Легион Альфа
— Каким календарем вы пользуетесь?
— По-прежнему григорианским, с той лишь разницей, что теперь мы проставляем не только числа, но и номера дней и месяцев, поскольку их прежние названия потеряли для нас всякий смысл.
Ковач глубоко вздохнул, проведя перед глазами дрожащей рукой.
— Двести два года! — повторил он как бы про себя. — Это просто чудовищно и совершенно непонятно для меня…
Подошел Крупп.
— Что вы имеете в виду?
Старик, казалось, ушел в свои мысли, потом наконец решился.
— Родом я из Центральной Европы, из страны, называвшейся некогда Польшей.
Он сделал неопределенный жест, прежде чем продолжить свою исповедь.
— По политическим мотивам я оставил свою родину и обосновался в 2060 году на американском континенте. Я ученый, и решил продолжить свои исследования здесь. Они касались проблемы длительного анабиоза человеческого организма. В ту эпоху эта идея считалась перспективной для исследования далеких звездных систем. Тогда вплотную стоял вопрос об обеспечении полета человека к Альфе Центавра. Была уже решена проблема гарантированно безопасного автоматического управления звездолетом. Оставалось добиться того, чтобы те десять лет, что космонавтам предстояло провести на его борту до возвращения на Землю, не оказались бы вычеркнутыми из их жизни. В ходе изысканий мне удалось найти средство охлаждать человеческое тело до температуры, близкой к абсолютному нулю, то есть до чуть менее двухсот семидесяти трех градусов при практически вечном сохранении его жизненных функций.
Ковач обвел взглядом жадно ловивших его слова киборгов и добавил:
— В апреле 2085 года я решил провести решающее испытание на себе самом. Должен признаться, что не все поверили в мой метод.
— Иными словами, вы не имели права поставить опыт на животном или на добровольце? — прервал его Диас, стараясь придать своему вопросу невинный характер. Но от Перкинса не ускользнула его двусмысленность, и он почувствовал в вопросе скрытый намек на себя.
— Конечно, я мог пойти по этому пути, — живо откликнулся Ковач. — Но я решил взвалить весь риск на свои плечи.
Затянувшуюся паузу резко прервал Перкинс:
— И как долго длилась ваша гипотермия?
— До того как вы тут появились, я считал, что, как и было предусмотрено, она продолжалась всего двенадцать месяцев. Но, как теперь выясняется, все оказалось не так. Я вернулся к жизни восемнадцать лет назад, то есть результат получился просто фантастическим: сто восемьдесят четыре года!
Он поднялся с кресла и застыл, погруженный в глубокие раздумья, словно все ещё сомневался в смущающей его реальности.
Из этого состояния отрешенности его вывел вопрос Маршала:
— Как же так получилось, что вы не смогли проконтролировать истинное время эксперимента?
— Для этого надо было располагать соответствующими средствами.
— И что же, ваши современники тоже оставались в полном неведении о ходе опыта?
По лицу Ковача скользнула бледная улыбка. Он направился к массивной двустворчатой, покрытой тонкой резьбой двери.
— Вы наверняка имеете в виду этих людей, которые находятся в зале?
И он решительно толкнул створки, открыв взорам оцепеневших киборгов жуткое зрелище, которое представлял из себя громадный концертный зал.
Они увидели ряды амфитеатра, битком набитые меломанами, застывшими в нерушимой тишине. То были люди — мужчины и женщины, — замершие в самых разнообразных позах. Их взоры были прикованы к сцене, на которой стоял рояль.
Ни малейшего движения. Полная неподвижность, как будто слушатели превратились в каменные изваяния.
Безразличные к собственной судьбе.
Безучастные к участи всех остальных.
Мертвые!
Ковач прошел на сцену. Его шаги звучали зловеще.
Он вытянул свою высохшую, худую руку в направлении зала, и его голос взорвал мучительную тишину.
— Вот мир, в котором я жил. В царстве мертвых я, на исходе собственных сил, оказался владыкой… Жалкая участь, не правда ли?
— Так, значит, вы — единственный выживший человек? — прошептал Перкинс.
