Всего лишь папа (СИ)
— Почему? — Она вскинула на меня свои серые глаза, и я буквально утонул в них. Они у нее были удивительного цвета: глубокого, темного, с ярко-желтыми бликами от горящих в зале ламп. Их взволнованный блеск вызывал у меня щекотание под ребрами.
— Я вспомнил свою профессорессу по итальянскому и латыни и содрогнулся. Если честно, я не любил эти науки, скучал на них страшно. И, разумеется, не доучивал. А она всегда задавала мне вопросы, куда более каверзные, чем всем остальным. Хотя, может, мне это только так казалось… Даже на последнем экзамене она спросила меня о влиянии д’Аннунцио на творчество Гоццано, а я от испуга забыл, кто это вообще такой.
Пьера тихо рассмеялась.
— Почему-то не представляю вас растерявшимся, — сказала она вдруг. Я удивился, и брови мои сильно изогнулись. Пьера улыбнулась еще шире и пояснила: — Вы не растерялись даже, когда я сообщила вам о проблемах сына. Другие родители обычно впадают в уныние и начинают паниковать.
— Ну, я был предупрежден директором. Успел впасть в уныние и запаниковать куда раньше.
— А я уж подумала, отца, который один вырастил троих детей, ничем не испугаешь, — усмехнулась она, а в глазах вспыхнуло непомерное восхищение, которое меня радовало и смущало одновременно.
— Ошибаетесь. Как раз неприятности у детей способны напугать родителей до полусмерти практически.
Официант принес «Umbrichelli al tartufo», на которые я набросился с таким рвением, будто сутки ничего не ел. «Umbricelli» — типичная паста нашего города. Похожие на спагетти, они имеют чуть большую толщину и чуть менее ровную форму, поскольку не производятся на фабрике, а делаются исключительно вручную дома. Подаются umbricelli с различными соусами, в зависимости от фантазии повара, и тот вариант, что лежал в моей тарелке — с трюфелями — был одним из самых распространенных.
— Я восхищаюсь вами… — проговорила Пьера тихо.
Я чуть не подавился, встретившись с ней взглядом. И неистово покраснел.
— Послушайте, Пьера, могли бы мы перейти на «ты»?
Пришла ее очередь смутиться и покраснеть.
— Я не… Не знаю, что ответить.
— Что вас смущает? Что вы учите моих детей? Так они и не узнают. Обещаю, что при них буду соблюдать приличия. А через несколько месяцев они и вовсе перестанут быть вашими студентами.
Она нервно хмыкнула. Мое желание сократить дистанцию явно вносило беспокойство в ее душу. Не ответив, она принялась за свое блюдо. Ну что ж, придется проявить настойчивость. Пожалуй, тему лицея и профессоров надо закрыть, чтобы никоим образом не напоминать о ее статусе. Личной жизни пока тоже лучше не касаться: как я понял, Пьера не хочет о ней говорить. Интересно почему? Несчастная любовь? Я был уверен, что она одинока. И даже предполагал, что эта смена места работы, желание уехать из большого города связаны с разочарованием в любви. Хм… Да еще эта боязнь сближения… Может, какая-нибудь история любви в университете? Надо будет спросить Иоланду. А вдруг она ее знает?
— Пьера, ты любишь искусство?
— Искусство? — Она подняла голову и растерянно воззрилась на меня. — Какое?
— Скульптуру, например?
— Ах… Да. Знаете… — она запнулась, заметив, очевидно, неприкрытый упрек в моих глазах. Потом глубоко вздохнула — и отпустила ситуацию. — Знаешь, в силу того, что я преподаватель итальянского и латыни, я через литературу невольно изучала и искусство. Конечно, мне хотелось увидеть своими глазами то, о чем вскользь упоминали великие писатели и поэты. Так часто бывало, что, оказываясь в подобных местах, я углублялась в изучение их истории. И в итоге пристрастилась, особенно к живописи. Что касается скульптуры, не скажу, что я великий почитатель, но хорошими тонкими работами способна восторгаться.
— Прежде чем я спрошу о твоих литературных предпочтениях, что скажешь, если я приглашу тебя в один крохотный музей, где выставлены чудесные скульптуры?
