Кулинар

Однако это имя ничего не говорило тамильцу.
— Дальманн, — повторила Андреа. — Тот самый скользкий тип, что всегда занимал в «Хуви-лере» первый столик.
Мараван покачал головой:
— Может, узнаю, когда увижу
Но и за столом Мараван не узнал ни Дальман-на, ни остальных гостей.
В половине десятого раздался звонок. За дверью послышались смех и разговоры. Это подоспели к десерту дамы.
Андреа вошла на кухню, захлопнув за собой дверь.
— Угадай кто...
— Македа?
Она кивнула и оставшийся вечер была немногословна.
Вскоре после десерта мужчины попрощались с дамами. Теперь Мараван с Андреа тоже могли отдохнуть. На вешалке осталось одно пальто. Андреа узнала его, оно принадлежало Македе.
На последнюю ночь две тысячи восьмого года заказов у «Пищи любви» не было. В кухонном углу своего номера, на обыкновенной плите, Ма-раван приготовил коджи карри — блюдо из курицы, которому Нангай научила его еще в детстве. Он выбрал классический вариант, однако положил чуть больше семян пажитника. Кроме того, в смесь специй, которой полагалось посыпать блюдо, перед тем как его сбрызнуть лимонным соком, кроме молотых семян фенхеля, кардамона и гвоздики, Мараван добавил корицы, как всегда делала Нангай.
Македа работала. Андреа называла себя «соломенной вдовой». Они расстались час назад. На Македе было закрытое черное платье. Сама мысль о том, что эфиопка проведет эту ночь с одним из старых денежных мешков, сводила Андреа с ума.
Итак, новогодняя вечеринка для одиноких сердец. Андреа купила себе две бутылки шампанского. Маравану — минералку с газом.
Она устроилась в единственном в комнате кресле, тамилец сел на кровать. Между ними стоял буфетный столик.
Андреа мерзла. Мараван проветривал помещение, полагая, что в комнате не должно пахнуть едой, и закрыл окна незадолго до ее прихода. На улице как минимум минус пятнадцать. Андреа попросила у тамильца одеяло на птичьем пуху и теперь сидела, завернувшись в него, как в шаль.
Они ели руками, как и в первый раз. Эти блюда почему-то напоминали Андреа детство, хотя карри она попробовала впервые только в зрелом возрасте. А тогда было разве что готовое блюдо из ресторанной сети под названием «риз колони-аль» — кольцо риса с кусочками курицы в желтом соусе с большим количеством сливок и консервированных фруктов.
Андреа сказала об этом Маравану.
— Может, дело в корице, — пожал он плечами. — Ее здесь много.
Разумеется! Рисовый пудинг с сахаром и корицей — любимое блюдо ее детства. И еще рождественское печенье и пряники.
— А на Шри-Ланке тоже сегодня празднуют? — спросила она.
— Раньше, до войны, в Коломбо отмечали все возможные праздники: индуистские, буддистские, мусульманские и христианские. В эти дни мы не ходили в школу и устраивали на улице фейерверк.
— Здорово! — воскликнула Андреа. — Ты думаешь, когда-нибудь снова так будет?
Мараван задумался.
— Нет, — ответил он после долгой паузы. — То, что было, никогда не повторяется.
Андреа замолчала.
— Это правда, — кивнула она наконец, — но иногда бывает лучше.
— Со мной такого не случалось, — возразил Мараван.
— Разве сейчас не лучше, чем в «Хувилере»?
Тамилец пожал плечами:
— Работа — да. Но забот стало больше.
И он рассказал Андреа обо всем, что произошло с его любимым племянником Улагу.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросила Андреа, выслушав тамильца.
— Я пытаюсь, — пожал плечами тот. — Но поможет ли...
Они снова замолчали.
— А почему ты не женат? — спросила наконец Андреа.
Мараван засмеялся и многозначительно посмотрел на нее.
Андреа поняла намек.
— Нет, нет, — замахала она руками. — Выброси это из головы, Мараван. Я не свободна.
— Ты ждешь ту, которая спит с мужчинами, — заметил Мараван.
— Да, но за деньги.
— Это еще хуже.
Андреа разозлилась.
— Ты тоже делаешь за деньги кое-что, чем не стал бы заниматься задаром.
Мараван сделал неопределенное движение головой.
— И что это значит? — не поняла Андреа. — «Да» или «нет»?
— Говорить «нет» у нас считается невежливо.
