Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)
Куташев вновь сел за стол, выдвинул верхний ящик и вынул бархатный мешочек. Развязав тесёмки, князь вытряхнул на ладонь фамильный перстень с рубином. В двери постучали.
— Entrez! — откликнулся Куташев.
— Барин, вы выезд заложить велели, — остановился на пороге слуга, склонившись в поклоне. Готово всё.
— Иду, — поднялся из-за стола князь.
Бессознательно опустив перстень в карман, Куташев торопливо покинул кабинет. Так или иначе, ему придётся объясниться с Марьей Филипповной. Никому не позволительно водить за нос князя Куташева и остаться притом безнаказанным.
Марья Филипповна не заставила себя долго ждать и уже спустя четверть часа после того, как дворецкий доложил ей о визите его сиятельства, она спустилась в гостиную. Мари в некоторой нерешительности застыла перед дверями гостиной. Сердце учащённо билось в груди перепуганной птахой. Глубоко вдохнув, девушка кивнула лакею, и он широко растворил двери перед ней.
— Bonjour, Nicolas, — поздоровалась она, величественно вплывая в гостиную. — Мне сказали, вы желали меня видеть.
Николай окинул девушку пристальным взглядом. Невольно взор его задержался на тонкой талии, скользнул выше к полной груди и глубокому декольте. Губы искривились в усмешке: Марья Филипповна ждала его визита и готовилась к нему самым тщательным образом. Жаль её разочаровывать, он уже успел привыкнуть к её обществу, к ироничным пикировкам, к её едким, полным сарказма замечаниям. Предполагается, что нынешний визит должен стать последним, вряд ли она захочет иметь с ним дело, когда он выскажет то, зачем пришёл.
В серо-голубых глазах mademoiselle Ракитиной застыло ожидание и тревога, вызванная его долгим молчанием и оскорбительным осмотром, которому он подверг её. Невольно она облизнула пересохшие губы:
— Что же вы молчите, Nicolas? — выдохнула она, приблизившись к нему вплотную.
— Думаю, Мари, — усмехнулся Куташев. — Вы невероятно красивая женщина. Впрочем, вам о том и без меня известно.
Марья внимательно вгляделась в лицо князя Куташева. В горле пересохло от страха, что вдруг сковал уста. Когда цель была уже совсем близка, её стали одолевать сомнения. Он говорил именно те слова, что она ждала услышать, но во взгляде явно читалось другое, да и в самом тоне, которым было произнесено признание, сквозила ирония, граничащая с сарказмом.
— И о чём же вы задумались, позвольте полюбопытствовать?
— Мне подумалось о том, что фамильные драгоценности Куташевых прекрасно смотрелись бы здесь, — дотронулся он указательным пальцем до ямочки между ключиц, — и здесь, — тронул он маленькую жемчужную серёжку.
Марья изумлённо выдохнула, глядя в глаза Куташеву, но не смогла вымолвить ни слова.
— Что же вы молчите? — усмехнулся князь. — Коли не люб я вам, так и скажите.
— Nicolas, право слово, ежели вы таким способом делаете мне предложение… — выдавила она из себя.
Николай завладел её рукой и поднёс к губам тонкую кисть:
— Разве вы не того ждали?
Опустив руку в карман сюртука, Куташев извлёк из него перстень с рубином и надел на тонкий палец mademoiselle Ракитиной.
Марья застыла, подобно изваянию в парке, глядя на кроваво-красный рубин на своей руке. Уголки её губ медленно опустились. В голову закралась мысль о том, что княгиня Анненкова узнав о помолвке не станет молчать и расскажет Куташеву о том, что она сама поведала ей в порыве отчаяния. Осторожно вытащив свою ладонь из рук Николая, она отвернулась. Паника овладела всем её существом. Стиснув пальцы левой руки, она ощутила, как рубин больно впился в нежную кожу. Решение пришло внезапно. Стащив кольцо с пальца, она повернулась к князю и протянула ему перстень на раскрытой ладони.
— Николай Васильевич, я не могу выйти за вас, — скороговоркой произнесла она.
— Pourquoi? (Отчего?), — недоумённо взлетели вверх густые тёмные брови Николая.
Он ждал изъявлений радости и отказом оказался немало обескуражен. Вовсе не так он себе всё представлял.
— Не спрашивайте, — повернулась к нему спиной девушка.
