Надеяться и верить (СИ)

Наконец, остановился. Рухнул на колени. Поднял к небу глаза.
В еще недавно чистом небе появились тучи, предвещавшие бурю.
— Почему, Господи? ПОЧЕМУ???!!!
Он уже успел увидеть много смертей на этой войне, многих похоронил. Но никогда раньше ему не было так плохо…
ЭТУ смерть он не мог и не хотел принять.
Он опустил голову на колени, обхватил руками и разрыдался.
Впервые на этой войне…
Дон Гонсалес вошел в комнату и сел за стол. Стоявший у окна мужчина даже не обернулся.
— Мне пришлось огорчить вашего друга. Он считает, что вас казнили. — Сухо произнес испанец.
Арамис сжал руки в кулаки, но продолжал стоять спиной к Гонсалесу. Он до сих пор помнил, что ему пришлось пережить в церкви. Он и сам был уверен, что его убьют. Он готовился к этому. Сердце и правда практически остановилось, когда он увидел наведенные на него мушкеты… взведенные курки… залп… А потом вдруг понял, что жив. У него забрали крест, который он всегда носил на шее. Вывели из церкви совсем другим путем, чем привели. Уже тогда закралась мысль, что Гонсалес задумал этот спектакль с лже-казнью с определенными целями. Нет, это не новая изощренная психологическая пытка. Тут что-то другое… Гонсалес — один из лучших стратегов. Он никогда и нечего не делает просто так.
— Кстати, — продолжал испанец, — второго вашего друга так же пришлось огорчить.
Что?! А вот этого Арамис не ожидал. Он резко повернулся к Гонсалесу.
— Ну, наконец-то мне удалось вас заинтересовать. — Усмехнулся тот. -Пожалуй, я поделюсь с вами своим планом. Все равно вы не сможете помешать.
Арамис молчал. Впервые Гонсалесу попался человек, которого он с трудом «читал», да и то не был уверен, что правильно расшифровывает. Но это даже вызывало у него искреннее уважение к пленнику.
— Так вот. Сегодня ваша разведка взяла пленного. Он, конечно, расскажет, что в деревне в нескольких лье от лагеря обосновался отряд самого дона Гонсалеса. Он так же расскажет и о двух пленниках, которые были схвачены позавчера, опишет их. Потом он расскажет, что одного из них — того, кто убил дона Сиснероса — испанцы казнили. Как вы думаете, ваш друг гасконец обрадуется этой новости? — Гонсалес метнул взгляд на Арамиса и заметил, что у того напряглись скулы.
«Отлично… Значит, пока я все верно рассчитал» — довольно усмехнулся он про себя.
— А теперь давайте попробуем предположить, что же будет дальше? -продолжал испанец. — Что ваш друг выберет: смирится с вашей смертью или решит отомстить и попробовать спасти хотя бы второго?
Арамис начал понимать, что задумал Гонсалес. Он хочет заманить отряд д’Артаньяна в деревню.
— Пленный, правда, немного ошибется, сообщив о численности испанского отряда. Он скажет, что в деревне обосновались около тридцати человек.
Арамис не сдержался и вздрогнул. На лице Гонсалеса промелькнула мимолетная улыбка. Тридцать человек? Французы будут думать, что в их тылу сидит всего тридцать человек, а не,. ТРИСТА!!!
— Конечно, горячая гасконская кровь возьмет свое, и ваш друг со своим отрядом помчится мстить за одного и вызволять второго. Тут-то мы их и встретим… — Внезапно лицо Гонсалеса приобрело холодное и жесткое выражение. Арамис понял, что сейчас будет сказано самое главное — суть плана. — Встретим. И уничтожим элиту мушкетерского полка. Лучших из лучших! И когда мушкетеры будут уничтожены, уже никто не сможет помешать мне быстро ударить с южного фланга по французским частям при поддержке ждущих сигнала на западе «мадридских стрелков»! У Людовика не будет времени на передислокацию и подкрепление! Он будет разбит! Конец! Войне и Людовику!
Арамис с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься на Гонсалеса. Пока охрана будет бежать, он успеет его придушить. И наплевать, что его самого потом тут же убьют! Если бы смерть Гонсалеса могла остановить осуществление этого зловещего плана, он бы это сделал. Но… С Гонсалесом или без него, план будет осуществляться. А потому надо держать себя в руках. Бессмысленная жертва никому не нужна.
