Телепорт

Когда я протер последнюю полку в библиотеке, в окнах забрезжил рассвет. Лишь тогда я положил тряпку на место, прыгнул в бруклинский отель и заснул.
– Какие часы ты хочешь?
– Чтобы показывали время в разных часовых поясах. И чтобы с будильником, и чтобы водонепроницаемые, и чтобы стильные, но без вычурности. Чтобы, когда нужно, выглядеть стильным и элегантным, но и не получать за них по голове в неблагополучных районах.
Продавец засмеялся. У него была короткая борода, а на голове – ермолка, круглая шапочка, которую носят евреи. Я такие видел только по телевизору.
– Чувствуется, ты как следует все обдумал. Сколько ты готов выложить?
– Цена не важна, главное, чтобы часы отвечали моим требованиям.
Дело было в бутике на Сорок седьмой улице, торгующем электроникой и ювелиркой. Сюда я сразу и направился – прыгнул в метро у Центрального вокзала, оставшиеся шесть кварталов прошел пешком.
Продавец достал с витрины три модели часов.
– Все три твоим требованиям отвечают – и как будильник работают, и время в разных часовых поясах показывают. Вот эти самые дешевые, за пятьдесят пять долларов девяносто пять центов.
– Не очень стильные, – сказал я, взглянув на товар.
– Ну да. – Продавец кивнул, соглашаясь со мной полностью. – Две другие модели куда элегантнее. Вот эти, – он показал на часы с золотистым металлическим корпусом и металлическим же золотисто-серебряным ремешком, – стоят триста семьдесят долларов. Сейчас на них акция, отдаем за двести девяносто пять. А вот эти, – продавец показал на третью модель – на тонкие часы с ремешком из кожи ящерицы, – не такие броские, как вторая модель, но корпус у них из позолоченного серебра, а у этих, – он поднял модель с золотистым браслетом, – из анодированной нержавейки.
– Сколько они стоят? – спросил я, ткнув пальцем в изящную модель.
– Тысячу триста девяносто шесть долларов тридцать пять центов, – с улыбкой ответил продавец.
Я аж глаза вытаращил. Продавец стал убирать дорогие часы на витрину.
– Обожаю наблюдать за реакцией покупателей, когда называю им цену. Вообще не понимаю, зачем мы продаем эту модель. Мы же не на Пятой авеню.
– Беру их! – объявил я, поднимая руку.
– Да? Вот эти? – Продавец потянулся за броскими золотистыми часами.
– Нет, вон те, за четырнадцать сотен. С налогом сколько получится?
Я на миг задумался, потом залез в правый карман, куда спрятал двадцать стодолларовых купюр. Когда я начал отсчитывать их, продавец схватил калькулятор.
За спиной у него телевизоры разных форм и размеров показывали одну и ту же программу – послеобеденный сериал. Вот он закончился, на экранах появилась заставка «Новости в конце часа», потом показали фасад «Кемикал банк оф Нью-Йорк». Журналисты подсовывали микрофоны угрюмому мужчине, который читал с листа. Все телевизоры работали без звука.
Продавец увидел, куда я смотрю, и глянул мне через плечо:
– А-а, банк ограбили. Воров быстро поймают.
Живот заболел, ноги стали как ватные.
– Да? – только и смог выдавить я.
– За ночь из хранилища исчез миллион. Наверняка свои постарались. Раз денег не было на момент открытия хранилища, значит их и при закрытии уже не было.
– Я не в курсе.
– В первый раз новость объявили в половине двенадцатого, – сказал продавец, отсчитывая мне сдачу. – Журналистам явно дали на лапу. Вот, тысяча пятьсот двадцать долларов минус тысяча пятьсот одиннадцать долларов пятьдесят пять центов получается восемь долларов сорок пять центов. – Продавец снова глянул на телевизоры. – Грабители теперь долго к деньгам не притронутся.
Я аккуратно собрал сдачу:
– Почему это?
– За имеющими доступ в хранилище будут следить в оба. Стоит им потратить не включенный в отчетность цент, и все, крышка!
Продавец выдал мне квитанцию и гарантийный талон на часы:
– Может, что-нибудь еще? Хороший видеомагнитофон? Камкордер? Компьютер?
Все это очень здорово, только ставить пока некуда.
– В следующий раз.
– В любое время приходи! Когда тебе будет удобно.
Поел я в «Жокейском клубе» отеля «Риц-Карлтон» к югу от Центрального парка. Когда я вошел в фойе и спускался по лестнице в ресторан, коридорный смотрел на меня с явным недоумением. Зато старшая официантка усадила меня за столик и сделала вид, что рада моему появлению. Я заказал самое дорогое в обеденном меню.
Дожидаясь еды, я крутил головки на часах и наблюдал за другими посетителями: как они одеты, как ведут себя в модном ресторане. На каждом столике стояли свежие цветы, официант сразу принес горячие булочки и масло.
С тех пор как сбежала мама, в ресторанах я почти не бывал. Вообще-то, она учила меня не только не болтать за столом, но сейчас я чувствовал себя неуверенно.
Когда подали еду, я съел только половину. Порция была гигантская, а аппетит пропал. Это меня выпуск новостей расстроил, снова до паранойи довел.
Я хотел расплатиться сразу, как официант принес счет, но он мягко поправил меня:
– Если хотите, могу отнести деньги кассиру, либо сами заплатите, когда будете уходить.
Я сказал, что так и сделаю, и подумал, как здорово он помог мне, не выставив дураком. Папа на его месте прорычал бы: «Платят кассиру, дебил! Ты что, вообще ничего не понимаешь?!» Разница ощутимая. Я дал официанту двадцать долларов чаевых.
Ланч за пятьдесят долларов казался фантастикой, а покупка часов – игрой вроде «Монополии», где деньги не настоящие.
«Дэви, что бы ты сделал, если бы разбогател? – спрашивал я себя когда-то. И отвечал: – Я стал бы счастливым».
По улице я дошел до Центрального парка, густого, зеленого, но какого-то неуместного среди стали и бетона.
Что ж, я попробую.
 
