Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)

***
На другой день после императорского бала Государыня, чувствуя безмерную усталость после прошедшего праздника и не желая выказывать своей слабости никому, кроме самого близкого и доверенного друга фрейлины Бобринской, уединилась с ней в зимнем саду. Александра Фёдоровна присела на низенькую бархатную кушетку и устало опустила голову. В тусклом свете зимнего утра что-то блеснуло на полу около подола её платья.
— Что это? — склонилась императрица, дабы разглядеть поближе.
— Позвольте мне, ваше величество, — нагнулась, поднимая изящную вещицу madame Бобринская. — Это кулон, на цепочке, — положила в раскрытую ладонь Государыни находку фрейлина.
— Ах! Молодость, — скользнула по губам Александры Фёдоровны слабая улыбка. — Узнайте, кто был здесь?
— Я попытаюсь, — улыбнулась в ответ Софья Александровна.
Шурша шёлком широких юбок, madame Бобринская вышла из зимнего сада и попросила позвать к ней командира роты гренадёров, нёсших караульную службу в Зимнем дворце.
— Государыня пожелала знать, кто вчера вечером посещал её зимний сад? — обратилась она к нему.
— Выясню, — склонился в поклоне капитан Лаврентьев.
Спустя три часа к фрейлине Бобринской явился командир дворцовых гренадёр и доложил, что караульные видели князя Куташева, входящим в помещение зимнего сада.
— Он был один? — удивлённо приподнялись брови фрейлины. — А, впрочем, может быть, его уже ждали, — улыбнулась она ничего не понимающему Лаврентьеву. — Благодарю вас, Василий Михайлович, — отпустила она его взмахом руки.
По просьбе императрицы за Куташевым послали, но как оказалось, князь поутру выехал из столицы и должен был вернуться через день-другой. Александра Фёдоровна и думать забыла о том уже на другой день, но Василий Михайлович, желая услужить, о её просьбе, помнил и предпринял все возможные попытки разыскать князя.
Спустя три дня после официального открытия сезона, когда вся столица от души веселилась, отмечая наступление нового 1834 года, Сергей Филиппович изнывал от скуки на дежурстве в Главном Штабе. Сидя за свои рабочим столом в приёмной военного министра Чернышёва, Ракитин раскладывал по папкам стопку подписанных накануне приказов, сортируя их в зависимости от того, в какое ведомство они должны будут быть направлены в самом скором времени. В двери постучали.
— Entrez! — отозвался Серж, не прерывая своего занятия.
Не поднимая глаз на вошедшего, Сергей Филиппович, заканчивал своё дело. В руках у него оставалась всего несколько листов. Перед ним мог стоять и майор, и полковник, и даже генерал, но Серж знал, что тот, кто вошёл в эти стены, будет смиренно ждать, пока он обратит на него своё внимание, ибо в Главном штабе существовала своя иерархия, в которой адъютант министра по своему положению был куда выше, чем убелённый сединами заслуженный боевой генерал. Те же, кто имел отношение к верхушке власти, входя в приёмную, не утруждали себя стуком в двери и тем, чтобы дождаться позволения войти.
Закончив, Серж тяжело вздохнул и поднял голову, усталым равнодушным взглядом глядя на того, кто осмелился потревожить его в не приёмные часы. Поскольку министра не было на месте, стало быть, пришли по его душу.
— Господин адъютант, — улыбнулся ему князь Куташев. — Мне сказали в канцелярии, что приказ о моём назначении я могу забрать у вас.
— Николай Васильевич, рад вас видеть, — жестом предлагая присесть, отвечал Ракитин.
Приказ о назначении Куташева командиром роты попался на глаза Сергею Филипповичу два дня назад. Не сумев разыскать князя в Петербурге, Серж оставил его у себя в надежде, что Куташев сам придёт к нему за ним. Так и случилось. Сделав вид, что ищет нужную бумагу, среди документов, Ракитин тянул время.
— Как поживает ваша очаровательная сестра? — поинтересовался князь, дабы скрасить время ожидания разговором.
Серж отложил бумаги в сторону и прямо глянул в глаза Куташеву.
— О ней я и хотел с вами поговорить, — положив приказ на стол перед собой и накрыв его ладонью, отозвался он. — Вы намерены сделать Маше предложение? — поинтересовался он.