— Я вижу, вам понравился мой план. Мне он тоже нравится. — Гонсалес поднялся и подошел к двери. — А вы будете сидеть здесь до тех пор, пока ваш друг не прибудет. А потом… так и быть, я дам вам возможность умереть всем троим вместе.
И он вышел.
Арамис задумчиво хрустел пальцами. Он должен отсюда выбраться и помешать Гонсалесу.
— Надеюсь, Вы неглупый человек, хоть и прибыли из Гаскони! Вы должны были догадаться, что Париж: не вымощен батистовыми платочками!
Почему он вспомнил это? Их первую встречу… Как давно это было. Сколько воды утекло с тех пор. За это время он узнал разного Арамиса — хитрого и загадочного, верного и смелого, романтичного и ранимого, мужественного и надежного… Он был разным. Был…
ДАртаньян слышал, как кто-то подошел, но не обернулся, даже не пошевелился. Он так и сидел там же, где и рухнул на колени. Слез уже не было.
Была только боль. Тупая, ноющая боль. Арамис погиб.
Он никак не мог, не хотел в это верить…
— ДАртаньян…
Лабурер. Сел рядом, положил руку на плечо.
— Когда погиб Оноре, я каждую ночь садился где-нибудь один, смотрел на небо и спрашивал Бога — почему он допустил это? Почему позволил смерти разлучить нас? Сначала были слезы втайне от всех, боль от одиночества. Мне казалось, что у меня по живому вырвали часть сердца. Он приходил ко мне во сне, если мне удавалось заснуть… Потом пришла жажда мести. Мне захотелось собственными руками уничтожить тех, кто убил моего брата.
— У тебя будет такая возможность. — Тихо, но уверенно произнес д’Артаньян. Они с Лабурером переглянулись.
— Я этого так не оставлю, Жером. Смерть Арамиса не сойдет с рук этому Гонсалесу. Теперь он мой враг до конца жизни.
Я знаю, кем вы были друг для друга.
У них в руках еще остался Атос. Я должен попытаться спасти хотя бы его.
Можешь рассчитывать на меня.
— Я одного не понимаю… Как они узнали, кто убил Сиснероса? Это знали только свои!
Внезапная догадка осенила сразу обоих.
— Вот, черт… — Лабурер гневно сжал кулаки. — Неужели среди нас предатель?
— Другого объяснения я не вижу… Помяни мое слово, Жером. Я найду его… И лучше бы ему самому себя придушить, потому что, если он попадется мне в руки. Да я его… за Арамиса…
Какое-то время они сидели молча.
— Пленный сказал, что в деревне сейчас всего около тридцати человек. Основная часть отряда Гонсалеса должна подойти дня через два. У нас есть время. — Прервал молчание Лабурер.
ДАртаньян поднялся.
— Надо использовать этот шанс.
Лабурер встал и решительно протянул руку.
— Я с вами, дорогой друг. И могу вас заверить — все пойдут с вами. В лагере все шокированы смертью Арамиса — от короля до простого посыльного.
Тогда возвращаемся в лагерь. Надо разработать план.
Думаю, лучше всего атаковать ночью…
И они пошли обратно к лагерю, на ходу пытаясь расписать все шаги от и
до…
Темнело…
Из окна его новой тюрьмы Арамису было плохо видно прилегающую к дому улицу, окно выходило во двор. Это был минус. Но зато дверь в комнату была настолько тонкая, что он слышал все, что происходило в коридоре. Это был плюс. За последний час он узнал, что только что сменился караул, а следующий будет через три часа, что в караул не пришел некто Франчес, ибо слег с кишечными коликами, а потому четверым караульным придется отдуваться и за него тоже. Так же он узнал, что Гонсалес уехал куда-то, велев, чтобы через два часа максимум все были в полной боевой готовности, так чтобы в любую секунду могли вступить в бой.
Это был шанс, шанс, какого больше не представится.
Он знал, что дАртаньян поступит именно так, как предполагал Гонсалес, а значит… Значит, там, в лагере французов, сейчас разрабатывают план нападения на деревню, не подозревая, что попадут в ловушку. Арамис знал характер друга и был уверен, что тот наверняка решит напасть ночью. На все про все у него максимум два часа. Времени на выработку масштабного плана не было, а потому…