Нефертити

Я сердито посмотрела на нее, но сестра уже не глядела на меня. Все ее мысли сейчас были сосредоточены на Кийе, и она уставилась в коридор, словно могла увидеть, чем сейчас занимается ее муж. Уложив волосы, я подошла к двери и остановилась. Отец хотел бы, чтобы я это сделала. Это ради блага нашей семьи. А соглядатайство — не против законов Маат. Я же не буду ничего красть — только послушаю.
— Мне нужно знать обо всем, что он будет ей говорить, — сказала Нефертити. Она набросила поверх облегающего платья длинный плащ и содрогнулась. — Я подожду тебя здесь. И еще, Мутни…
Я нахмурилась.
— Будь осторожнее.
Я выскользнула во внутренний дворик, чувствуя, как сердце бьется где-то у горла. Воздух был теплым, и плетеные тростниковые циновки негромко постукивали под ветром об окна дворца. Снаружи никого не было. В небе серебрилась луна, и если за мной никто не следил, то ни у кого и не было причин бродить под окнами дворца. Я прошла через цепочку внутренних двориков, считая их на ходу. Я держалась поближе к стенам, в тени кустарников и плюща. Добравшись до дворика Кийи, я остановилась и прислушалась, но вокруг не было слышно ни звука. Я подкралась к третьему окну. Оглядела дворик, никого не увидела, присела на корточки и стала слушать. Теперь стали различимы чьи-то голоса. Я прижалась к стене, пытаясь расслышать, о чем же говорит фараон.
— Когда ты садишься в западные земли света, земля погружается во тьму, словно во смерть. Львы выходят из логовищ своих. Змеи кусаются. Тьма нависает, а земля безмолвствует, когда создатель их отдыхает в краю света.
Аменхотеп читал стихи.
— Земля яснеет, когда ты пробуждаешься в краю света. Когда ты посреди дня сияешь, Атон, когда ты шлешь свои лучи, Две Земли празднуют. Пробуждаются они и встают, ибо ты пробудил их!
— Позволь мне дочитать остальное, — раздался голос Кийи.
Послышался шорох страниц, а потом она начала читать:
— Дороги расстилаются перед тобой, когда ты встаешь. Рыбы в реке стрелою несутся навстречу тебе. Твои лучи проникают в глубь моря. Ты — Тот, кто заставляет семя расти, кто творит жизнь, кто питает сына во чреве матери, кто осушает его слезы. О Хранитель во чреве, о Податель дыхания! Ты питаешь все, что создаешь!
Так вот какими чарами опутывала его длинноногая Кийя — волшебством тихого пристанища. Вдали от постоянных замыслов и политических планов Нефертити Аменхотеп и Кийя вместе читали стихи. Из окна до меня доносился аромат воскуряемых благовоний. Я подождала, слушая, о чем еще они станут говорить, и Аменхотеп принялся рассказывать жене о том, как будет устроена жизнь в Мемфисе, где он рос в детстве.
— Мои покои будут в центре дворца, — сказал фараон, — а справа я размещу тебя и наделю всем самым лучшим.
Кийя хихикнула, словно ребенок. Нефертити никогда не хихикала — она смеялась, низко, с придыханием, как женщина.
— Идем!
Должно быть, он схватил ее, потому что я услышала, как они тяжело рухнули на кровать. Я в ужасе прикрыла рот ладонью. Как он может возлечь с беременной? Он же навредит ребенку!
— Погоди, — прошептала Кийя, и голос ее сделался строже. — А как же мой отец?
— Визирь Панахеси? Конечно, он поедет с нами в Мемфис! — заявил Аменхотеп таким тоном, словно иначе и быть не могло. — И я дам ему наивысшую должность при дворе.
— Это какую же?
— Любую, какую он пожелает, — пообещал фараон. — Тебе не о чем беспокоиться. Твой отец верен мне и моему делу. Во всем Египте нет визиря, которому я доверял бы больше, чем Панахеси.
Я бросила взгляд на другую сторону дворика. Там, в серебристом свете луны, стоял визирь и слушал все то же, что и я. Он стоял неподвижно, и на миг мне почудилось, что у меня остановилось сердце. Увидев, что я его узнала, Панахеси улыбнулся.
Я рванула с места и бежала, не останавливаясь, до самых покоев Нефертити. Я позабыла о стихах Аменхотепа и вопросах Кийи. Нефертити кинулась мне навстречу.
