Надеяться и верить (СИ)
— Это тот самый француз, который убил Сиснероса…
Этот? Молодой совсем… Я слышал, там вообще дьявольская ситуация была. Попасть в кромешной тьме в единственное незащищенное латами место мог только дьявол.
Или очень хороший стрелок. Сиснерос был неуязвим. Весь в доспехах, в шлеме, и только горло было незащищено. Но попасть ночью в горло… Этот француз воистину дьявол.
Арамис усмехнулся. Ему, который собирался посвятить свою жизнь служению Богу, было странно слышать такое сравнение. Впрочем, все идет к тому, что он уже совсем скоро предстанет перед Ним… Гонсалес сидел так же, как и в первый раз, спиной к двери. Арамис ошибся. Тот никуда не уехал.
Когда пленника ввели в кабинет, Гонсалес обернулся и жестом приказал конвойным выйти. Кроме него и Арамиса в кабинете остался еще один офицер — судя по всему, адъютант. Главнокомандующий испанцев какое-то время молча смотрел на Арамиса.
Как вас зовут? — Наконец, спросил он.
Это имеет значение?
— Вам не кажется, юноша, что вы не в той ситуации, когда разумно язвить? — Холодно поинтересовался Гонсалес.
Пленник молчал.
Вы дворянин? -Да.
Где вы научились так стрелять? Арамис молчал.
Гонсалес поднялся и подошел к нему. Долго смотрел прямо в глаза.
Вы ведь понимаете, что с вами будет дальше? — Да.
Только не говорите мне, что вам не хочется жить. Не поверю.
Хочется.
У вас есть шанс. Один шанс.
Не думаю.
Вы будете жить, если перейдете на мою сторону. Вы…
Ваше предложение мне не подходит. — Прервал его Арамис.
Подумайте хорошенько.
Мне не надо думать.
Это ваше окончательное решение?
Да.
Гонсалес продолжал пристально смотреть на Арамиса, словно хотел проникнуть в его самые сокровенные мысли и чувства, которые тот испытывал сейчас. Но лицо мушкетера было спокойно и непроницаемо, ни один мускул не дрогнул. Гонсалес кивнул и вернулся за стол.
— Ну, что ж… Вы сами выбрали себе свою судьбу. Он повернулся к офицеру и махнул рукой.
Тот подошел к двери и открыл ее. Конвойные вошли в кабинет и остановились возле пленника в ожидании распоряжений.
— Выполняйте первый из приказов, озвученных ранее. Идите. — И Гонсалес вновь повернулся спиной к Арамису, давая понять, что разговор окончен.
Едва конвойные вывели пленника из кабинета, и офицер закрыл за ними дверь, как Гонсалес повернулся к нему.
— Простите, сеньор, но я не совсем понимаю…
— Вот поэтому-то, Мигель, главнокомандующий я, а не вы. Учитесь читать врага, чувствовать. Проигрывать каждый свой ход и предвидеть его.
Гонсалес встал и подошел к окну. Конвойные как раз вывели Арамиса из дома и повели в сторону небольшой деревенской церквушки.
— А я его даже уважаю… — тихо сказал Гонсалес. Офицер вопросительно посмотрел на своего командира. — Да, да, Мигель. Не люблю слабаков и трусов. А сильного врага даже уважаю. — Он отвернулся от окна и посмотрел на офицера. — Идите. И действуйте четко по приказу. Вы все помните?
Да, мой командир.
— Идите.
Атос стоял возле окна и смотрел на улицу. Он все же не терял надежды, что Арамис вернется. Конечно, шансов выйти живыми отсюда у них изначально было ничтожно мало, но умирать вместе как-то… не так страшно.
В этот момент он увидел, как конвойные вывели Арамиса с соседней улицы, но свернули не к дому, что служил им тюрьмой, а повели дальше по улице на окраину деревни к церкви. Атос не видел лица друга, видел только спину, но чувствовал, что тот спокоен. И что бы ни произошло в кабинете Гонсалеса — Атос был уверен, что Арамис был именно там — его друг остался верен мушкетерской чести и присяге.
Но зачем его повели к церкви? Может, их решили разделить? Чтобы сложнее было попытаться убежать. Атос напрягся. Ему не понравилось ощущение, которое нарастало в нем, заполняя все сознание.
Сколько времени стояла эта гнетущая тишина, он не знал. И тут со стороны церкви раздался грохот мушкетных выстрелов. Атос вздрогнул. Через несколько минут, показавшихся ему вечностью, на дороге показались конвойные, которые шли обратно от церкви… У них до сих пор еще дымились дула мушкетов…
Арамиса… с ними… не было…
Атос замер.