— Увы, боюсь, вы правы. Вернувшись к жизни, я застал вот это. И с тех пор ничего здесь не изменилось.
— Но что именно произошло с тех пор?
— В начале я и сам ничего не мог понять. Долго размышлял над этим феноменом и наконец догадался. Все дело в Марсе! Вспомнился разрыв отношений с чересчур отличавшимся от нас тамошним человечеством… а также слухи… повсюду болтали о неизбежной войне, но никто в это всерьез не верил. Они же тем временем тайно готовились уничтожить Землю, о чем мы даже не подозревали. Один из моих друзей ученых, побывавший на Марсе и вернувшийся оттуда незадолго до начала моего эксперимента, поделился со мной некоторыми дошедшими до него слухами. Речь, похоже, шла о каком-то секретном и запрещенном… абсолютном… оружии… средстве уничтожения высшего порядка… Об этом шептались, но все было как-то смутно и неопределенно.
Он сощурил свои небольшие глазки и продолжал, повернувшись к публике:
— Должно быть, это было ужасно… и все произошло мгновенно. Они застыли в тех позах, в которых находились, когда обрушилось вселенское несчастье.
Вдруг он разразился громким хохотом и оперся обеими руками о крышку рояля.
— Вот тот мир, который вы, господа, явились завоевывать. И поверьте мне, он ещё не раскрыл перед вами своих сюрпризов. Но я предлагаю его вам при условии, что вы сумеете в нем разобраться. Для меня же все выглядит несколько иначе. Со временем привыкаешь ко всему, даже к тому, что живешь на кладбище и играешь для мертвецов. Странные идеи для ученого, вы не находите? Нет, я имею в виду не сам факт игры на музыкальном инструменте, а, скорее, то, что ты выступаешь перед ними, не боясь показаться смешным. Моя публика согласна на любой репертуар и никогда ни на что не жалуется.
Внезапно он вновь стал серьезным и поспешно добавил:
— Живу я недалеко отсюда. Не желаете ли составить компанию? У меня дома будет гораздо удобнее продолжить этот разговор. К тому же… мне надо многое вам показать и о многом поведать…
Уже занималась заря. Первые солнечные лучики с трудом пробивались сквозь покрытые толстым слоем пыли окна концертного зала.
Ковач вышел первым. Киборги — следом за ним. Перкинс воспользовался моментом, чтобы послать короткое радиосообщение Смиту:
«Все в порядке, не беспокойтесь. Введем в курс дела позже. Оставайтесь на посту и ожидайте дальнейших инструкций. Продолжаем исследования. Конец».
Они шли по пятам чудаковатого Ковача, похоже опять погрузившегося в свои мысли. Крупп, шагавший с ним рядом, не утерпев, спросил:
— А что за источник энергии вы используете, чтобы поддерживать освещение в городе?
— А это делается автоматически. Работает атомная станция, так что резервы энергии практически неисчерпаемы. Я положил немало труда, чтобы запустить её, но в конце концов это удалось сделать.
Они пересекли проспект и вышли на широкую улицу, ведущую к центру города.
И там, в самом сердце этого города страха, киборгов ожидал поразительный, жуткий спектакль.
Теперь они вступили в необычный, фантастический мир наподобие дантовского ада.
Некоторых смерть застала внутри машин, переполнявших мостовую и остановившихся перед светофором, который — чуждый этой вековой драме продолжал неизменно переключаться с зеленого на красный.
Зеленый… желтый… красный… зеленый…
И так все время, неустанно и ритмично.
Зеленый… желтый… красный… зеленый…
Группа была вынуждена пробираться между этими замершими машинами и пешеходами. Одежда последних сильно обтрепалась и колыхалась на ветру, бесстыдно открывая взору голое тело.
Вон там стайка женщин сгрудилась в какой-то лавчонке. В другом месте чета любовалась чем-то в давно исчезнувшей витрине того, что, по-видимому, было когда-то магазином. Мальчик играл с собакой прямо у бортика тротуара. Хотя не исключено, что это была кошка. Ни Перкинс, да и никто вообще из киборгов, не смог бы сказать точно, что это за животное, поскольку никогда в жизни не видел ни тех, ни других.