Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ)

"Я завлекала вас, как могла, дабы потешить уязвлённое самолюбие, но более не желаю обманывать. Я люблю…" — вновь и вновь звучало в голове. "Ложь! Снова ложь! Разве может она любить кого-то кроме себя?! Нет, не такова. Ей надобно внимание. Он повидал таких и немало. Такие, как она не умеют любить. Они окружают себя бесчисленным сонмом поклонников, купаются в их внимании, но сами не способны на глубокое чувство". Куташев тяжело вздохнул. Женщины подобные Марьи Филипповне виделись ему прекрасным экзотическим цветком, что благоухает дивным ароматом, привлекая насекомых, а после, когда несчастная мушка попалась в липкую ловушку, пожирает её. Впрочем, возможно он ошибается. Возможно, именно страх разоблачения заставил её предстать перед ним коварной соблазнительницей. Разве не страх всего лишь час назад он созерцал в огромных серо-голубых глазах? И всё же… неужели он ошибся? Неужели увидел в ней лишь то, что сам себе придумал.
Сани остановились у крыльца особняка на Мойке.
— Приехали, барин, — пробасил возница.
— К Анненковым поворачивай. Передумал, — бросил Куташев, выше натягивая меховую полость.
У Анненковых собирались обедать. Общество подобралось довольно прелюбопытное. Князь Борис слыл человеком хлебосольным, и многие пользовались его гостеприимством. Нынешним вечером к Анненковым явилась престарелая двоюродная тётка, парочка литераторов, перебивающихся с хлеба на воду, да один живописец, собиравшийся по просьбе князя писать портрет его жены Ирины.
Визиту Николая Борис чрезвычайно обрадовался, а вот Ирина, несмотря на то, что выказала радость при встрече, держалась отчуждённо и весьма настороженно.
Разговор неизбежно зашёл о Ефимовском. Борис не скрывал тревоги за Андрея и был страшно зол на его решение прервать отпуск и отправиться в Тифлис.
— Мы ведь так и не увиделись с ним толком! — горячился он. — Я не понимаю, что за нужда была такая, очертя голову вновь бросаться под пули?!
— Si il y a un mystère là-bas pétri femme (Если есть некая тайна, там замешана женщина), — тихо обронил Куташев, откладывая вилку.
— Ты часом не Марью Филипповну имел в виду? — нахмурился Анненков.
— Неужели есть иная? — усмехнулся Николай.
Оброненная княгиней вилка громко звякнула о паркет.
— Pardonnez-moi, — улыбнулась вымученной улыбкой Ирина Александровна, послав Куташеву предостерегающий взгляд.
Николай слегка наклонил голову в знак того, что понял намёк и постарался перевести разговор на другую тему, но Борис желал поговорить именно о mademoiselle Ракитиной.
— Я не могу понять, что случилось. Мне казалось, что он влюблён в неё, впрочем, она тоже отвечала ему взаимностью. Я был уверен, что все недоразумения между ними разрешены и ждал, что он сделает ей предложение.
— Боюсь, нынче это невозможно, — пожал плечами Куташев.
— Pourquoi? (Отчего?) — искренне изумился Борис.
— Потому что нынче днём я сделал предложение Марье Филипповне, и она его приняла, — невозмутимо отозвался Николай.
— Ты?! — едва не подскочил со стула Борис. — До меня доходили слухи о том, что ты ухаживаешь за ней, но я даже мысли не допускал, что это правда!
— Как видишь, на сей раз светские сплетники тебя не обманули, — развёл руками Куташев.
Борису ещё о многом хотелось расспросить приятеля, но присутствие за столом посторонних делало невозможным продолжение беседы на интересующую его тему. Анненков насилу дождался окончания трапезы. После обеда гости Анненковых переместились в гостиную, где расположились небольшими группами. Начинающие литераторы собирались издавать новый журнал и вновь принялись осаждать Бориса с просьбами оказать им финансовую поддержку, тётушка уединилась на низеньком диване с художником, изображая покровительницу искусств, Ирина тронув за рукав мундира Куташева, взглядом предложила ему пройти к алькову в самом дальнем углу гостиной.
— Nicolas, — сбивчиво и торопливо заговорила она, как только они оказались вне досягаемости для чужих ушей, — я не понимаю вас. После того, что я поведала вам нынче утром, вы сделали предложение Маше?!
— Именно так, Ирина Александровна, — холодно улыбнулся Куташев.
— Pourquoi?! — воскликнула княгиня, невольно привлекая внимание к их беседе.