— Предложение? — совершенно искренне изумился князь. — Извольте объясниться.
— Охотно. Три дня назад в Зимнем вы пригласили мою сестру на ужин и обещали, что не единый волос не упадёт с её головы.
— Я помню, — раздражённо перебил его Куташев. — Но видит Бог, не понимаю, отчего должен делать предложение? Ваша сестра, безусловно, весьма прелестная барышня, но я её совсем не знаю.
— А мне сдаётся, что вы успели узнать её непозволительно близко, — процедил Ракитин.
Глядя на то, как заходили желваки на высоких точёных скулах министерского адъютанта, Куташев сбавил тон. Мгновенная догадка осенила его, отчего тонкая усмешка скользнула по красиво очерченным губам князя.
— Боюсь, вы прибываете в некотором заблуждении, — заговорил он. — Позвольте мне разрешить сию щекотливую ситуацию.
— Извольте, в противном случае я буду вынужден потребовать у вас сатисфакцию, — с трудом сохраняя самообладание отвечал Ракитин.
Николай Васильевич поднялся со стула, позабыв о том, зачем приходил.
— Ваш приказ! — напомнил ему Серж.
— Благодарю, — вернулся к столу Куташев и забрал из рук Ракитина документ, за которым, собственно, и приходил.
Из здания Главного штаба князь Куташев намеревался отправиться на Английскую набережную, но у входа его остановил капитан дворцовых гренадёр Лаврентьев.
— Николай Васильевич, я вас третий день по всему Петербургу ищу, — с тяжёлым вздохом произнёс он.
— Чему обязан? — недоумевая, поинтересовался Куташев.
— Вам лучше о том знать, — жестом предлагая следовать за ним, отозвался Лаврентьев. — Государыня вас видеть пожелала.
— Государыня? — вновь изумился Куташев, но без возражений направился вслед за Лаврентьевым через площадь к Зимнему дворцу.
Входя в покои императрицы, князь по-прежнему не понимал, с какой целью он мог понадобиться августейшей особе.
— А, молодой человек, — приветливо улыбнулась ему Александра Фёдоровна. — Оставьте нас, — кинула она быстрый взгляд на молоденьких фрейлин.
Madame Бобринская тоже поднялась.
— Ты останься, Софи, — обратилась к ней императрица. — Мне сказали, три дня тому назад вы имели удовольствие любоваться моим зимним садом, — повернулась к князю Государыня.
Кровь бросилась в лицо Куташеву, окрашивая щёки густым румянцем.
— Простите, ваше величество, — опустился он на одно колено, покаянно склонив голову.
— Я не сержусь на вас, — отвечала императрица. — Ваша дама кое-что потеряла и, думаю, будет рада получить обратно свою потерю, — с этими словами Александра Фёдоровна протянула коленопреклонённому князю жемчужный кулон на тонкой золотой цепочке.
— Благодарю вас, — принимая из рук императрицы украшение, отозвался Куташев. — Ваше милосердие не знает границ.
— Ступайте, князь, — отпустила его Государыня. — Надеюсь, ваша таинственная дама сумеет составить ваше счастье.
Выйдя из дворца на улицу, князь Николай глубоко вдохнул морозный воздух. Уши и щёки до сих пор пылали после разговора с императрицей. Сжимая в кулаке злополучный кулон, Куташев быстрым шагом прошёл на дворцовую набережную и остановил ямщика.
— На Английскую набережную, — бросил он, забираясь в сани.
Спустя четверть часа князь Николай уже входил в дом графа Ефимовского. Дворецкий проводил его в гостиную и отправился будить барина, который вот уже третью ночь подряд возвращался домой под утро изрядно во хмелю.
Открыв глаза, он никак не мог понять, о чём толкует его слуга, склонившись над ним.
— Какой князь? Что ему нужно? — со стоном сел в постели Ефимовский, схватившись за голову.
— Так приятель ваш, — торопливо заговорил дворецкий. — Князь Куташев. Я ему говорил, что вы почивать изволите, но он сказал, что дело чрезвычайной важности.
— Умываться! — поднялся Андрей.
Холодная вода немного ободрила его, сознание прояснилось. Завязывая на ходу пояс халата, Ефимовский спустился в гостиную.