Часть II
 
В поисках счастья
 
5
С Милли я познакомился во время антракта новой бродвейской постановки «Суини Тодда, демона-парикмахера с Флит-стрит». Спектакль я смотрел в шестой раз. В первый раз я заплатил, а потом в пять минут девятого прыгал вглубь мезонина, где была ниша. После девяти в зале гасили большой свет, и я без труда находил место. Если кто-то приходил позднее и направлялся к этому креслу, я наклонялся, якобы завязать шнурок, и прыгал обратно в нишу. Потом искал себе новое место.
Нет, я могу купить билет, но желание посмотреть шоу часто возникает у меня, когда занавес уже поднят. А кассир станет отнимать время, уговаривая пойти на другой спектакль. Слишком муторно.
Дело было в четверг. На вечерний спектакль пришло до странного много народа. Я жался к перилам балкона, пил дорогущую имбирную шипучку и смотрел на очереди в туалеты.
– Чему ты улыбаешься?
Я повернулся на голос. Сначала показалось, что это капельдинер и сейчас меня выгонят как безбилетника, но вопрос задала девушка чуть старше меня. Хотя двадцать один ей уже точно исполнился, – по крайней мере, она пила шампанское.
– Вы меня спрашиваете?
– Да, конечно. Может, я слишком бесцеремонна, но среди такой толпы близкие знакомства неизбежны.
– Верно. Меня зовут Дэвид.
– Милли, – представилась девушка, помахав рукой.
Она была в нарядной блузке, черных слаксах и круглых очках. Очень хорошенькая! Ни капли косметики, блестящие черные волосы на макушке длинные, а на затылке пострижены конусом.
– Так чему ты улыбался?
– Ну… – Я нахмурил брови. – Наверное, почувствовал себя исключительным. Мне-то не нужно стоять в очереди. Наше с вами знакомство предполагает разговоры об уборных?
Милли пожала плечами:
– Почему тебе не надо в туалет? Я сама стояла бы в очереди, если бы не сбегала туда во время первого акта. Наверное, потом еще раз придется. А в чем твой секрет? У тебя металлический мочевой пузырь?
– Да вроде того. – я покраснел.
– Ты краснеешь? Ничего себе! Я думала, мальчики-подростки без остановки говорят о естественных потребностях. Мои братья только этим и занимаются.