Нефертити

Вся шумиха во дворике тут же прекратилась. Аменхотеп осознал присутствие слушателей, и к лицу его прихлынула кровь. Он шагнул к Хоремхебу. Тот не дрогнул.
— Ты подвергаешь сомнению приказы фараона? — угрожающе спросил Аменхотеп.
Хоремхеб взглянул ему в глаза.
— Ни в коем случае, ваше величество.
Аменхотеп прищурился.
— Это все? — спросил Хоремхеб.
На мгновение мне показалось, что Аменхотеп не ответит военачальнику. Но он все же произнес:
— Да, все.
Военачальник решительно зашагал туда, где стояли его люди, а Аменхотеп двинулся в противоположном направлении. Нефертити посмотрела на мою мать, потом на меня.
— Что случилось?
— Аменхотеп рассердился на военачальника, — объяснила я. — Мы поплывем прямо в Мемфис, нигде не останавливаясь. Военачальник сказал, что из-за дневной жары люди могут умереть.
— Ну пускай гребут по очереди, — отозвалась Нефертити.
Мы с матерью переглянулись.
Перед нашим отъездом в Мемфис никакого прощального празднества не намечалось. Солнце поднималось все выше, и близилось время отплытия. Во внутреннем дворике появился Панахеси, и мы с сестрой заметили, как он что-то прошептал Аменхотепу на ухо. Они стояли в стороне от всеобщей суматохи, рева ослов и шума, поднимаемого слугами. Нефертити двинулась через дворик и потащила за собой и меня. Панахеси поклонился ей и поспешно отступил.
— Чего ему было нужно? — сердито спросила Нефертити.
Аменхотеп замялся.
— Носилки.
Сестра тут же ухватила суть дела.
— Для Кийи?
— Она беременна. Ей потребуется шесть носильщиков.
Нефертити крепче сжала мою руку.
— Она что, настолько растолстела, что меньше шести человек ее не унесут?
Я покраснела: Нефертити повысила голос на царя Египта.
— Мне следует пойти навстречу Панахеси…
— Кто будет ехать на этих носилках, Панахеси, что ли? Только царицу несут шестеро носильщиков! Что, царица теперь Кийя? Меня уже сместили?
Я ощутила, что все во дворе снова застыли, и заметила краем глаза военачальника Нахтмина.
— Я… я скажу Панахеси, чтобы ее несли только пять носильщиков, — пробормотал Аменхотеп.
Я ахнула, но Нефертити лишь кивнула и осталась стоять, глядя, как Аменхотеп отправился сообщать Панахеси, что его беременной дочери придется обойтись меньшим числом носильщиков. Когда фараон удалился, Нахтмин пробрался через кишащий народом дворик.
— Я пришел пожелать царице Египта счастливого пути, — сказал он, — а сестре главной жены царя — безопасного путешествия. Пусть сады Мемфиса дарят тебе не меньше радости, чем сады Фив, госпожа Мутноджмет.
Нефертити приподняла бровь. Я почувствовала, что молодой военачальник заинтересовал ее. Ей понравилось сочетание его светлых глаз и темной кожи. Нахтмин посмотрел на Нефертити, и внезапно я ощутила приступ ревности.
— Я смотрю, ты хорошо знаком с моей сестрой, военачальник.
Нефертити улыбнулась, и Нахтмин ответил ей улыбкой.
— Мы встречались несколько раз. На самом деле однажды мы столкнулись в саду, и я предсказал ей будущее.
Улыбка Нефертити сделалась шире.
— Так ты не только военачальник, но еще и предсказатель?
Я с силой втянула воздух. Только жрецы Амона знали, чего желают боги.
— Я не стал бы замахиваться так высоко, ваше величество. Я — просто проницательный наблюдатель.
Нефертити придвинулась поближе к нему, так что могла бы при желании коснуться губами его щеки. Мне не нравилась игра, которую они затеяли. Взгляд Нахтмина скользнул по миниатюрному, сильному телу Нефертити и остановился на черных как смоль волосах, обрамляющих ее лицо. До сих пор Нефертити никому не позволяла смотреть на себя так. Военачальник отступил: от аромата ее благовоний у него закружилась голова. Затем появился Аменхотеп, и их опасная игра прекратилась. Нефертити выпрямилась.
— Так ты едешь в Мемфис, военачальник?
