Влюбленная пленница

– Майя? – позвала Эми.
Молодая женщина поднялась и подошла поближе. Затем встала на колени и прикоснулась лбом к грязному полу. Когда же Эми подошла, чтобы поднять ее, она сунула сверток Эми прямо в руки, и той ничего не оставалось, как развернуть его и посмотреть, что же внутри.
Это оказалось платье – прелестное, в традиционном турецком стиле, сшитое из нежнейшего шелка – с широкими рукавами, высокой талией, расшитое листьями и цветами в красных и золотых тонах. Эми долго смотрела на искусную работу, потом пропустила сквозь пальцы почти невесомую ткань и поднесла ее к свету, чтобы лучше видеть. Это было самое красивое платье, которое ей доводилось видеть в своей жизни.
– Майя, это просто великолепно! Спасибо, что показала мне такую красоту! – наконец воскликнула Эми, отдавая платье обратно.
Майя покачала головой и не взяла платье.
– Неужели это мне? – Эми не могла поверить. Сестра Анвара закивала изо всех сил.
– Но как же! Ты, должно быть, несколько месяцев работала над ним! Я не могу принять такой драгоценный подарок!
Лицо турчанки исказилось; кажется, она готова была заплакать.
Эми растерялась. С одной стороны, ей не хотелось обижать Майю, но с другой – подарок был слишком экстравагантен. Очевидно, это платье вышивали к свадьбе.
Неожиданно Майя схватила Эми за руку и потащила из палатки. Эми поняла, что ее ведут к Анвару. Женщины миновали большой костер в центре лагеря: это именно вокруг него расположились музыканты и танцевали женщины. Эми не видела Малика, но у нее и времени оказалось очень мало, поскольку Майя очень спешила.
Едва войдя в палатку, Эми сразу поняла, почему Майя так настаивала на подарке. Анвар сидел, облокотясь на гору вышитых подушек, и пил бульон.
Увидев Эми, он тут же поставил чашку и протянул к ней руки. Она взяла их в свои; но Анвар прижал ее руки к губам.
– Спасибо огромное! – произнес он по-турецки. Эми уже знала эту фразу.
– На здоровье, – ответила она, застенчиво пытаясь освободиться. Все эти чрезмерные благодарности крайне смущали ее.
Эми видела, с каким восхищением эти двое, которые еще совсем недавно с удовольствием задушили бы ее, сейчас смотрели на нее как на спасительницу и чародейку, и не переставала удивляться сложности и непредсказуемости жизни. Она проверила повязку Анвара и вернулась в палатку Малика. Там на полу валялось платье.
Было очевидно, что Майя считала Эми спасительницей своего брата. В той культуре, которую девушка только начинала понимать, не принять в подарок от турчанки то, что было ей особенно дорого, значило оскорбить ее до глубины души.
Музыка изменилась – зазвучал голос под аккомпанемент цимбал. Пели печальную песню, которую Эми не раз уже слышала в лагере. В напеве было столько грусти, что слезы наворачивались на глаза. С грустной улыбкой девушка сняла крышку с большой лохани и взяла мыло и полотенце.
Даже в праздник меланхоличная натура турецкого народа давала себя знать – она отражалась в музыке.
Эми взяла большой черный котелок, в котором Матка обычно приносила воду, и отправилась искать кипящий чайник. Но когда старуха увидела ее возле небольшого костерка, который она постоянно поддерживала, то забрала котелок и собственноручно его наполнила, а потом отправила Ризу, чтобы та принесла еще кипятка. Эми стояла и смотрела, как женщины наполняют ванну. Потом Матка отослала Ризу, а сама встала у входа в палатку – охранять гостью во время купания.
Сомневаться не приходилось: чудесное выздоровление Анвара в мгновение ока изменило статус Эми. Из парии она превратилась в героиню. Даже неразговорчивая и неприветливая Матка внезапно стала заботливой и услужливой.
Эми подумала, что могло бы случиться, если бы Анвару стало хуже. Смог ли бы тогда Малик защитить ее?
Девушка долго, с наслаждением мылась, тщательно промыла волосы сосновым мылом, а потом сполоснула их чистой водой, принесенной Ризой. Надела новое платье. Оно оказалось ей чуть широко, но маленькие золотые пряжки скрепляли лиф так, что он выглядел, словно корсет, и поэтому наряд сидел великолепно. Вырез оказался очень большим – Эми он показался даже нескромным. Поэтому, прежде чем выйти из палатки, девушка накинула на плечи капюшон от бедуинского костюма.
