Поверить в счастье
Ему хватило двух шагов, чтобы преодолеть разделявшее их расстояние. Огонь его желания опалил Карину, и то, что таилось все последние месяцы в глубине подсознания, то, что притворялось умершим, внезапно ожило, напомнило о себе и толкнуло ее к Мигелю. Все произошло так быстро, что Карина даже не успела упрекнуть себя за слабость. Жадные губы Мигеля впились в ее рот, и она откликнулась на это проявление страсти, как откликается на обрушившийся с неба ливень иссушенная зноем земля.
Его руки сомкнулись у нее за спиной, язык прорвался за бессильно раздвинувшиеся губы, а бедра подались вперед. Карина почувствовала силу его желания, и, возможно, именно это убедительное доказательство неукротимой страсти заставило ее опомниться. Карина толкнула Мигеля в грудь и отшатнулась, но при этом сама едва не упала. Мигель успел подхватить ее и усадил на диван.
— Что ты делаешь, черт возьми! Хочешь убить нашего малыша? Ты в порядке?
Она выставила руки, не позволяя ему дотронуться до себя.
— Прекрати. Со мной ничего не случилось. И не волнуйся, с ребенком ничего не случится.
— Как ты можешь так говорить? — Он опустился рядом с ней на колени. — Неужели все женщины настолько глупы, что не понимают, какую ответственность возложила на них природа?
И он еще смеет читать ей нотации! Говорить об ответственности! Что это — лицемерие или поразительная неспособность взглянуть на себя со стороны?
— Никто не просил тебя набрасываться на меня с поцелуями. Или тебе не приходила в голову мысль, что твои ласки могут быть неприятны?
Мигель прямо-таки раздулся от оскорбленной гордости.
— Раньше ты сама их добивалась.
Контраргументов не нашлось, а потому Карина не стала спорить.
— Женатым мужчинам не полагается целовать других женщин, кроме собственных жен, — язвительно сказала она. — Или на тебя это не распространяется?
Мигель пожал плечами.
— Согласен. Но разве тебя это беспокоит?
Беспокоит ли ее это? Конечно! Странно, почему он так безразличен.
— Интересно, это я чего-то не понимаю или ты спятил?
Он состроил гримасу.
— Если кто и спятил, то, конечно, я. Тебя искали по всему городу и не могли найти. Любой бы на моем месте сошел с ума. — Мигель тяжело опустился рядом и, обняв ее за плечи, привлек к себе. — Чего я только не передумал!
Порыв страсти миновал, и теперь от Мигеля исходило ощущение покоя и надежности. Карине захотелось положить голову ему на грудь и забыть обо всем, что произошло в Нью-Йорке. Ах, если бы все было так просто!..
— Не надо, Мигель, — прошептала она, но не сумела придать голосу должной твердости.
В ответ он обнял ее еще крепче.
— Надо. Ты слишком непредсказуема.
Карина бессильно вздохнула.
— Уверяю тебя, я вполне предсказуема, если только ты не будешь меня лапать.
— Этого я обещать не могу.
— Бедняжка Рафаэлла. Вряд ли она будет в восторге, узнав, что муж готов изменить ей уже в первые месяцы после свадьбы.
— За Рафаэллу не беспокойся, — сдержанно ответил Мигель. — Ее муж — человек чести.
— Это ты-то? Не смеши меня. — Карина презрительно усмехнулась. — Тот, у кого есть хотя бы остатки чести, не женился бы на одной женщине, оставив беременной другую.
Он вдруг повернулся и посмотрел ей в глаза.
— Так ты полагаешь, что я женился на Рафаэлле? И считаешь меня бесчестным человеком?
— Уж не собираешься ли ты попытаться убедить меня в обратном? И полагаешь, что я поверю, будто ты не женился на своей Рафаэлле?
— Я не намерен убеждать тебя в очевидном.
Карина закрыла глаза, все еще не веря в то, что услышала, но чувствуя — Мигель не лжет.
— Мне очень жаль, но Рафаэлла сама назвала тебя своим мужем. Или она тоже выдавала желаемое за действительное? Если так, то…
Мигель не дал ей договорить.
— Рафаэлла сказала тебе, что мы поженились?
Карина напрягла память, припоминая детали разговора.
— Да. Она спросила, не хочу ли оставить сообщение и… да, добавила, что передаст его мужу.