— Увы, нет, — ответил Нахтмин, взглянув на меня. — Я стану ожидать вашего возвращения здесь. Но я сопровожу караван вашего величества до пристани.
Нефертити игриво повела плечом.
— Значит, мы скоро увидимся.
И она отправилась выспросить Аменхотепа насчет носильщиков, а Нахтмин пристально взглянул на меня.
— До свидания, военачальник, — холодно произнесла я и отправилась под навес, к матери.
Караван был готов. Во дворике было жарко, животные тревожились, и в воздухе витало ощущение нервозности. Лошади нетерпеливо ржали, а слуги гладили их по мордам, стараясь успокоить. Я упаковала свои растения в тщательно подготовленный для этого сундук, обмотав горшочки тканью, чтобы они не побились друг об дружку за время короткого путешествия от дворца до пристани. На корабле я смогу распаковать их и поставить где-нибудь на солнышке. Но в сундуке была всего дюжина горшочков. Все прочее я оставила во дворце — только взяла от них черенки и разместила в инкрустированном ящичке из слоновой кости. Их были десятки, а кое-что из самых полезных растений я упаковала в маленькие, крепко завязанные льняные мешочки. Военачальник Хоремхеб проверял войско, а Аменхотеп преклонил колени перед отцом, дабы получить благословение Старшего.
— Ты будешь гордиться мною! — поклялся Аменхотеп. — Сегодня боги возрадуются!
Старший повернулся к Тийе. Мне подумалось: уж не думают ли они сейчас о Тутмосе, который должен был бы стоять сейчас на месте Аменхотепа? Аменхотеп тоже заметил это движение отца и встал.
— Ты можешь жалеть о Тутмосе, — прошипел он, — но это я правлю Нижним Египтом. Это меня избрали боги — не его!
Царица Тийя расправила плечи.
— Да защитят тебя боги, — холодно произнесла она.
Фараон кивнул, но во взгляде его не было любви.
Аменхотеп неловко поправил одежду. Затем он заметил, что солдаты и слуги смотрят на него, и с яростью воскликнул:
— Вперед!
Откуда-то вынырнула моя служанка с восклицанием:
— Скорее в носилки!
Я забралась внутрь. Караван двинулся вперед. Меня несли за Нефертити и Аменхотепом, ехавшими вместе. Я отдернула занавески и помахала тете. Та помахала в ответ. Я заметила, что Старший выглядит серьезно и торжественно. Мы отбыли в облаке пыли и быстро преодолели короткое расстояние до залива, окружавшего дворец. Сквозь льняные полотнища, защищавшие меня от солнца, виднелось поблескивание струящейся воды. Когда караван остановился, мы увидели стоящий на якоре внушительный флот. Носильщики опустили носилки, и царская семья проследовала на корабль. Поскольку наше семейство — отец, мать и я — теперь были родичами царя, нам предстояло путешествовать на барже самого фараона, с реющими на мачте золотыми вымпелами. У Панахеси с его семейством был свой собственный корабль. Меня это радовало: никакого корабля не хватило бы, чтобы вместить Нефертити и Кийю.
Баржа была рассчитана на сорок два солдата, гребущих на веслах, и еще на двадцать пассажиров, располагающихся на палубе либо в трюме. В средней части корабля находились деревянные кабины с двумя покоями. Кабины были сделаны из дерева и сверху накрыты льном.
— Это для защиты от жары, — объяснил отец.
— А где будут спать солдаты? — спросила я у него.
— На палубе. Сейчас достаточно тепло.
Корабли смотрелись чудесно. Весла из черного дерева, инкрустированные серебром, блестели на солнце, а над заливом раздавался крик ибиса, ищущего подругу. Я смотрела с палубы, как грузят сокровища из дворца Старшего: медные чаши, кедровые сундуки с париками, алебастровые статуи и жертвенник, украшенный жемчугом. Рабы сгибались под тяжестью множества корзин, перенося на баржи лучшие драгоценности Египта, а стражники надзирали за ними.
Когда корабль отплыл, я отправилась к родителям, в нашу каюту. Мать играла в сенет с женой самого уважаемого в Египте архитектора. «Так значит, Аменхотеп все-таки уговорил его покинуть Фивы», — подумала я.
— А где отец? — спросила я у матери.
Мать, не отрывая взгляда от игры, кивком указала в сторону кормы. Она, как и Нефертити, хорошо играла в сенет. Я отправилась на корму; прежде чем я увидела отца, до меня донесся его голос.