Телепорт

Продавец внимательно наблюдал за мной, потом сказал:
– Эй, парень, либо ты покупаешь все эти сумки, либо смотришь по одной, лады?
Я как ни в чем не бывало набирал сумки, и продавец вышел из-за прилавка.
– Ты что, не слышал? – начал он, сделав злое лицо. – Я сказал…
– Я вас слышал! – рявкнул я так громко и пронзительно, что продавец отступил на шаг и захлопал глазами.
Я сделал глубокий вдох и заговорил куда спокойнее:
– У меня здесь двадцать сумок. Пробивайте их.
Я подошел к прилавку и положил на него собранное.
У продавца вид был недоверчивый, поэтому я вытащил из кармана ворох двадцаток, куда больше, чем требовалось. Наверное, полпачки, около пятисот долларов.
– Э-э, конечно. Прости, что гаркнул на тебя. Воруют же подростки, вот и приходится осторожничать. Я не хотел тебя обидеть, просто…
– Хорошо. Не волнуйтесь. Пробейте сумки, пожалуйста.
Одну за другой продавец пробивал сумки, а я складывал их в самую большую – в дорожную сумку с плечевым ремнем.
Видимо устыдившись, что принял меня за вора, продавец сделал мне десятипроцентную скидку.
– С налогом получается двести двадцать два доллара пятьдесят центов.
Я отсчитал двенадцать двадцаток и сказал то, что мне всегда хотелось:
– Сдачи не надо.
Продавец снова захлопал глазами, потом отозвался:
– Спасибо! Спасибо огромное!
Я вышел из магазина, повернул направо и прыгнул.
Сперва я рассортировал банкноты по номинациям и сложил пачки у стены напротив кровати. Пришлось передвинуть дешевый комод, чтобы освободить место, но я не роптал. У меня уже началась паранойя, и поверх занавески я повесил одеяло – теперь через окно меня точно не увидят.
Когда я освободил кровать и добрался до мешков с деньгами, на полу выросли две стопки долларовых банкнот два с лишним фута высотой. Сумму я пока не подсчитывал – не отвлекался. Я продолжал разбирать корешки и пачки, бросая пустые мешки на кровать. Один раз я прыгнул в городскую библиотеку Станвилла – узнать, сколько времени.
Но вот я закончил опустошать мешки и складывать деньги в стопки, а сумму так и не подсчитал. Этим займусь позже.
Я собрал пустые мешки, натянул лыжную маску и перчатки. Было два часа ночи.
Сделав несколько глубоких вдохов, я постарался успокоиться. Чувствовал себя на грани нервного истощения, а вот спать не хотелось совершенно. Я сосредоточился на внутреннем виде хранилища и прыгнул, при этом пытаясь думать и о городской библиотеке Станвилла. Вдруг дверь открыли?
Нет, не открыли.
Господи, я свет не потушил! Я бросил банковские мешки в пустую тележку и повернулся к выключателю. Свет… Боже, где мой фонарик?! Сердце бешено забилось, подступила паника. Боже, только не это! Я бессильно прижался к стене и тут заметил фонарь в первой тележке, которую опустошил. Я знал, что моих отпечатков на фонаре нет, зато, возможно, есть папины. «Мистер Райс, где вы были ночью пятницы?» – «Здесь, в Огайо, разумеется. А вот где мой сын, я не знаю…»
Я взял фонарик, выключил свет в хранилище и прыгнул обратно в отель.
Я спешил разобрать деньги, чтобы до утра вернуть мешки в банк. У себя их держать не хотелось. Конечно, я мог избавиться от мешков иначе, например набить кирпичами и бросить в Ист-Ривер, но ведь если оставить их в банке, возникнет еще больше путаницы.
Можно подумать, без того ее не хватит…
Из-за этой спешки я толком не понял, сколько денег добыл. Теперь я сел на кровать и посмотрел на украденное.
Каждый слой был пять пачек в длину и пять в ширину. Получается около фута вдоль стены и два с половиной фута поперек. Однодолларовых купюр попалось больше всего – три стопки, каждая более четырех футов высотой. Плюс к тому стопка пятерок чуть меньше двух футов высотой, стопка десяток около полутора футов высотой, почти целый слой пятидесяток и семнадцать пачек соток.
Я прыгнул в городскую библиотеку Станвилла и взял калькулятор из-за абонентного стола.