— Но с чего ты решила, что муж это я? — Вместо того, чтобы разозлиться или смутиться, Мигель вдруг усмехнулся. — Разве она назвалась сеньорой Гомес?
— Нет, но за кого еще она могла выйти замуж? И почему оказалась в твоем нью-йоркском офисе?
— Рафаэлла вышла замуж за моего знакомого, Криса Рэндольфа. А в Нью-Йорк они приехали потому, что совершали свадебное путешествие. В тот день, когда ты позвонила, я отлучался по делам, а секретарша заболела, вот я и попросил Рафаэллу побыть в офисе. Если бы ты не бросила трубку, то узнала бы обо всем уже тогда.
Пораженная новостью, Карина не нашлась, что ответить. Мысли путались. Как же так? Почему?
— Рафаэлла просила тебя сказать, где ты находишься. Как можно быть такой безответственной! Неужели ты не понимала, что я беспокоюсь?
— Мне не хотелось откровенничать с твоей супругой.
— Повторяю еще раз, она мне не супруга.
— Докажи это.
Застигнутый врасплох неожиданным требованием, Мигель ослабил объятия, и Карина тут же отодвинулась к краю дивана.
— Ты можешь утверждать, что угодно, но я больше не верю словам. Предъяви доказательства того, что ты действительно не женат на Рафаэлле Саморано.
Он угрожающе подался к ней.
— Как ты смеешь сомневаться в моем слове?
— Легко. Ты даже не представляешь, как быстро исчезают некоторые иллюзии.
Твердость ее ответа, похоже, заставила его призадуматься. Несколько секунд он молчал, продолжая сверлить ее глазами, потом кивнул.
— Хорошо, я предъявлю тебе все нужные доказательства.
— Вот и хорошо. А до тех пор больше сюда не приходи.
— Я не выпущу тебя из виду.
— Собираешься расположиться на коврике у двери? Или поставишь палатку перед домом?
— Я не собираюсь унижаться и не хочу унижать тебя, нанимая детективов для слежки за тобой. Поэтому переезжай ко мне в отель.
— Об этом не может быть и речи.
— В моих апартаментах две спальни, хотя в прежние времена нам вполне хватало одной кровати.
Напоминание о «прежних временах» отдалось такой болью, что Карина едва не застонала.
— Забудь. И уясни: я никуда с тобой не пойду.
— Тогда мне придется перебраться сюда. Не совсем, конечно, удобно, но думаю, это ненадолго.
Ну что за упрямец!
— Нет, нет и нет. Во-первых, квартира принадлежит Эрике, а ты ей не нравишься. Во-вторых, если мои родители узнают, что я живу с мужчиной, не состоя с ним в браке, будет огромный скандал. Мне лишние неприятности не нужны.
— О чем ты говоришь? О каких родителях? Ты прожила со мной полтора года и ни разу не вспомнила о них.
— Тем не менее они у меня есть. Ты никогда о них не спрашивал, поэтому я о них и не рассказывала. Я ведь тоже долгое время понятия не имела о существовании некой Рафаэллы Саморано.
Ее возражения, однако, не произвели на него никакого впечатления.
— Ерунда. Все равно они уже бессильны что-либо изменить. К тому же не думаю, что их мнение — каким бы оно ни было — так уж важно для тебя. Ты полтора года жила со мной и не испытывала никаких угрызений совести. Ты избрала далеко не самую благородную из существующих профессий, а значит, руководствуешься в жизни отнюдь не соображениями морали. Кроме того, твои родители огорчатся еще больше, если узнают, что их дочь отказалась приютить отца ее ребенка, далеко не самого бедного на земле человека. — Мигель криво усмехнулся. — Я сумел отыскать тебя, найду и их, не сомневайся. Как, по-твоему, мне есть, о чем им рассказать? Подозреваю, что старики и не догадываются, чем занималась их дочь в Нью-Йорке. Я расскажу им, как ты сбежала…
Как он может угрожать ей такими разоблачениями? Это же недостойно, отвратительно! Это… это шантаж!
— Я не сбежала. Ты вышвырнул меня из своей жизни и из квартиры, чтобы жениться на Рафаэлле, этой непорочной дамочке из твоего зачуханного Ла-Плата.
— Я не женат на Рафаэлле.
— Это только слова.
Как ни странно, Мигель не разозлился, а только улыбнулся.