Легион Альфа

Они пересекли улицу и свернули в переулок.
Ковач вдруг остановился и улыбнулся мумии девчушки в лохмотьях, прислонившейся к стене у крытого подъезда, с пластиковой сумочкой на коленях.
— Это Пегги, — произнес он, — славная девочка, я очень её люблю.
Он даже не отдавал себе отчета, насколько чудовищно и смешно звучали его слова.
Совершенно неосознанно он все ещё продолжал жить в каком-то ином мире. Своем.
Он увлек их за собой в некое заведение-развалюху, бросив на ходу при виде их нерешительности:
— Я всегда здесь останавливаюсь, чтобы пополнить запасы продовольствия.
Они очутились внутри какого-то странного помещения. В глубине виднелось нечто вроде длинной стойки, заставленной какими-то проржавевшими аппаратами. Сзади неё тянулись ряды полок, уставленных бутылками с разноцветными этикетками. Какой-то толстячок стоял, облокотившись на стойку, видимо разговаривая с двумя другими субъектами, восседавшими на высоких табуретах.
Зал был забит столами с приставленными к ним стульями. В углу, тесно прижавшись друг к другу, сидела молодая парочка, в другом — подремывал старичок, а четверо улыбающихся молодцев бравого вида, окружив покрытый зеленым сукном стол, оживленно о чем-то беседовали.
Перкинс отметил про себя, что, поскольку в помещение не проникал ветер, одежда на всех этих несчастных людях сохранилась почти в первозданном виде. Он подумал, что поразившее их всех разом таинственное излучение наверняка подействовало только на живые существа.
Ковач открыл что-то вроде шкафчика позади стойки, извлек оттуда пару бутылок и поставил их на стол. По ходу дела он объяснил своим новым знакомым, что это заведение было раньше баром-рестораном. По понятиям киборгов, это в чем-то соответствовало столовой, которая имелась в каждой административной службе Сообщества.
— Я тут откопал кое-какие запасы, — признался Ковач, открывая бутылку. — О, в этом городе чего только нет! Во всяком случае имеющимся провиантом можно прокормить целый полк в течение нескольких веков.
— Какого типа эта еда?
— Та, что сохраняется сколь угодно долго после её обработки гамма лучами или заморожена после обезвоживания. Ничего общего с вашей синтетической пищей. Я даже разыскал тут зерна, сохранявшие способность прорастать.
Он принялся пить прямо из горлышка под удивленными взглядами киборгов. Затем продолжил:
— Я раздобыл также питательные пилюли, но даже не притрагивался к ним. Дарю их вам.
— Так где же ваш пакет? — сухо оборвал его с трудом сдерживавшийся Перкинс.
— В подсобке, сзади, третья дверь по коридору.
Перкинс сделал знак Круппу, и тот немедленно покинул зал.
Механик проник в коридор и, открыв дверь, тут же понял, что ошибся.
При виде тесно обнявшейся пары он почувствовал отвращение и поспешил закрыть дверь. Наконец он нашел пакет и поспешил присоединиться к товарищам.
Перкинс вырвал из рук Ковача наполовину опустевшую бутылку. Он понял, что жидкость, столь усердно поглощаемая ученым, приводит его в состояние эйфории, близкой к потере сознания и неврозу. Командир неожиданно почувствовал, как в нем поднимается темная волна гнева против презренного человечества, пораженного всеми мыслимыми пороками и недостатками, единственным представителем которого остался Ковач.
Именно это низвергло в пропасть вырождения и привело в конечном счете к гибели. Это явилось причиной жалкого прозябания, в котором томился сейчас его народ.
— Достаточно, Ковач. Я думал, что вы разумный человек, способный оказать нам помощь, но, по-видимому, ошибся. Так что прощайте. У нас важное и ответственное задание, а мы и так уже потеряли слишком много времени.
Лицо старика неожиданно судорожно передернулось, и он, судя по всему, вновь обрел живость ума.
— Нет, вы жестоко ошибаетесь, командир Перкинс. У вас нет ни малейшего шанса выйти отсюда.
 
Глава 8
Успокоившись после сообщения Перкинса насчет своих коллег, Смит решил проверить состояние основных механизмов аэроджета.
