Кулинар

Наконец он встал, сложил ладони перед грудью и слегка поклонился, коснувшись лбом пальцев. И только после этого пошел на кухню и продолжил готовку еды на послезавтра, прерванную ради пуджи.
На холодной плите стояло четыре чугунка с разными видами карри, каждый из которых имел свой цвет: карри с ягненком и йогуртом — светло-коричневый; рыбный на кокосовом молоке — желтый; овощной — зеленый; наконец, из омара — оранжевый.
Мараван хотел путем гелификации получить из них четыре разноцветных кусочка желе, а затем уложить на каждый основной компонент соответствующего блюда: розовый ломтик филе ягненка — на светло-коричневый; тушеного палтуса — на желтый; наполненные оранжевой чечевицей кусочки бамии — на зеленый; наконец, омара — на оранжевый.
Он снова зажег огонь и смотрел на него с отсутствующим видом, пока из горшочков не показались первые струйки пара.
Тут ему на глаза попался лежавший на кухонном столе мобильник. На дисплее высветилось сообщение о пропущенном звонке и поступлении эсэмэс.
«Прекрати», — гласил текст.
Мараван не придал ему большого значения. Он подошел к плите и выключил газ.
На третий день после исчезновения Улагу о нем не было никаких известий.
На четвертый пришли «тигры».
Мараван продолжал свои эксперименты с ге-лификацией, когда в дверь позвонили. На пороге стояли два его соотечественника. Одного звали Теварам, и он состоял в партии ТОТИ. Это он предложил Маравану работу с мотагамами, потребовав за это «пожертвование» в размере тысячи франков.
Другой держал в руке кейс.
— Это Ратинам, — представил своего спутника Теварам. — Мы можем войти?
Мараван кивнул, неохотно пропуская земляков.
Теварам заглянул на кухню.
— Хорошее оборудование, — кивнул он. — Дело, как видно, продвигается.
— Чем могу быть полезен? — спросил Марван.
— Говорят, вы организовали кейтеринг, — продолжал Теварам.
Тот, кого он назвал Ратинамом, молчал, пристально глядя на Маравана.
— Да, иногда я готовлю на продажу, — кивнул Мараван. — Готовить — моя профессия.
— И успешно, насколько я знаю! — воскликнул Теварам. — На прошлой неделе вы отослали домой больше шести тысяч франков! Вас есть с чем поздравить.
Маравана не удивило, что хозяин «Баттикалоа-Базара» рассказал этим людям все.
— Моя двоюродная бабушка больна, — объяснил он.
— Вы полностью рассчитались с Ори, поздравляю еще раз! — продолжал Теварам, не обращая внимания на его слова.
«Значит, и Ори тоже», — подумал Мараван.
— Завтра Мавирар — День героя, — напомнил Теварам.
Мараван кивнул.
— Мы принесли вам речь Велупиллая Праб-хакарана. — Теварам взглянул на своего спутника.
Ратинам открыл кейс и вынул оттуда компьютерную распечатку. На ее первой странице красовался портрет коренастого лидера ТОТИ, под которым начинался текст.
Мараван взял бумагу. Гости по очереди пожали ему руки.
— Еще раз поздравляю с успешным началом нового дела, — повторил Теварам. — Все мы держим пальцы за то, чтобы местные власти не узнали о вашем прибыльном бизнесе. Вы же знаете, какие они здесь формалисты. Особенно когда дело касается иностранцев, да еще и получающих пособие по безработице.
— Внимательно прочитайте речь, — на прощание посоветовал Маравану Ратинам. — Особенно конец.
Мараван подождал у двери, пока шаги гостей не смолкли на лестнице. Наконец этажом ниже послышался гудок домофона.
«В этот исторический момент, — гласил конец речи, — я призываю всех тамильцев, в какой бы части земного шара они ни жили, твердо и решительно поддержать своих братьев и сестер, борющихся за свободу Тамил-Илама. Я всем сердцем призываю вас оказывать нам посильную помощь в виде пожертвований. И хочу поблагодарить работающую сейчас за границей тамильскую молодежь за активное участие в деле освобождения нашей страны. Давайте же будем решительнее следовать нашим героям, которые отдали жизни в борьбе за свободу и справедливость и стали частью нашей национальной истории».
