Сахар на дне (СИ)

— Саша, прекрати, — выбираюсь из объятий. — Мы же на улице.
— Так пойдём к тебе. Лизка всё равно уже убежала.
Это же сколько он ждал? А Копылова, получается, его не заметила. Иначе бы сказала. Наверное.
— Только если на чай, — грубо обозначаю границу и иду к двери.
Терентьев, вздохнув, плетётся сзади. Я открываю дверь и вхожу. Скидываю обувь и вешаю на крючок сумочку. Саша снова ловит меня в объятия, прижимая к стене.
— Ян, — шепчет в ухо, а мне хочется зажаться плечом от его дыхания. — Ну…
— Саш, пусти, я устала. Мне надо в душ и спать. Хочешь — жди чай, если нет — увидимся завтра.
— Гонишь меня? — Терентьев отталкивается от стены и смотрит со злостью.
— Нет, просто… — Господи, как же я устала за эти сутки.
— Год прошёл почти, — повышает голос, и мне хочется зажать уши руками. — Ты говорила… Сколько ещё тебе нужно времени?
— Хватит…
— Яна, я не железный!
— Хватит!
— Ты постоянно говоришь одно и то же.
— Саша, уходи!
Терентьев со злостью дергает дверь и вылетает из квартиры, громко хлопнув. А я оседаю на пол. Сколько можно? Как ещё ему дать понять, что мне трудно переступить через тот кошмар. А теперь ещё и Шевцов объявился. Как мне справиться со всем этим? И как дождаться сегодня Лизу, чтобы свернуться калачиком, положив голову ей на колени, и просто расслабиться и успокоиться?
  