— Должно быть, девушкам у вас живется несладко, — засмеялась Андреа. — Тем не менее у тебя нет даже подруги.
Однако тамилец оставался серьезным.
— У нас есть родители, — ответил он, — которые решают, с кем тебе жить.
— И это в двадцать первом веке! — удивилась Андреа. — Ты шутишь!
Мараван пожал плечами.
— Как вы с этим миритесь? — спросила девушка.
— Во всяком случае, это неплохо работает, — ответил Мараван.
Андреа недоверчиво покачала головой.
— И почему они до сих пор никого тебе не нашли?
— У меня нет здесь ни родителей, ни семьи, — ответил тамилец. — Никого, кто бы мог подтвердить, что я не женат, не имею незаконных детей, не веду развратный образ жизни и принадлежу к нужной касте.
— Я думала, касты давно отменены, — удивилась Андреа.
— Это правда, — кивнул Мараван, — но я должен принадлежать к нужной отмененной касте.
— И к какой же ты принадлежишь? — поинтересовалась она.
— Об этом не принято спрашивать.
— Как же тогда узнать?
— Нужно узнавать через других.
Андреа засмеялась и сменила тему.
— Может, пройдемся, посмотрим фейерверк, — предложила она.
Мараван покачал головой:
— Я боюсь взрывов.
За окном снова пошел снег. Ракеты сгорали и взрывались, вспыхивая разноцветными искрами за завесой хлопьев и окрашивая их то в зеленый, то в красный, то в желтый цвет.
Город колокольным звоном встречал наступление нового года, о котором никто ничего не знал, кроме того, что он на одну секунду длиннее уходящего.
Дальманн отмечал Новый год в одном из отелей, в компании Шайбена, инвестора из Северной Германии, вокруг которого так и цокали шпильки, мелькали декольте и мини-юбки.
— Что за мода! — возмущался Шайбен. — И как здесь узнать проститутку?
— Ищите женщину, которая меньше всего похожа на шлюху, — ответил Дальманн.
 Январь 2009 
 32 
Уже скоро Андреа увидела Шеффера снова. Они накрывали стол для ужина на четырех человек. Скоро ожидались гости. Андреа хотела зажечь свечи и тут обнаружила, что в ее зажигалке кончился газ, а коробок спичек, отложенный ею на этот случай, исчез.
Газовой плиты на кухне не было. Андреа посмотрела в выдвижных ящиках, обшарила другие комнаты, однако ничего подходящего не обнаружила.
— Я сбегаю в бар напротив, — сказала она Маравану.
Накинув поверх сари пальто, девушка спустилась на лифте, пересекла улицу и попросила у бармена коробок спичек. Выходя из бара, она увидела двоих мужчин, приближающихся к ее дому. На пятнадцать минут раньше срока! Андреа поторопилась и нырнула в подъезд, опередив их. Лифт все еще стоял внизу. Она поднялась в свою квартиру, бросила пальто на стул в кухне, велела Маравану впустить гостей, а сама занялась свечами.
Одного из вошедших Андреа узнала сразу: Шеффер, мальчик на побегушках у Дальманна. Лицо второго тоже показалось ей знакомым. Она поняла, откуда, когда он приветствовал ее с сильным голландским акцентом. Из «Хувилера»! Этот господин приходил туда с Дальманном. Шеффер всего лишь показал ему дорогу, оставаться на ужин он не собирался.
Удостоверившись, что он явился первым, голландец осмотрел комнату, восхищенно присвистнув, и решил подождать своего товарища в гостиной.
Тот прибыл почти одновременно с дамами. Полноватый мужчина чуть за сорок. Волосы стрижены «ежиком», брюки темно-синего делового костюма как будто коротковаты. Гость выглядел немного смущенным. Андреа вспомнила, что его она тоже видела в «Хувилере».
— Я сгораю от нетерпения, — несколько раз повторил он.
Совсем как Эстер Дюбуа когда-то.
Штаффель мог бы легко отказаться от ужина и жалел, что не сделал этого. Сейчас ему вспомнилось, как в пятнадцать лет он взял в рот свою первую сигарету. Родители обещали Штаффелю десять тысяч франков, если он не начнет курить до двадцати лет. До сих пор он был уверен, что именно это соглашение и стало причиной его слабости. Хотя родители так ничего и не узнали, ни в тот раз, ни в последующие. А десять тысяч франков он выгодно вложил в аппаратное и программное обеспечение, когда учился на инженера.