Ночь стояла теплая и ясная; воздух был напоен ароматом дикого гелиотропа, который в изобилии рос вокруг лагеря. Матка взглянула на платье, на сияющее лицо Эми, на ее блестящие, еще мокрые, волосы и показала в сторону деревьев.
– Малик, – только и произнесла она.
«Очевидно, я совсем не умею скрывать своих чувств, – подумала Эми, – оказывается, даже не надо ничего спрашивать».
Она пошла по тропинке, ведущей к поляне. Ноги сами несли ее под звуки скрипок. После отдыха и ванны она чувствовала себя полной сил и уверенной в успехе своего дела.
Впервые в своей избалованной, продуманной и красивой жизни Эми решила рискнуть. Малик сидел на стволе поваленного дерева и, глядя на звезды, курил – что позволял себе лишь изредка. На нем была рубашка, которую Эми любила больше всего: темно-синяя, цветом и фасоном подчеркивающая его смуглую красоту и ладное сложение. Волосы аккуратно причесаны, непослушные завитки тщательно приглажены. А подойдя ближе, девушка заметила, что он недавно побрился. После бритья на подбородке стала заметна симпатичная ямочка, а на верхней губе – тонкий, не толще волоса шрам.
Увидев Эми, Малик поднялся и, отбросив окурок, внимательно смотрел, как она подходит.
– Почему ты не празднуешь с остальными? – спросила девушка, плотнее заворачиваясь в шаль.
– Я праздную в одиночестве, – спокойно ответил Малик. – Как ты себя чувствуешь?
– Гораздо лучше.
– И Анвар тоже.
– Я знаю. Видела его. Майя водила меня к нему. Подарила вот это платье и сказала что-то по-турецки, – Эми попыталась повторить непонятные слова. – Что это значит?
– Это пожелание долгой жизни твоим рукам. Так говорят тому, кто что-то очень хорошо сделал: повару, приготовившему вкусное блюдо, художнику, нарисовавшему красивую картину, или, как сейчас, доктору, вылечившему больного.
– Понятно. А тебе нравится платье?
– Очень красивое.
– Мне тоже так кажется.
– Плохо, что ты не сможешь носить его, когда уедешь отсюда, – глядя куда-то в сторону, негромко произнес Малик.
Впервые с того самого дня, как собственноручно перерезал веревки на ее руках, он упомянул о ее отъезде.
– Ты думаешь, тете Беатрис не понравится турецкое платье? – легким тоном поинтересовалась Эми.
– Я думаю, что тебе опять придется носить эти обручи и рукава необъятной ширины, похожие на паруса – так же, как ты приехала сюда.
– Словно паруса?
– Ну конечно, они выглядят, словно наполненные ветром паруса, – Малик нарисовал в воздухе форму рукава.
– Баранья ножка, – произнесла Эми.
– Они так называются? – Малик казался удивленным. Он даже снова сел.
Эми с улыбкой кивнула.
– Ты не можешь не согласиться, что женщины Запада одеваются довольно странно, – пробормотал Малик.
– Да, сейчас мне уже больше нравятся вот такие наряды, – призналась девушка, скидывая шаль и открывая глубокий вырез платья.
Взгляд Малика заметно задержался на открытой шее, скользнул ниже и лишь потом вернулся к лицу Эми.
– Мне тоже, – с внезапной хрипотцой в голосе согласился он.
Эми сделала шаг вперед.
– Я так рада, что Анвар пошел на поправку! Малик улыбнулся.
– Даже странно, что это твоих рук дело. До того, как его ранили, он только и думал о том, как бы от тебя отделаться. А после ранения был без памяти и до сегодняшнего дня так и не знал, что ты – его спасительница.
Эми нежно дотронулась до щеки Малика:
– Я сделала это не ради него самого, – почти прошептала она.
Малик долго молча смотрел на нее, а потом закрыл глаза и поцеловал девушке руку. Когда же Эми провела пальцем по его губам, он страстно привлек ее к себе.
Малик прижался лицом к почти обнаженной груди, слово кот, ласкающийся к хозяйке. Эми вздрогнула, когда почувствовала горячие влажные губы на своей коже. Это прикосновение словно обожгло ее. Когда же он поднял голову и расстегнул пряжки на корсаже, ноги Эми подкосились, и она оказалась на коленях у Малика.