Ханаанский блюз

инженер, он все ещё придумывал разные проекты и претворял их в жизнь. Бывало, что ему даже звонили с его прежней работы за профессиональной консультацией. Так что скучать на пенсии ему не приходилось.
Я постучался, зашёл к нему.
 — Как прошла вечеринка? — спросил он, орудуя паяльником.
 — Как тебе сказать… — ответил я.
 — Вкратце.
Я в двух словах обрисовал ситуацию.
Он аккуратно поставил паяльник на место.
 — Таких идиотов, как твой начальник, хватало во все времена — сказал он.
 — Он не идиот — возразил я.
 — Он дурень. Ты, кажется, беспокоишься о том, что он тебя уволит?
 — Скорее всего, на следующей неделе начну рассылать резюме.
 — Не надо. Никуда он тебя не отпустит. Главное — не позволяй ему опять влезть тебе в постель.
 — Яков!
Он пожал плечами, и снова взялся за свою работу, давая понять, что беседа окончена.
Всю пятницу и субботу я отдыхал. Мне никто не звонил, не мешал, и я делал, что хотел: прогулялся по Яркону, почитал книгу, посмотрел фильм, вечером пошел в бар — не в тот, что обычно, чтобы не нарваться на Гая. В баре ко мне подошла симпатичная девушка, и мы провели весь вечер за приятной беседой, логично перешедшей в не менее приятную ночь.
В исход субботы мне позвонила мать, спросила, не хочу ли приехать на день рождения отца в следующий четверг. Я согласился.
В воскресенье началась новая рабочая неделя. Я шел в офис, готовый к тому, что мне в тот же день устроят быстрое слушание и увольнение, но дед оказался прав: Гай теперь меня просто не замечал. Это меня радовало, я помнил цитату, которую как-то упомянул Маджид, про барский гнев и барскую любовь. Упаси Бог. Теперь я прекрасно понимал, почему романы между коллегами не приветствуются.
****
Так прошло ещё несколько месяцев.
В марте «арабская весна» докатилась и до наших границ, но, к счастью, призыва не было.
Придя как-то в конце апреля на работу, я с удивлением узнал, что у Дори сегодня был день рождения. В армии он никогда его не справлял, да и сейчас видно было, что поздравления ему в тягость. Он принес полагающийся торт и сухо поблагодарил тех, кто его поздравил.
Я подошёл к нему поближе к обеду.
 — Мои поздравления.
 — Спасибо — сказал он коротко.
 — Ты не справляешь?
 — Предлагаешь мне устроить корпоративную вечеринку, как Гай в прошлом году? — усмехнулся он.
 — Хотя бы посидеть в баре с друзьями.
 — С какими друзьями, Розенберг? — сказал он.
Я открыл рот и так же закрыл. У меня друзей за шесть лет не осталось — стена, которую я тогда воздвиг, не пропускала никого, кроме случайных знакомых. Но Дори?
 — А парни из взвода? — спросил я наконец.
 — А ты сам с ними общаешься? — ответил он.
 — Я — нет. Но при чем тут ты? — не понял я.
Он, казалось, был готов меня придушить прямо здесь.
 — Миха, они не дураки! Ты думаешь, они не поняли, что к чему? Я заставил их молчать, думаешь, это хорошо сказалось на наших с ними отношениях?
 — Вот как — только и смог вымолвить я.
 — Все в порядке — ответил он — как видишь, службе это не мешает.
 — А дружбе…
Он не ответил.
 — А в университете? — начал я.
 — Хватит — прервал он меня.
 — Извини — я почувствовал себя бестактным болваном.
 — Так или иначе — сказал он — я не собираюсь ничего справлять. Каждый год какая-нибудь «добрая душа» обязательно решает сделать мне вечеринку-сюрприз. Надеюсь, в этом году это не будешь ты.
Мне такое даже в голову не приходило, и я чуть не рассмеялся, представив себе, как подбиваю коллег прятаться за столами с тортом и праздничными колпаками.
Дори помолчал.
 — Если тебе так неймётся, можно пойти после работы в бар — наконец снизошёл он.
 — Спасибо за одолжение — усмехнулся я.
Я понятия не имею, как так вышло, но в этом году «доброй душой» оказалась Нета. После перерыва, когда Зелиг вернулся в офис, его оглушили дружным «с днём рождения!» и хлопушками. Я был в это время у себя в кабинете, и ничего не слышал. Но, встретив его под конец рабочего дня увидел, что он стал ещё мрачнее.
 — Пошли — бросил он мне.
 — Ладно — я выключил компьютер, собрал свои вещи, и последовал вслед за ним к выходу.
По дороге заметил, что за нами наблюдает его брат.
 — Видел Гая? — спросил я, когда мы сели в мою машину.
 — Видел — ответил он — судя по всему, он решил пойти на второй круг.
 — Расследования? — спросил я, чувствуя, как опять начинаю злиться.
 — Нет. Ты не замечал, что он с тебя глаз не сводит? Влюбленных.
Я застонал. Дед опять оказался прав.
 — Пошел он — процедил я.
 — Вот бы ты так год назад говорил — сказал он с усмешкой — во всяком случае, теперь тебе нечего от него скрывать.
 — Да, всего лишь ещё две… — я осекся.
 — Две? — переспросил он.
Я не ответил, и он, пожав плечами, оставил этот разговор. Вот и ещё одно его различие с Гаем.
А я мысленно костерил себя как мог. Черт, я не умею хранить тайны!
Мы пошли в один из баров возле его дома и сели на табуреты возле высоких бочек, заменяющих столы.
 — Когда у тебя день рождения? — спросил он, тронув мою бутылку пива горлышком своей, чокаясь.
Я поколебался. Сказать?
 — Завтра — наконец признался я.
 — Ты серьезно? — хмыкнул он.
 — Да.
 — Скажи тогда спасибо, что завтра пятница, и в этом году пронесло. Хотя, с Неты станется и в воскресенье устроить тебе сюрприз, ретроактивно.
 — Не дай Бог — сказал я, содрогнувшись.
Потом беседа свернула на общие темы, и мы перекидывались фразами, посматривая на экран телевизора в углу.
 — Погоди, у меня телефон звонит — сказал он, вытаскивая из кармана аппарат.
Я кивнул. Смотрел на экран, следя за баскетбольным матчем, а потом случайно посмотрел на него и обмер — лицо его буквально почернело.
 — Что случилось? — прошептал я.
 — У отца был инфаркт — сказал он каким-то чужим голосом.
 — Он… В больнице?
 — Да. Но он... он мертв. Мать нашла его на полу в кабинете.
Я смотрел на него, не зная, что делать, что сказать.
 — Давай я отвезу тебя к ней, ты ведь без машины сегодня.
Он кивнул, прикрыл на пару секунд ладонями глаза.
Я поспешно кинул на стол деньги за пиво, и подтолкнул его к выходу.
 — Пошли.
В машине мы оба молчали. В больнице тоже. Гай уже был там, посмотрел на нас, но не подошел, оставшись сидеть рядом с плачущей матерью.
Дори сам подошёл к ним, обнял мать, кивнул брату. Я остался стоять поодаль, думая, что за этот год умерло уже слишком много людей. И что мне по идее надо было выразить свои соболезнования и ехать домой — эти трое наверняка хотели бы побыть наедине без посторонних.
Подошёл,