5
 
Просыпаюсь около четырёх утра от загудевшего под подушкой смартфона. Спам какой-то пришёл. Я так и уснула вчера в общей гостиной на диване. А проснулась заботливо прикрытая пледом.
Провалиться в сон снова уже не выходит, потому что игнорировать желание сходить в туалет не получается.
Со вздохом выбираюсь из уютного кокона и иду по зову организма, а потом забираюсь в постель к Лизке. Подруга ворочается, накидывает на меня уголок одеяла.
— Как ты? — сонно бормочет.
— Нормально. Спи.
— Угу, — отворачивается, а я сверлю взглядом потолок.
— Ян, — спустя полминуты, — с ним всё нормально. Зрачок реагирует на свет, так что видеть будет.
Я принимаю информацию. Чувствую облегчение. Это хорошо, что зрение восстановится. А мне надо подумать, как вести себя с ним в рамках пациент-врач. Мне ли не знать, как трудно влезть Шевцову в голову. Не уверена, что смогу. Да что там — не уверена, что хочу. Но я не психотерапевт, мне не надо вникать, моя задача убедиться, что все когнитивные функции после травмы в норме. Вот и всё.
Уснуть уже не получается, и я выползаю из Лизкиной постели тихо, чтобы не потревожить вновь уснувшую подругу. Бреду на кухню и готовлю нам завтрак. Омлет и блинчики с творогом, Лиза любит ещё поливать сгущённым молоком, но только на завтрак. В течение дня она себе сладкого не позволяет.
По звонку будильника встаёт Копылова, расплываясь в довольной улыбке, когда видит результаты моего раннего подъёма.
Мы завтракаем, одеваемся и торопимся на нашу новую работу. Сегодня идёт дождь, он приносит дыхание осени, которую я так люблю. Не понимаю тех, кто жалуется на дождливую погоду. Для того, чтобы чувствовать себя счастливым, нужны только плащ и резиновые сапоги. И никакой насморк не страшен.
В ординаторской Зоя Ивановна приветствует меня, салютуя стаканом с кофе. В помещении приятно пахнет.
— Привет, — говорит она, дожёвывая круассан. — Готова к труду и обороне?
— Готова, — улыбаюсь я, доставая из шкафа халат.
— Стопка чистых историй у тебя на столе. Мы ведём отдельную документацию на каждого пациента, а потом, после выписки, подшиваем к общей. Начинай заполнять, а дальше дуй на обход. Проводишь первичный опрос, делаешь свои выводы и, если нужно, готовишь назначения. После обеда обсудим, если надо утвердим. Всё поняла?
— Угу.
— Ну тогда вперёд.
Зоя Ивановна выбрасывает одноразовый стакан в урну, ныряет в карман, проверяя, на месте ли молоточек, и, подмигнув, спешно убегает.
Меня поражает её кипучая энергия. Она словно переливается и в меня саму, заряжая, настраивая на рабочий лад. Эта миниатюрная красивая женщина не может не вызывать восторг. Она бывает весьма резка, но к этому надо просто привыкнуть.
Я готовлю истории вновь поступивших, штудирую тех, кто уже в госпитале не первый день. Всего Зоя Ивановна возложила на меня заботу пока о восьми пациентах, в то время, как на её столе более двадцати активных историй, и столько же тех, кто на дистанционном наблюдении. Я должна справиться идеально. Я смогу.
Приходит время обхода, и я невольно повторяю за своей наставницей. Бросаю пустой стакан в корзину и проверяю, на месте ли мой неврологический молоточек. Улыбаюсь, когда понимаю, что скопировала свою начальницу.
Сначала нужно посетить вновь поступивших. Прячу волнение так глубоко, как только могу. Больше веры в себя, Яна Николаевна!
Иду в палату к Голобородько Дмитрию Феликсовичу. Это тот мужчина, который вчера улыбался Лизке.
— Здравствуйте, — уверенно произношу с порога.
Знакомство с пациентом и беседа проходят гладко. У меня получается. Я делаю подробные записи, ставлю пометки, о чём хочу потом спросить у Зои Ивановны. Минут за десять мы заканчиваем. Пора идти дальше.
И я уверенно иду, но ровно до того момента, как натыкаюсь на дверь палаты. Чувствую, как дрожат пальцы, а кожа на ладонях становится влажной. Вдох. Выдох. И нажимаю на ручку.
В палате Шевцова приятно пахнет, как-то уж совсем не по больничному. Запах медикаментов, конечно, чувствуется, но ещё тут витает аромат «L’Imperatrice» от Дольче Габбана. И я вижу его источник. Арина, медсестра отделения, собирается менять Шевцову капельницу, но вот только занята она непонятно чем. Разве для смены системы обязательно так ровно держать спину и весело хохотать?
Алексей лежит на койке, закинув одну руку за голову и довольно улыбается. Ещё бы! Медсестричка грациозно наклоняется, чтобы поправить на нём простыню, но при этом кажется, хочет удушить своей грудью.
Фу, мерзость какая. Я словно в дешёвый порнофильм попала. Аж тошнит. И вообще, работать надо, ей же не одному Шевцову поставить капельницу необходимо, а она тут время тратит.
— Спасибо, Арина, можешь идти, — сама не узнаю свой голос. Никогда в нём не было столько надменности. — Тебя уже заждались другие пациенты.
Девушка выпрямляется и удивлённо смотрит на меня, поджав свои пухлые губы, которые она явно красила при плохом освещении. Потому что как ещё можно не заметить их естественный контур и так промахнуться?
— Здравствуйте, Яна Николаевна, но я ещё не поставила Алексею Викторовичу капельницу.
— Я сама справлюсь. Идите.
Скривив лицо, медсестра выходит, а я поворачиваюсь к Шевцову, который, кажется, едва сдерживает ухмылку.
— Доброе утро, Алексей.
— Ну привет, — отвечает он и внимательно смотрит на меня, не меняя своей расслабленной позы.
Я вешаю бутылку с раствором на стойку, снимаю пломбу и подсоединяю систему. Вообще-то, этим действительно должна заниматься медицинская сестра, но наши преподаватели настаивали на том, что врач тоже должен уметь проводить подобные манипуляции. Да и подработка в скорой многому научила.
— Руку, — командую Шевцову, подготовив лекарство.
Он молча разворачивает свою руку локтевым сгибом наружу. Я перетягиваю плечо ремешком и внимательно присматриваюсь. Чёрные языки татуировки ползут от самого запястья и опутывают всю кожу, мешая увидеть нужный сосуд. Но я справляюсь и ввожу иглу в вену с первого раза.
Алексей всё это время молча за мной наблюдает. А я будто тяну время, потому что дальше ещё сложнее — разговор.
Я выпрямляюсь, убрав выпавшую прядь за ухо и достаю планшетку с картой.
— Утку мне тоже сама сменишь?
— Что? — теряюсь от его вопроса и натыкаюсь на насмешливый взгляд.
Издевается. Очень смешно, дорогой мой братец.
— Тебе не нужна утка, — прихожу в себя. — Ты можешь ходить.
— Не могу. Ноги отняло, — снова эти искры смеха в глазах. Ну, знаешь ли, Шевцов!