— Вы отказываете мне? — недоверчиво осведомился князь.
— Да, я отказываю вам, но не спрашивайте отчего, — не поворачиваясь, опасаясь, растерять остатки решимости и смелости, отвечала Марья.
И что же вынуждает вас отказать мне.
— Я не могу стать вашей женой, Nicolas. Есть обстоятельства, о которых вы не знаете. Я думала, что смогу, но нет.
— И что же это за обстоятельства, Мари? Разве вы не того желали?
— Вы правы. Я надеялась на то, что вы сделаете мне предложение, но я не люблю вас. Я завлекала вас, как могла, дабы потешить уязвлённое самолюбие, но более не желаю обманывать. Я люблю…
Куташев приложил палец к её губам, не дав произнести имя.
— Полно, Марья Филипповна. Я в кое-то веки собираюсь поступить, как человек чести и делаю то, чего от меня с таким нетерпением ожидает свет, не портите же мне всю интригу. Разве вы сами не того же добивались? Или пожелали вдруг выставить меня совершенным идиотом? В таком случае мне придётся шепнуть кое-кому из любителей позлословить на чужой счёт о том, как дивно я провёл с вами время, предаваясь восторгам плотской страсти.
Марья ошеломлённо распахнула глаза, рука помимо воли взметнулась вверх, но реакция Куташева оказалась молниеносной. Больно перехватив тонкое запястье, он поднёс её кисть к губам и поцеловал в раскрытую ладонь.
— Боюсь, вы заблуждаетесь, на мой счёт ma cherie, или слишком высокого мнения обо мне. Никогда более не поднимайте руку на меня, ибо в другой раз я непременно отвечу вам тем же, — прищурились тёмные очи князя.
— Вы — мерзавец, сударь! — процедила Марья Филипповна, силясь вырвать руку из его хватки.
— Мне нет дела до того, кем вы меня считаете, mademoiselle. Сделать из меня посмешище я вам не позволю.
С этими словами, он вновь надел на палец Марьи кольцо и погладил подушечкой большого пальца покрасневшее запястье девушки.
— Я жду, — улыбнулся князь.
— Я стану ваше женой, — опустила голову Марья, глядя себе под ноги.
— А как же поцелуй, дабы скрепить любовные обеты? — иронично осведомился Куташев.
— Катитесь к чёрту, ваше сиятельство! — вспыхнула гневным румянцем, Марья Филипповна.
Николай расхохотался, глядя на разъярённую фурию перед собой. Определённо, его семейная жизнь не будет скучной.
— Полагаю, ваше веселье совершенно неуместным, — процедила mademoiselle Ракитина.
— Вы правы, Мари, — в притворном раскаянии ответил Куташев, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц. — Я оставлю вас, ибо совершенно очевидно, что ныне моё общество вам в тягость. Думаю, поразмыслив над моим предложением вы по достоинству оцените все выгоды нашего союза.
— Сделайте милость, оставьте меня, Nicolas, — вздохнула Марья Филипповна.
От внимательного взора Куташева не укрылось, каких трудов ей стоило сохранить самообладание и сдержать слёзы, что уже блестели в глазах. Видимо душевные силы её были на исходе, и потому Николай не стал более задерживаться в доме Ракитиных. Чего-чего, а видеть её слёз он не желал.
Глава 32
Покидая дом Ракитиных, князь Куташев пребывал в смятении. Как вышло так, что ехал, дабы порвать связавшие его узы, но вместо того увяз ещё глубже. Да что там говорить, сам шантажом вынудил Марью Филипповну ответить ему согласием. Но зачем? Неужели и в самом деле её присутствие в его жизни в какой-то момент сделалось столь значительным и необходимым.
Что заставило? Может быть уязвлённое самолюбие? Ведь не просто так не дал ей произнести имя Ефимовского. Что это? Ревность? Нет-нет, сама эта мысль ему смешна. Но отчего так неприятно было слышать её признание?
Куташев забрался в сани и, запахнув поплотнее шубу, велел вознице ехать к дому. Тройка свернула на набережную Невы и полетела вдоль Зимнего, но Николай не видел ничего вокруг, уставившись невидящим взглядом на белоснежный покров, простиравшийся до самой Петропавловки. Встречный ветер обжигал щёки, дыхание вырывалось изо рта облачком белого пара и застывало инеем на ресницах.