На горизонте появились уже голубовато-сиреневые, переходящие в бледно-розовые, полоски зари.
Начинался день.
Смит ещё раз взглянул против света на фантастические очертания города, затем сделал несколько шагов по земле, покрытой разными обломками, и повернулся спиной к кораблю.
Он отреагировал мгновенно, едва заслышав свист, и мощным броском метнулся назад.
Он не пытался о чем-либо думать в этот момент, стараясь полностью выкинуть все мысли из головы и целиком полагаясь на надежность рефлексов, выработанных в ходе подготовительных тренировок.
Перекатившись по земле, он тут же вскочил и развернулся с орудием в руках.
Перед ним возвышался гигантский цветок, причем корни растения не были погружены в почву. Смит, ни на мгновение не теряя самообладания, все же чуть-чуть заколебался, прежде чем выстрелить, все ещё не веря своим глазам.
Нет, все так и было: на торчавшем свечкой стебле раскачивалась желтоватая в красную крапинку чашечка цветка, раскрывшегося, словно непомерно разинутая пасть. А в ней нервно подергивался пестик, раздвоенный, как язык у змеи.
Зубчатые листья растения хлопали, точно челюсти каймана. У их основания внезапно показались буравчики-щупальца.
Одно из них мгновенно раскрутилось и не хуже бича громко щелкнуло над головой Смита.
Тот выстрелил. С поразительной точностью термический луч рассек чудовищное растение на уровне венчика.
Остро запахло чем-то пряным. Разрезанное надвое в своей жизненно важной части, растение вяло осело.
Смит уже намеревался броситься под защиту корабля, но, к своему великому ужасу, увидел, что со стороны развалин, преграждая ему путь, возникли другие монстры. Они передвигались нескладными прыжками с опорой на коричневые корни, выступавшие в роли своеобразных пружин.
Они были самых разных размеров — громадные, средние, совсем крохотные. Их венчики переливались гаммой бесчисленных оттенков — бархатных, почти абсолютно черных, ослепительно сверкавших, покрытых фосфоресцирующими пятнами, пурпурных, фиолетовых. Малиновые лепестки были исполосованы перламутровыми или охряными прожилками. Растения выделяли агрессивный, одуряющий запах. Все это наступавшее на Смита воинство колыхалось, мельтешило и извивалось в каком-то подобии сумасбродной, завораживавшей симфонии бредовых красок и ароматов.
Старший пилот, сохраняя полное хладнокровие, отступил на несколько шагов, не спуская напряженного взгляда с этой надвигавшейся на него лавины цветов, чувствуя, что они готовы броситься на него. Он потверже ухватился за рукоятку термического пистолета.
Теперь он был уверен, что «эта штука» наделена органами чувств или сверхчувствительного восприятия, поскольку «она» тоже отступила колыхающейся волной к аэроджету.
У Смита крепло странное ощущение, что в него тяжело и неподвижно уперся чей-то взгляд, подстерегая малейшие жесты.
Он решил известить обо всем Перкинса и включил портативный ондионический передатчик. Конечно, далось ему это нелегко, но выбора уже не было.
Он кратко сообщил Перкинсу о случившемся. Командирский голос в наушниках тут же отозвался:
— Отступайте к центру города… Держитесь… Идем на подмогу.
Выключив рацию, Смит повернулся в сторону эспланады. Видя, что эти грозные растения сгруппировались вокруг корабля, он не смог удержаться, чтобы не пальнуть ещё раза три.
Немало агрессоров полегло под его огнем, остальные отступили обратно к руинам.
Однако в тот же миг появилась новая группа и, проскакав между камнями, сменила прежнюю вокруг аэроджета.
Смит физически чувствовал, как вибрируют тянущиеся к нему буравчики-щупальца, словно полные смертельной угрозы клиники. И тогда он осознал, что ситуация сложилась исключительно опасная.
Крупп и Маршал, не теряя ни секунды, бросились на выручку Смиту. Перкинс же, обращаясь к ставшему мертвенно-бледным Ковачу, проскрежетал:
— Говорите, что у нас нет ни единого шанса выпутаться! Значит, вы все время знали об этом? Что же, в конце концов, тут происходит?