— Что случилось? — воскликнула она, увидев мое лицо.
Но я не могла произнести ни слова.
— Мутни, что случилось? Тебя что, застукали?
Мое дыхание было судорожным, прерывистым. Мысли лихорадочно метались. Я думала, следует ли рассказать сестре про Панахеси. Мы оба с ним были соглядатаями, прячущимися в ночи. Мне не стоит ничего говорить об этом, равно как и ему.
Нефертити схватила меня за плечи и встряхнула.
— Тебя поймали?
— Нет, — выдохнула я. — Они читали стихи.
— Тогда почему ты бежала? Что произошло?
— Он сказал, что доверяет Панахеси больше всех прочих визирей Египта. Он пообещал Кийе, что даст ее отцу самую высокую должность при дворе!
Нефертити тут же метнулась к двери и велела одному из стражников пойти привести визиря Эйе. Отец быстро явился, и мы втроем уселись вокруг собственной жаровни царя. Если Аменхотеп вернется, он застукает нас за плетением заговоров против него.
Сестра выпрямилась.
— Я скажу Аменхотепу, что Панахеси нельзя доверять, — решила она.
— И рискнешь навлечь на себя его гнев? — Отец покачал головой. — Нет. Панахеси можно будет обойти. Куда большая угроза растет сейчас в чреве Кийи.
— Тогда, возможно, нам следует убить эту угрозу, — сказала сестра.
— Нефертити!!!
Они с отцом посмотрели на меня.
— Если добавить ей в вино нужную смесь трав… — задумчиво произнес отец.
Я не хотела этого слышать. Я не хотела в этом участвовать.
— Но она вполне может забеременеть снова, — подвел он итог своим размышлениям.
— А у визиря возникнут подозрения, — отозвалась Нефертити. — Он скажет о них Аменхотепу, и нам тогда конец. Мне придется просто перехитрить его.
— Продолжать действовать так же, как начала, — согласился отец. — Он без ума от тебя.
Нефертити приподняла бровь.
— Ты имеешь в виду — продолжать славить Атона?
Отец посуровел.
— Это единственный способ удержать его, — быстро произнесла Нефертити.
— И именно это делает Кийя, — заметила я.
— Кийя ничего не делает! — запальчиво воскликнула Нефертити.
— Она слушает его стихи. А тебе он их не читает!
— Когда мы переедем в Мемфис, ему следует быть поосторожнее с жрецами Амона, — перебил нас отец. — Пусть он не вмешивается в их дела. Нефертити, ты должна позаботиться об этом.
Я ждала, что сестра расскажет отцу о сделке, которую Аменхотеп заключил в саду с Хоремхебом, но она промолчала.
— Если он возьмет в свои руки слишком много власти, это может погубить нас всех. У Старшего есть и другие сыновья, которые смогут заменить Аменхотепа, если он вдруг умрет.
У меня перехватило дыхание.
— Чтобы жрецы Амона убили царя?!
Отец с сестрой снова посмотрели на меня и проигнорировали мою вспышку негодования.
— А если он сумеет отнять власть у жрецов? — спросила Нефертити.
— Даже и не думай об этом.
— Почему же? — сердито спросила она.
— Потому что тогда фараон получит безраздельную власть над Мемфисом, а твой муж недостаточно мудр, чтобы совладать с подобной властью.
— Тогда ее можешь взять ты. Ты можешь стать силой за троном, — искушающе произнесла сестра. — Ты станешь недосягаем.
В этом было нечто новое. Визирь царя станет более влиятельным, если ему придется отвечать за свои действия только перед царем, не оглядываясь на жрецов и знать. Я увидела, что отец задумался, а сестра продолжала напирать:
— Именно этого он хочет. Он будет занят, возводя храмы Атона. А кто будет править лучше, ты или верховный жрец Фив?
Я поняла, что отец признал правоту Нефертити. Раз равновесие все равно нарушено, отчего бы не сместить его выгодным для нас образом? Отец куда больше смыслит в тонкостях внутренней и внешней политики, чем жрец, отрезанный от мира стенами храма Амона.
— Тийя будет недовольна, — предостерег отец. — Это рискованная игра. Все может пойти прахом.
— А как еще я могу остаться его любимой женой? — Нефертити вскочила с места. — Сказав ему, что его ожидает падение? Он все равно не откажется от своих замыслов, хоть со мной, хоть без меня!