Я сосчитал, какая сумма в каждом слое, и перепроверил результаты. Если не сходилось, я считал снова.
В каждом слое было по двадцать пять пачек. Получается, однодолларовых в каждом слое на тысячу двести пятьдесят долларов, а двадцаток – на двадцать пять тысяч. У меня сто пятьдесят три слоя и шесть пачек однодолларовых купюр, то есть только однодолларовыми… Калькулятор упал мне на колени, и я, дрожа, повалился на кровать.
Однодолларовых купюр у меня получилось на девяносто одну тысячу четыреста долларов.
Когда я подсчитал и пересчитал все полностью, вышло девятьсот пятьдесят три тысячи пятьдесят долларов, и это не учитывая семисот шестидесяти долларов в кармане пиджака.
Почти миллион долларов!
Раз у меня семнадцать пачек соток, я разложил пачки банкнот достоинством от пяти до ста долларов по семнадцати нейлоновым сумкам. Таким образом, в каждой сумке оказалось почти пятьдесят тысяч, то есть размер среднего годового жалованья. Потом каждую сумку я до отказа набил пачками однодолларовых купюр. В некоторых сумках прибавилось лишь по семьсот долларов, а в больших – аж по три тысячи двести. В три последние дорожные сумки я затолкал пачки однодолларовых купюр, сделав их почти неподъемными. На полу осталась стопка однодолларовых купюр высотой два фута. Я пересчитал слои – на полу у меня было тридцать тысяч долларов. Даже когда заполнилась коробка из хранилища, осталось двадцать пять тысяч.
Господи! Куда мне все это деть?
На улице завыла сирена. Вообще-то, в Нью-Йорке она звучит почти постоянно, но сегодняшняя раздавалась ближе, чем обычно. Я затаил дыхание. Когда вой унесся прочь, я судорожно вздохнул. Лоб усеяли капельки холодного пота. Сирена напомнила, сколь опасен этот район, напомнила об инциденте в уборной и об ограблении.
Ну вот, разбогател буквально час назад, а уже параноик! Ясно, деньги всех проблем не решают, они только новые создают.
Интересно, сколько сейчас времени? Мне нужны часы! Я прыгнул в городскую библиотеку Станвилла: на часах было половина четвертого утра. Я вернул калькулятор за абонентный стол, собрался прыгнуть обратно, но вдруг поднял голову.
Городскую библиотеку Станвилла построили в 1910 году. Высота потолков величественного гранитного здания – четырнадцать футов. Я знал это, потому что библиотекарша, мисс Тоновир, репетировала экскурсию при мне.
В 1973 году в библиотеке появились кондиционеры. Чтобы спрятать вентиляционный трубопровод, сделали навесные потолки. Высота навесных потолков составляла десять футов.
В отделе периодических изданий я влез на стеллаж с журналами и толкнул потолочную панель размером два фута на три. Панель приподнялась и сдвинулась в сторону, обнажив темноту.
Я прыгнул в отель и перетащил десять сумок на вентиляционные трубы, распределив их вес более-менее равномерно. Коробку с долларовыми купюрами спрятал там же.
Без денежных стопок и нейлоновых сумок, набитых банкнотами, комната казалась пустой.
Оставшуюся сумку я застегнул на молнию и спрятал под кровать. Потом разулся, выключил свет и лег.
Я безумно устал физически, а вот разум отдыхать не желал, пересыщенный тревогой, радостным волнением, восторгом, чувством вины. Не хочу, чтобы меня поймали. Пусть меня не поймают! Я заерзал, устраиваясь удобнее. Разум не успокаивался. Я слышал шум на улице и не мог заснуть. «Как же тебя поймают? Трать деньги осторожно, и все будет тип-топ, – внушал я себе. – Да и если бы заподозрили, что ты виноват, кто сможет удержать тебя взаперти?»
Я перевернулся на бок.
Библиотека… Вдруг там решат протереть верхние полки? Никто не удивится, обнаружив в пыли мои следы?
Я попробовал глубоко дышать. Не помогло. Я попробовал считать обратно от тысячи, но перед мысленным взором возникли бесконечные стопки денег. Казалось, пятьдесят тысяч долларов в нейлоновой сумке ожили и дергают меня из-под кровати. Черт подери, это же просто бумажки в сумке! Я взбил подушку, улегся и плотно закрыл глаза.
Целую вечность спустя я вздохнул, сел, обулся и прыгнул в библиотеку.