Кулинар

Помнил он и другой случай, лет восемь назад в Денвере. Тогда, чтобы не прослыть ханжой, он отправился в ночной клуб с танцами на столах. Должно быть, Штаффель выпил там слишком много, потому что на следующее утро проснулся в пять в своем номере, рядом с крашеной блондинкой, от запаха духов которой ему удалось избавиться лишь с помощью химчистки.
И это приключение не имело последствий: Беатрис так ничего и не узнала.
На этот раз Штаффель тоже позаботился о том, чтобы все прошло гладко.
Уже при второй встрече в «Хувилере» Даль-манн рассказал ему, что его друг Гендерен сейчас как раз находится в Швейцарии и хотел бы познакомиться со Штаффелем. Разумеется, Штаффель знал, кто такой Гендерен. Второе лицо в «Хоогте-ко» — крупнейшей фирме в области возобновляемых источников энергии. И Штаффель решил, что неформальная встреча с этим голландским конкурентом ему не помешает.
Он пригласил Гендерена в свой роскошный дом с видом на озеро, где они выпили по рюмке и прониклись друг к другу симпатией. А назавтра договорились поужинать вместе.
Следующий вечер Гендерен и Штаффель провели в японском ресторане. Они много смеялись и ни слова не говорили о делах. Гендерен имел неисчерпаемый запас таких шуток, какие прежде Штаффелю приходилось слышать разве что от своего старого армейского приятеля Хофера. Час от часу анекдоты становились все похабнее, пока наконец ван Гендерен не перешел к рассказу о некоем поваре, который готовит «острую во всех отношениях» еду.
Но сейчас, когда симпатичная индианка — или кто там она? — подала им шампанское, прекрасно изъясняясь на швейцарском диалекте, Штаффе-лю стало немного не по себе, хотя по телу и пробежала приятная дрожь.
В конце концов, он мог прервать этот ужин в любое время, пока еще ничего не произошло.
То, что Македа была и на этот раз, Андреа не удивило: эфиопка ее предупреждала. Так подруги договорились после небольшой размолвки, которая вышла у них на новогодние праздники.
— Пожалуйста, кончай с этим, — потребовала от подруги Андреа, — моих денег хватит на двоих.
На Македу напал истерический хохот.
— Я не ослышалась? — сквозь слезы переспросила она, когда приступ утих.
— Что с тобой? — обиделась Андреа.
— Мне смешно слышать это от тебя, — не унималась Македа. — Обычно так говорят мужчины: я спасу тебя, переезжай ко мне, будешь готовить мне еду и стирать носки. Надеюсь, ты шутишь?
— Я серьезно, — ответила Андреа.
— Ты достаточно зарабатываешь на двоих? — усмехнулась Македа. — А как быть с теми четырнадцатью, что остались в Аддис-Абебе, моей семьей?
Тему закрыли, однако с тех пор Андреа каждый раз спрашивала Македу, где она сегодня работает. Андреа поняла, что ей лучше обо всем знать наперед. Так ей было проще смотреть на ситуацию с профессиональной точки зрения.
Однако с «Пищей любви» все усложнялось. Андреа не понаслышке знала, какими чувственными делает людей эта еда. Хотя о своем личном опыте подруге никогда не рассказывала, какими бы доверительными ни были их отношения.
Через несколько дней после ужина Штаффеля и Гендерена снова объявились Теварам и Ратинам. У них есть новости для Маравана, сказали они, и попросили разрешения приехать.
До сих пор каждый их визит стоил Маравану денег. Поэтому тамилец ждал звонка, держа наготове тысячную купюру, которую вытащил из-за алтаря богини Лакшми.
Новостью оказался заказ. Приближался праздник урожая понгал, и Маравану предложили готовить угощение в клубе Тамильской культурной ассоциации. Хорошее известие!
Теварам обещал земляку гонорар в тысячу франков, которые тот, конечно же, должен пожертвовать на дело «тамильских тигров». Он полагал, что связанная со столь важным поручением реклама искусству Маравана будет достаточным вознаграждением за его труды.