— Насколько я знаю, Марья Филипповна — ваша довольно близкая подруга, — иронично усмехнулся Куташев. — Разве вы не желаете ей счастья?
— Да, но не такой ценой, — уже тише отвечала княгиня.
— Полагаете, брак со мной слишком высокая плата за сохраненное реноме? — продолжил иронизировать Куташев.
— Вы невозможны, Nicolas! — нахмурилась княгиня, выговаривая своему vis-a-vis громким шёпотом. — Вы можете быть серьёзны, когда речь идёт о вашем будущем.
— Поверьте, Ирэн, я серьёзен, как никогда, — вздохнул Куташев. — Об одном попрошу вас: Марья Филипповна не должна узнать о нашем с вами разговоре.
— И всё же я не понимаю, — сердито ответила княгиня.
— Возможно, когда-нибудь поймёте, — улыбнулся Николай и взглядом указал на остальных гостей, что делая вид, будто заняты собственными делами, тем не менее, старались расслышать хоть что-нибудь из задушевной беседы княгини Анненковой и князя Куташева.
Николай засиделся у Анненковых до самого позднего вечера. Когда разошлись все гости и приятели остались наедине, Борис, наконец, смог удовлетворить своё любопытство. Расположившись в вольтеровских креслах за бокалом хорошего вина в полутёмной библиотеке, друзья заговорили о том, что волновало более всего.
— Признаться, ты меня удивил, — разглядывая вино в бокале на пламя свечи, начал Борис.
— Помилуй, Боже, что же удивительного в том, что человек моего возраста и положения решил обзавестись семьёй, — небрежно обронил Куташев, отпивая из своего бокала.
— Меня удивил твой выбор, не более, — вздохнул Борис.
— Что же в нём удивительного, — пожал плечами Куташев. — Марья Филипповна — прелестная барышня и может составить счастье любого.
— О, перестань, Nicolas. Ты прекрасно понимаешь, что я хотел сказать.
— Нет, не понимаю, — покачал головой Николай. — Объясни.
— Ну, хорошо же. Ты сам вынудил меня к тому. Andre!
— И что же? Что ты желал сказать этим "Andre!"?
— Андрей был влюблён в неё, — поднялся со своего места Борис и прошёлся вокруг кресел.
— Сядь, Mon cher ami, — раздражённо отозвался Николай. — Не могу говорить с тобой, когда ты бегаешь по комнате.
Борис послушался и медленно опустился в кресло.
— Ты сам сказал: Андрей был влюблён, нынче всё переменилось.
— Откуда тебе знать о том?! — вспылил Анненков.
— Коли это было бы не так, я был бы шафером, а не женихом. Андрей предпочёл женитьбе войну. Из двух зол выбрал меньшее, — криво усмехнулся Куташев.
— Знаешь, чего я не пойму? — вздохнул Борис. — Непохоже, что ты в неё влюблён, — выделил он голосом "ты".
— А я и не влюблён, — беспечно заметил Николай.
— Тогда зачем?!
Николай отвёл взгляд, собираясь с мыслями.
— Ты, видимо, в последнее время в свете почти не бываешь, — начал он, обращаясь к Борису.
— У меня других забот хватает, — кивнул Анненков, соглашаясь.
— Ты говорил, что слышал, будто говорят, что я ухаживаю за Марьей Филипповной. Боюсь, эти ухаживания зашли довольно далеко, и весь свет ждёт от меня именно этого шага.
— Помнится, тебя никогда не заботило, что о тебе говорят, — усмехнулся Борис. — Так откуда нынче такое стремление к благородству?
— Скажем, я увлёкся, потерял голову и теперь вынужден поступить, как человек порядочный, — поставил на стол пустой бокал Николай. — Мне пора идти, не то я усну прямо в этом кресле.
— Мой дом — твой дом, — ответил Анненков, поднимаясь следом за Куташевым.
— Благодарю, но спать я привык в своей постели, — улыбнулся Николай.
В уютной библиотеке Анненковых у горящего камина Николая в самом деле потянуло в сон, но стоило ему выйти на улицу, зимний морозец тотчас отрезвил затуманенную винными парами голову. Прощаясь с Борисом, Куташев пообещал, что сам напишет Ефимовскому о своей грядущей женитьбе, и вот нынче по пути домой раздумывал над тем, как именно стоит написать о том. В какой-то момент в его сознание вкралась мысль, что он мог ошибаться насчёт мотивов Андрея, и уехал Ефимовский на Кавказ вовсе не потому, что желал избежать встреч с Марьей Филипповной, но тотчас отмёл сие предположение, как не заслуживающее внимания.