Я прилечу за тобой

— О, это жестоко! — Пит сокрушенно тряхнул головой и повернулся к Нико: — Ты же сказал, что у нее доброе сердце!
— Я соврал, — развел руками тот. — Женщины жестоки, как жесток океан, и к тому же еще безжалостны — они не умеют прощать. Все они — сирены, ведущие мужчин к гибели.
Это было не совсем в его стиле. Серена задумчиво посмотрела на своего кузена. Сильное красивое лицо, мускулистое тело. Только в глубине карих глаз притаилась боль…
— Ты опять поссорился с Хлоей? — спросила она. Хлоя держала самый большой отель на острове и была сущим бедствием для спокойного во всем остальном существования Нико.
— Ты слышал, чтобы я хоть что-то сказал против? — спросил он Пита. — Ну хоть одно слово поперек?
— Нет, — ответил Пит. — Не слышал.
— Ага… — протянула она. — Так что там с Хлоей?
Нико нахмурился.
— Ну… как обычно.
Это означало, что они опять говорили о племяннике Хлои Сэме. Такую проблему нельзя было быстро решить.
— Что, плохо?
Нико посмотрел на море.
— Поднимается бриз. Наверное, я возьму катамаран сегодня после обеда. Так что к ужину меня не жди.
Значит, плохо…
— Я оставлю тебе ужин, — сказала она. — И прослежу, чтобы ты его съел.
Нико улыбнулся. В этот раз улыбка коснулась и его глаз.
— Завтра я принесу тебе другой зонтик. Побольше.
Как же!
— Пилот Пит будет ужинать с нами? Или отправить его в поселок? — Томас обычно ужинал с ними. Но у Пита Беннетта могли быть другие идеи на этот счет.
— Я доверяю ему. — Нико послал Питу предупреждающий взгляд. — Человек чести не оскорбит мой дом.
— Вы человек чести, Пит Беннетт? — спросила Серена.
— Я могу им быть, — произнес он со своей ленивой улыбкой, от которой у нее побежали мурашки по коже.
— Ужин в семь. Стиль одежды — платонический. — Серена увидела, как двое туристов свернули с дороги и направились к ним. — Кухонная дверь — через двор, прямо напротив вашей двери. — Она послала ему прощальную улыбку и переключила внимание на туристов, стараясь угадать, откуда они. Их первоклассного качества обувь и рюкзаки были безнадежно устаревшими. — Думаю, немцы, — пробормотала она.
— Голландцы, — сказал супермен, понижая голос.
Сейчас они это выяснят.
Туристы оказались голландцами в немецкой обуви.
Черт возьми!
Пит Беннетт устроился в комнате маленького белого коттеджа на холме с непринужденностью человека, который привык к путешествиям!
Он родился и вырос в Австралии и до сих пор называл ее своим домом. Это было место его детских воспоминаний, хороших и плохих. Место воспоминаний о работе, одни из которых поднимали настроение, другие же не очень. Не то чтобы эти воспоминания гнали его прочь от берегов Австралии. Нет, он бы так не сказал. Он предпочитал называть свои странствия по свету расширением возможностей.
Пит смыл с себя дневную грязь под тепловатыми брызгами старого душа и переоделся в свободные полотняные брюки и белую майку. Если богиня предпочитала платонический стиль, что ж, он будет его придерживаться. Кроме того, ничего другого у него и не было. Он посмотрел на часы — почти семь, взял свое мокрое полотенце и вышел во двор, направляясь к веревке, натянутой между двумя столбами.
Какое-то движение на краю зеленого, пространства двора предупредило его, что он здесь не один. Повернув голову, Пит увидел темноволосого паренька с большими глазами на узком лице, того самого, с кем Нико разговаривал на пирсе, пока на них не налетела огнеокая Хлоя.
— Нико сейчас нет, — сказал он.
— Это не важно. — Парнишка пожал плечами, засовывая руки в карманы своих потрепанных шорт. — Я ждал тебя.
Пит перекинул полотенце через веревку и потянулся за прищепкой, гадая, зачем он мог ему понадобиться.