— О… Было бы интересно… — В глазах ее снова отразилось неимоверное волнение, и это меня очень заводило, вызывало переполох в груди и в голове заодно.
— Значит, я позвоню тебе в ближайшем будущем… — пообещал я, прикидывая, когда смогу выкроить время. В следующее мгновение меня осенило: в выходной день лично мне ничто не мешает отправиться на культурную прогулку. — А теперь поговорим о литературе? Полагаю, ты много читаешь?
— Достаточно, — усмехнулась она. — Как сказал Фернандо Пессоа, литература, как и все искусство, — это признание того, что жизни нам не достаточно. А ты?
— Я разделяю твое мнение. Для меня книга — это возможность путешествовать, не выходя из дома, и общаться с людьми, которых я не знаю, в том числе из других эпох.
— Как это чудесно — встретить человека, который разделяет твои мысли… — проговорила она мечтательно. Глаза ее сияли, что доставляло мне неимоверную радость. Пьера встрепенулась, будто осознала, что сказала нечто непозволительное. — Поистине жаль, что нынешние дети читают очень мало, предпочитая книге телефон. Ведь с начитанным человеком всегда есть о чем поговорить, даже если у вас совершенно разные увлечения!
— Они и общению предпочитают телефон, — со вздохом заметил я. — Но я не представляю, как детям привить любовь к чтению. Моя старшая дочь читает много и с самого детства, хотя в те времена мы с женой снимали квартиру в Перудже и почти не имели в доме книг. Двойняшки родились в доме, доставшемся мне по наследству, в котором собрана огромная библиотека. Они постоянно видели Иоле за книгой да и меня в редкие минуты, а заставить их читать нереально.
— Увы, я это заметила. Не в укор тебе сказано. Просто я сходу могу отличить студента читающего от нечитающего.
— Да. Потому что читающий ребенок — это думающий ребенок.
Пьера смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я и сам удивился своему философскому настроению. Наверное, так на меня действовала близость профессора по итальянскому.
— Нечто подобное я все время говорю своим студентам, — произнесла она странным голосом. — Тебе двойняшки сказали?
— Нет. Мне это кажется очевидным фактом, — пожал я плечами. Это было правдой. Книги учат думать. Не обязательно читать художественную литературу, нон-фикшн вполне считается, главное — читать, развивать мозг. Играми на смартфоне и чатами его не разовьешь. Впрочем, хватит умничать. — И что ты читаешь? Порекомендуй мне что-нибудь. Полагаю, советы профессора по итальянскому бесценны.
— Не думаю, — усмехнулась Пьера и отрицательно покачала головой. — Как профессор итальянского, я знакомлю своих детей с итальянскими и мировыми шедеврами, с которыми обязан познакомиться любой культурный человек. Но мои личные предпочтения не могут быть лучше, например, твоих. Все, что за рамками программы, — дело исключительно вкуса.
— Так поведай мне о твоих вкусах, я жажду их узнать.
Пьера опустила глаза, потом стеснительно подняла их.
— А если я читаю любовные романы? Будешь смеяться надо мной?
— Смеяться? Нет, конечно! Над вкусами разве смеются?
— Полагаю, ты читаешь что-то более мужское, брутальное?
— Может, я удивлю тебя, но я всеяден. Читаю то, что зацепит. Иногда слушаю мнения знакомых, но чаще просто захожу в книжный магазин, читаю аннотацию, листаю несколько страниц. Так могу целый час провести среди стеллажей и уйти с внушительной стопкой книг.
— Мамма мия… — Она снова смотрела на меня большими глазами, а я не понимал, отчего такой восторг. Хорошо, она была догадливой, прочитала мой немой вопрос и ответила: — Я точно такая же: часы провожу в книжном магазине и выбираю книги, долго листая их прямо возле стеллажей. Иногда зачитываюсь прямо в магазине.
— А в конец заглядываешь? — поинтересовался я хитро.
— Только когда бывает очень страшно, до конца еще долго, а в героев уже влюбилась. А ты?
— Никогда, — мотнул я головой. — Итак, книга, которая потрясла тебя до глубины души?
— «Маленькая хозяйка большого дома». — При этих словах она смело посмотрела мне в глаза.