-то время мы оба сидели в молчании.
Потом Дори поднялся, взял свою сумку, кивнул на дверь Якова.
— Не буду мешать, твой дед уже спит, наверное.
— Ладно — сказал я.
— Увидимся завтра на работе. Пока.
Я проводил его, закрыл за ним дверь.
Заниматься я больше не мог. В душе были раздрай и злость на себя и на Гая. Ещё мне было немного жаль Дори — он на самом деле вляпался в проблемы, которые изначально его никак не касались. Разбираться со всем этим следовало мне, не ему.
Решив, что ничего не смогу придумать на ночь глядя, я сделал то, что было разумнее всего — лег спать.
Следующие несколько недель прошли относительно тихо. Пару раз в неделю мы с Гаем встречались после работы и ехали к нему. Я выжидал удобного случая, чтобы свернуть отношения с ним на нет — ощущение было, что я живу на пороховой бочке.
Особенно это чувствовалось, когда он задавал какой-то абсолютно невинный, но тем не менее, не менее опасный для меня вопрос.
Например:
— С кем у тебя были отношения в университете?
— Ты когда-нибудь жил с кем-нибудь вместе?
— Твой дед знает идиш?
И прочие, от которых меня продирал мороз по коже.
С Яковом я твердо решил его не знакомить — точнее, это решил сам дед, и я был целиком на его стороне.
Секс был на высоте — но даже это уже не перекрывало того, что я после вечера общения с ним возвращался домой, чувствуя себя шпионом, работающим под прикрытием, измотанным и взмокшим.
Если я надеялся, что он через некоторое время от потеряет ко мне интерес, то ошибался. Казалось, что его интерес наоборот, вырос ещё больше.
Однажды вечером я спросил его, чем я, в общем-то заурядный экономист, обязан такому вниманию с его стороны.
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Если не считать, что с тобой у меня лучший секс за последние лет десять? Наверное то, что я никак не могу тебя раскусить. Кто ты?
Я вздохнул. Опять двадцать пять.
— Ты слишком высокого обо мне мнения.
Он пожал плечами.
— Может быть. Но другие на твоём месте уже давно рассказывали мне все, что я хотел услышать, и на этом все и заканчивалось.
— Значит — подытожил я — твои отношения ты строишь по типу: выжать из человека всю его подноготную, и пойти дальше?
Он промолчал.
— Знаешь — сказал я — в самом начале я уже сказал тебе — у каждого есть какая-то часть, которую он предпочел бы оставить при себе. Кто-то грызет ногти, кто-то смотрит тупейшие реалити-шоу по вечерам, кто-то душит кошек в свободное время. Не обязательно вытаскивать это все на свет.
— А ты? — спросил он — какая твоя тайна?
— А твоя? — спросил я в ответ.
Он пожал плечами.
— Даже не знаю.
— Или же не хочешь мне сказать — усмехнулся я.
Он провел пальцем по моему соску.
— Я люблю тебя — сказал он наконец.
Я застыл.
— Вот и вся тайна — заключил он.
Черт.
Проблема была в том, что я его не любил. Мне было, с чем сравнивать, и я ни с чем не спутал бы то, что чувствовал тогда, с Маджидом.
Я не любил его, и не подозревал о его чувствах. Сам того не желая, я вынудил его признаться мне в любви, но не мог ответить тем же.
А самое поганое в этом было, что мы все ещё работали вместе. И он был моим начальником.
— Гай — сказал я неловко.
— Не продолжай — невесело усмехнулся он.
— Прости меня, пожалуйста — сказал я, ненавидя себя за то, как невыразительно это прозвучало.
— Проехали. Это и так видно. Просто ты настаивал узнать мою, так сказать, тайну.
— Я не настаивал — глухо сказал я — просто хотел показать, что не всем… черт, неважно.
— Что хочешь делать? — спросил он.
— Наверное, оденусь и пойду домой — сказал я. Оставаться тут с ним после того, как я дал ему понять, что с моей стороны чувства не взаимны и вряд ли когда-нибудь будут, было бы верхом цинизма.
Он не ответил, и молчал все время, пока я одевался.
Как бы не была горька наша развязка, на работе это никак не сказалось.
Мы продолжали работать, практически не пересекаясь друг с другом, лишь изредка встречаясь на заседаниях. Офис был достаточно большим, а я не имел привычки гулять по коридору без дела, поэтому почти не видел его.
Гай тоже не пытался общаться, и наши отношения на первый взгляд вошли в чисто деловое русло.
Тем не менее, Дори, узнав от меня о том, что произошло, посоветовал не расслабляться.
— Даже если вы не вместе — он тебя так