Мараван пошел на кухню и бросил бумагу в мусорную корзину. После этого он тщательно вымыл руки, умылся и, сняв обувь, вошел в гостиную.
Там он встал на колени перед своим домашним алтарем, зажег фитиль дипама и принялся молиться за то, чтобы Улагу не последовал упомянутым в речи героям.
26
Андреа сидела в своем ротанговом кресле в зимнем саду и мерзла. Она надела толстые шерстяные носки и до самых пят закрыла ноги кашемировой шалью — подарок Лилиане, предшественницы Дагмар. Они познакомились в «Су-лавеси» — ресторане с кухней в стиле «фьюжн»*, одно время гремевшем, а потом сошедшем со сцены. Лилиане работала аналитиком в одном крупном банке и была там постоянным посетителем. Андреа обслуживала ее столик в первый вечер своей работы в «Сулавеси» и немного флиртовала. Когда далеко за полночь она собралась домой, на выходе ее ждала Лилиане в своем красном «Порше Бокстер». Она поинтересовалась у девушки, не отвезти ли ее домой, на что Андреа, в свою очередь, спросила: «К кому домой?»
Это случилось давно. С тех пор на кашемировой шали появилось несколько дырок от моли, глядя на которые Андреа расстраивалась каждый раз, когда доставала из шкафа подарок Лилиане.
Сухой ноябрьский ветер стучал в окна. Пластиковые пальмы качались на сквозняке. Они с Мараваном поставили в зимнем саду электрический обогреватель, так как единственная батарея давала мало тепла. Из нее надо было выпустить воздух, но Андреа не знала, как это сделать. Обычно такими вещами занималась Дагмар.
Конечно, с обогревателем счет за электроэнергию заметно вырастет. Но сейчас Андреа все равно. Когда же еще пользоваться зимним садом, как не зимой?
Она отложила в сторону прочитанную газету, а потом взяла в руки пачку буклетов с предложениями вакансий. Она не заглядывала в них вот уже несколько недель, выбрасывая в мусорное ведро вместе с рекламой.
До конца года «Пище любви» оставалось выполнить всего три заказа. Два из них поступили от гостей «званого обеда», а один — от пациентов Эстер, на этот раз непосредственно связавшихся с Андреа. А ведь декабрь — пик кулинарного сезона.
Даже если бы поступили еще один или два, для выживания фирмы этого недостаточно. В сложившейся ситуации Андреа видела для себя только две возможности: либо стать на пособие по безработице, как Мараван, либо отслеживать вакансии в газетах. Тогда, быть может, удастся найти работу, которая позволяла бы заниматься вечерами «Пищей любви». Если, конечно, будут заказы. Андреа все еще надеялась восстановить связь с Эстер или заменить доктора Дюбуа кем-нибудь из ее коллег. Она хотела, как и прежде, заниматься кейтерингом, полагая, что со временем Мараван сможет оформить другой статус своего пребывания в Швейцарии, позволяющий ему легально заниматься предпринимательством.
Андреа нельзя было сдаваться так быстро. Она чувствовала себя виноватой перед Мараваном. Если б не она, тамилец по-прежнему работал бы у Хувилера. Да и разрыв с Эстер произошел по ее оплошности.
Андреа положила буклеты на пол, поплотнее укуталась в шаль и погрузилась в размышления о восстановлении «Пищи любви».
Неожиданный звонок от Маравана расставил все по своим местам.
За день до этого Мараван, в шарфе и меховой шапке, пил чай за столиком буфета на Центральном вокзале. Перед ним лежала непрочитанная воскресная газета, в которую он вложил конверт с тремя тысячами франков в крупных купюрах. Это все, что осталось от его доли в прибыли «Пищи любви».
Вчера Мараван узнал, что его сестра получила письмо от Улагу. Мальчик сообщал, что он примкнул к «тамильским тиграм», чтобы бороться за свободу и справедливость в своей стране. Почерк был его, заметила сестра, но Улагу писал как будто под чью-то диктовку.
Наконец Мараван увидел Теварама. Тот направлялся к нему, пробиваясь сквозь толпу отъезжающих, ожидающих и праздношатающихся. Рядом с ним шел молчаливый Ратинам.
Поздоровавшись, тамильцы встали за столик Маравана. Ни один из них ничего не взял себе в буфете.