Ханаанский блюз
и не успел расколоть. Я очень надеюсь, что он оставит тебя в покое, но это уже будет зависеть от его азарта и твоего везения.Я только головой покачал, услышав такой прогноз.
В конце ноября Дори вызвали в резерв, и его неделю не должно было быть на работе.
Первого декабря утром мне позвонил связной офицер из моей бывшей части.
— Миха? Хочу вам с большим сожалением сообщить, что один из ваших товарищей погиб прошлой ночью при исполнении…
В моей голове словно кто-то отключил все звуки и цвета.
— Кто? — выдохнул я.
— Арон Таль — сказал офицер — похороны сегодня в два часа.
Слезы буквально брызнули у меня из глаз.
Арон, один из моих друзей во время срочной службы. Один из лучших людей, которых я знал. За последние пять лет я почти ни с кем не общался из своей части, но с ним мы хотя бы изредка переписывались. У него было уже две дочери.
— Я приеду. Скажите адрес кладбища — сказал я через силу.
Я ехал по дороге на кладбище и напряжённо думал. Как, почему он погиб? Никаких открытых военных действий в последнее время не намечалось — по словам Дори, это был обычный тренировочный призыв, когда риск минимален, и все скорее напоминает кемпинг в кругу друзей.
Приехав на место, я долго не мог заставить себя выйти из машины. Потом всё-таки вышел, пошел по дороге до того участка, где должны были быть похороны.
Военные похороны — одно из самых тяжёлых испытаний любого человека, живущего здесь. Это почти всегда проводы очень молодого парня или девушки, даже если это резервист. Это всегда абсолютно неожиданно, нежданно, противоестественно.
Я был уже на нескольких таких похоронах, и с каждым разом мне было все тяжелее — потому что было понятно, что этому не будет ни конца, ни края.
Я увидел бывших соратников, которых не видел уже больше пяти лет, кивнул им молча — разговаривать не хотелось никому.
Узнал, что Арон попал под чью-то пулю с той стороны во время банальной охраны поселения. Те тоже понесли потери.
От этого мне стало ещё тяжелее. Я понимал, что зря пришел — сердечная рана пятилетней давности опять стала кровоточить, и я отступил в сторону, закрыв глаза, чтобы не видеть и не слышать ничего.
Почувствовал, как ко мне кто-то подошёл и положил руку на плечо.
— Пошли — услышал я голос Зелига.
— Подожду до конца — я мотнул головой.
— Как знаешь.
Он убрал руку, но стоял рядом, и от этого становилось хоть чуточку — но легче.
Наконец, все закончилось, и я, с трудом перекинувшись парой слов с приятелями, пошел на выход. На шиву я ехать не собирался — ещё не настолько был мазохистом.
Дори окликнул меня сзади.
— Миха, подожди меня.
Я остановился.
— Подвези меня до дома, моя машина осталась на базе, а мне нужно кое-что забрать.
— Хорошо — сказал я — а как до базы доберешься? Я тебя подвезу туда тоже.
— Спятил? — нелюбезно осведомился Зелиг — это два часа в каждую сторону. Я переночую у себя и завтра поеду на автобусе.
— Как скажешь — ответил я безразлично.
Мы сели ко мне в машину и поехали.
При бывшем командире раскисать было невозможно, и я постепенно успокоился.
Дори посматривал на меня, словно чтобы убедиться, что я не собираюсь впадать в истерику. Увидев, что я уже более адекватен, чем на кладбище, он заметно расслабился.
— На тебе все ещё лица нет — сказал он — поднимайся ко мне, поешь и помянем его, если уж не поехали на шиву.
— Ладно — ответил я коротко. Я на самом деле с самого утра ничего не ел.
Мы поднялись к Дори, и я в первый раз увидел, как он живёт.
Его квартира почти не отличалась от моей. Такое же не особо новое здание, образцовый порядок, недорогая мебель. Он, казалось, был полной противоположностью своего сибарита-брата.
— Ты живёшь один? — спросил я. Почему-то мне казалось, что у него должна была быть девушка.
— Да, уже как год — нехотя сказал он.
Я кивнул.
Мы прошли на кухню, он открыл холодильник, задумчиво посмотрел вовнутрь.
— Что будешь есть? — спросил он наконец.
— А что есть?
— Помидоры, жёлтый сыр, скисшее молоко, кетчуп, пиво и сливочное масло — ответил он с усмешкой.
— Закажи пиццу — ответил я.
Он кивнул, отошёл к телефону.
Пока мы ждали посыльного, он искупался и переоделся из формы в домашнюю одежду. Вытащил пиво, и мы выпили за память Арона и Томера.
— И за твоего Альхади — сказал он, прежде чем сделал глоток.
Это было так неожиданно, что я чуть не поперхнулся своим пивом.
Потом он взял свой рюкзак, пошел в комнату, и стал что-то перекладывать оттуда.
Я сидел и думал об Ароне, Томере, Маджиде.
Потом встал и пошел к Дори.
Увидел, что он чистит свой пистолет.
— Что делаешь? — спросил я спокойно.
— Как видишь — ответил он.
Я прислонился плечом о притолоку.
— Зачем чистишь-то?
— На всякий случай — ответил он.
— Куда выбросишь?
— Поеду завтра домой на своей машине, выкину где-нибудь в окрестных лесах — сказал он.
— И что, легче тебе стало от того, что отомстил за Арона? — спросил я.
— Сам знаешь — ответил он глухо.
Я вздохнул.
— Поехали сегодня. Если завтра решат поднять шум и произвести обыск, то риск будет слишком высоким. И лучше, если ты будешь ночевать на базе.
Он кивнул, не глядя на меня.
Мы дождались посыльного, взяли пиццу с собой и поехали по направлению на ту базу, где дислоцировалась часть.
По пути заехали в какой-то лесок, и тщательно закопали пистолет без номера в землю поглубже.
К восьми вечера доехали, и я остановился у ворот, давая ему выйти.
— Спасибо — сказал он.
— Не за что — сказал я, подумав, что теперь есть ещё одна тайна, которую мне предстоит скрывать от его брата.
— Есть за что — ответил Дори, снял с сидения свой рюкзак и вышел.
Я завел мотор и вздохнул. Мне предстояло ещё два часа езды домой, и полный рабочий день завтра.
Глава 9
Глава 9
Шум, судя по всему, решили не поднимать — по крайней мере, кроме короткого некролога, о Ароне в новостях ничего не появилось; с той стороны тоже все было глухо.
Дори появился на работе уже в воскресенье — как всегда, немного хмурый и немногословный. Поздоровался со мной, когда я готовил себе кофе на кухне, и пошел к себе.
Потом ко мне подошёл Гай — я не видел его на прошлой неделе, должно быть, он куда-то ездил по работе.
— Я слышал, что вы с Дори потеряли друга — негромко сказал он — мои соболезнования.
— Спасибо — ответил я так же тихо — не хотелось, чтобы весь офис тоже пришел бы соболезновать.
— Как ты? — спросил он.
Я неопределенно улыбнулся. Ненавижу, когда на меня смотрят с таким сочувствием — от этого наоборот, становится ещё хуже.
—