— Ну, ты нашел меня и…
— Я думал… — начал мальчишка, неловко переминаясь с ноги на ногу, — я думал, может быть, ты сможешь поговорить с моей тетей. — Последнее слово он выдавил из себя, как если бы всем своим существом отрицал эту родственную связь. — Ну, ты знаешь… с Хлоей. Что в этом плохого, раз я хочу работать на судне? Она должна быть рада, что я смогу сам себя обеспечивать.
— Сколько тебе лет?
Парнишка нахмурился.
— Одиннадцать.
Маловат для одиннадцати. Но глаза смышленые. Пит подумал об огнеокой Хлое, которая была готова растерзать Нико, когда увидела, как мальчик помогал ему выгружать дневной улов. Вспомнил, как Нико стоически выслушал ее монолог.
— Почему ты думаешь, что твоя тетя послушает меня? — Почему она, в конце концов, пасет его вместо родителей? — Я чужой здесь.
Парнишка пожал плечами.
— Она послушает.
— Почему не попросить Нико поговорить с ней? Он знает тебя. Черт, он знает тебя и твою тетю. — И всю, что называется, местную политику. — Ты что, хочешь работать на лодке Нико?
Он кивнул.
— Она не будет слушать Нико. Она все время говорит ему поперек. — (Пит это и сам заметил.) — А тебя она послушает.
Пит потер шею и откинул назад голову, как бы пытаясь найти решение в небе. Мальчик напомнил ему его младшего брата, каким он был после смерти их матери. У него была та же смесь ранимости и неповиновения…
— Как я понимаю, тебе осталось несколько лет учиться в школе. И этот вопрос не обсуждается.
Мальчик нахмурился.
— Но это не значит, — продолжал Пит, — что ты не можешь заключить договор относительно свободного времени. Такие ребята, как ты, знают, как это делается, верно?
— Вроде того.
— Поэтому скажи своей тете, что ты будешь ходить в школу всю неделю — безо всяких отлучек! — если она разрешит тебе работать с Нико в следующие выходные. Скажи ей, что ты еще не говорил об этом с Нико, понял?
— Понял.
— С другой стороны, — рассуждал Пит, — Нико сам может постоять за себя, так что ты особенно не переживай, если она решит, что это была его идея. Будет забавно, когда Хлоя узнает, что это не так. — Совсем случайно он оказался вовлеченным в дела других людей.
— Ну ладно… — Мальчик отвел глаза в сторону. — Спасибо.
— Без проблем.
Пит смотрел, как парнишка двинулся к деревне, наполовину сбегая, наполовину катясь вниз по каменистому склону.
— Эй, послушай… — Парнишка обернулся, в глазах — беспокойство. Он был такой маленький и хрупкий, что у Пита сжалось сердце. — Я буду здесь еще несколько недель. Дай мне знать, как у тебя пойдут дела.
Пит был в трех шагах от кухонной двери, когда почувствовал на себе взгляд Серены. Еще через шаг он увидел ее стоящей прямо за дверью, затянутой сеткой.
— Можно было и выйти, — сказал он ей.
— И все испортить? — Она открыла дверь и возникла в проеме, улыбающаяся, в белой свободной юбке и розовой майке без рукавов — сама чувственность от кончиков босых ног до великолепных шоколадных локонов, которые падали ей на плечи.
Пит Беннетт знал многих женщин — красивых, интересных, умных, — но ни одна из них не могла сравниться с Сереной в ее чувственном призыве, ударяющем прямо в сердце мужчины. Она медленно прошествовала — пожалуй, по-другому и не скажешь — к садовому крану и начала наполнять ведро водой.
— Его зовут Сэм, — сказала она.
— А где его отец?
— Как записано в метрике: «Отец не известен».
— А мать?
— Она умерла в Афинах почти год назад от гепатита. Говорят, ухаживал за ней только Сэм.
Тяжело. Ужасно тяжело для ребенка.
— А эта Хлоя, которая разыскивала его сегодня в гавани, его настоящая тетка?
— Ага.
— Так где же была она, когда болела ее сестра?
— Звучит вроде как осуждающе.
— По-моему, вполне оправданное чувство. — В соответствии с картиной, которую Серена нарисовала ему.
— Мне нравятся мужчины, которые прислушиваются к своим чувствам.
Она закрыла кран и, взяв ведро, направилась к грядкам зелени возле кухонной двери.
— Хлоя была здесь, занимаясь делами отеля. Она не слышала о своей сестре почти полтора года.