Нет. Нет! Нет! Нет!!!!!
Он с отчаянием и яростью ударил по стене руками, разодрав одну ладонь в кровь, но даже не заметив этого. Сердце бешено билось, в висках стучала кровь. Нет… Нет… Нет…
Позади послышался звук открываемого засова, Атос обернулся. В домик вошел лично дон Гонсалес. Молча подошел к Атосу и что-то протянул в руке. Атос забрал у Гонсалеса это что-то и сжал в руке. Дон Гонсалес еще какое-то время постоял, смотря Атосу в глаза, потом повернулся и вышел. Атос разжал ладонь. В его руке лежал крест Арамиса… Он никогда не расставался с ним…
Мужчины не плачут.,. Кто это придумал?
Атос прислонился спиной к стене, закрыл глаза и медленно сполз на пол. Из-под ресниц покатились слезы…
Мужчины… плачут… Когда их никто не видит… кроме Бога.,
****
Известие о том, что группе разведки удалось взять в плен испанца, застало д’Артаньяна во время совещания с офицерами его отряда.
Адъютант вбежал в палатку, увидел, что д’Артаньян занят и быстро начал что-то шептать на ухо Робсстену, одному из тех, кто начинал вместе с Атосом,
Арамисом и д’Артаньяном. Тот выслушал, напрягся, изменился в лице и торопливо вышел из палатки вместе с адъютантом.
— Закончим чуть позже. — д’Артаньян бросил карандаш и выбежал из палатки.
— Вы уверены? — Робестен смотрел на адъютанта взглядом человека, который пытается поймать ускользающую надежду.
Тот кивнул.
— Что происходит? — д’Артаньян подошел к ним. Робестен посмотрел ему в глаза и тихо сказал:
— В плен взяли испанца из отряда дона Гонсалеса. Он показал, что видел там Атоса и Арамиса.
Но это не все… Робестен отвел глаза.
Робестен! Я прав?
Робестен посмотрел на д’Артаньяна и кивнул.
Где он?
ДАртаньян… -ГДЕ ОН?!
В палатке де Тревиля. ДАртаньян! Но тот уже ничего не слышал.
Когда он влетел в палатку капитана, там был сам де Тревиль, его адъютант и Лабурер. После смерти брата в домике священника, когда был убит дон Сиснерос и откуда живыми смогли выбраться только Атос с Арамисом, он резко повзрослел, перестал улыбаться и часто по вечерам сидел в одиночестве и смотрел куда-то в небо.
Они все обернулись на вошедшего д’Артаньяна и дружно опустили глаза.
— Что происходит?
— ДАртаньян, давайте выйдем. — Де Тревиль подошел к нему и по-отечески сжал плечо. Это был плохой знак.
— Нет. — откинув руку капитана, гасконец подошел к пленному.
Лабурер посмотрел на капитана, но де Тревиль лишь махнул рукой — пусть, все равно не уйдет, все равно все выяснит.
Повтори то, что ты только что говорил этим господам. Пленный посмотрел на д’Артаньяна.
ГОВОРИ!
Позавчера были захвачены двое французов. Имен я не знаю, но…
Он описал их, — вмешался мрачно Лабурер, — это Атос и Арамис…
Дальше!
— Я видел, как к дону Гонсалесу приводили сначала обоих, а потом одного из них. Офицеры в штабе говорили, что второй — это тот, кто убил дона Сиснероса.
ДАртаньян вздрогнул и посмотрел на де Тревиля и Лабурера.
— Дальше!
— А потом… Я слышал, как говорили конвойные… Что французов стало… на одного меньше…
ДАртаньян пошатнулся.
Нет… Он сжал кулаки и побагровел так, что пленный испуганно вжался в
стул.
«Трус.» — подумал Лабурер, смотря на него.
— Кто? — хрипло произнес д’Артаньян. Пленный молчал, смотря на д’Артаньяна, который был готов испепелить его взглядом. -КТО?????!!!
Тишина… Звенящая тишина… И голос испанца:
— Тот, который убил дона Сиснероса.
И тут д’Артаньян понял, что это такое, когда земля уходит из-под ног. Он стремительно вырвался из палатки. Его не смогли остановить ни Лабурер, ни Робестен. Он не слышал криков себе вслед. Он бежал. Сам не знал -куда… Задыхался… Хватал ртом воздух…