Сам же Мараван настолько устал от сомнительных с точки зрения морали «ужинов любви» — «секс-повар», так назвал его как-то один клиент, — что перспектива готовить нормальную пищу для обыкновенных людей показалась ему соблазнительной.
— А что с Улагу? — спросил наконец он. — Вы что-нибудь о нем узнали?
Теварам и Ратинам переглянулись.
— Ах да! — спохватился Теварам. — Его не взяли.
— Не взяли в солдаты? — от волнения у Маравана загорелись щеки.
— Нет, в подразделение «черных тигров».
Когда Теварам с Ратиманом ушли, Мараван снова положил купюру за алтарь.
На газовой плите стоял новый котелок, украшенный снаружи свежими веточками имбиря и куркумы. В нем варился рис и чечевица с пальмовым сахаром и молоком. Тамильцы сидели на полу полукругом, одетые во все новое. На девушках и женщинах, украсивших себя живыми цветами, были пестрые сари и пенджаби.
Наконец содержимое горшка закипело и, шипя и пенясь, полилось через край. Голубое пламя горелки вспыхнуло желтым.
— Понгало понгал! — закричали тамильцы.
Мараван, приготовивший этот рис с молоком, не смог присутствовать на церемонии. Со вчерашнего вечера он работал на кухне в Центре общин. Тамильская культурная ассоциация сняла и украсила там зал.
Руководство общины возложило на нескольких женщин почетную обязанность помогать Ма-равану. Однако денег за их труд не полагалось, и требовать от них многого не стоило. Поскольку гостей ожидалось немало, Мараван обратился к Гнанаму, кухонному рабочему, который жил в мансарде, как раз над его квартирой. Ему Мараван был готов платить из собственного кармана, так как очень нуждался в опытных людях.
Вентиляция на кухне работала плохо, а окон в комнате не имелось. Поэтому все дышали ароматами чечевицы, риса, масла гхи, чили, кардамона и корицы. А также редкой травы под названием асафетида — непременной составляющей многих блюд из меню праздника урожая, иначе называемой «чертово дерьмо» за неприятный запах, который она теряла только на сковородке.
Мараван приготовил четыре классических вегетарианских блюда.
Авиал — паста из двух сортов чечевицы с кокосовым орехом, асефатидой и разными овощами. Лимонный рис с чечевицей, семенами горчицы, куркумой и асефатидой. Парангикай пулику-ламбу — остро-сладко-кислое блюдо из тыквы с луком, помидорами и тамариндом. Саркарай понгал — рис с молоком, миндалем, кешью, чечевицей, шафраном и кардамоном.
Мараван только собирался поджарить смесь орехов кешью и миндаля в чугунной сковороде, как кто-то тронул его за плечо. Тамилец повернул голову, может быть, преувеличенно резко, потому что хотел показать, как он занят и недоволен тем, что его потревожили.
Рядом стояла Сандана.
— Могу я чем-нибудь вам помочь?
На некоторое время Мараван задумался, а потом передал девушке свою ложку.
— Мешайте, не останавливаясь, — велел он, — не давайте орехам подгореть. А когда они станут золотистыми, всыпьте в этот котелок и... позовите меня.
С этими словами он побежал к следующему горшку и помощнице. Проверил, все ли в порядке, дал несколько указаний и поспешил дальше.
Ребенком Мараван видел как-то китайскую акробатку, которая крутила на эластичных стержнях тарелки. Сначала одну, потом две, потом еще больше, пока их не стало двадцать или даже тридцать, — тогда Мараван считал плохо. Китаянка старалась из последних сил, бегала между танцующими стержнями и часто ей удавалось предотвратить падение в последнюю секунду.
Так и он был сейчас единственным поваром на дюжину сковородок, содержимое которых могло подгореть в любой момент.
Тем не менее возле Санданы он задержался чуть дольше, чем требовалось.
33
Понгал — веселый праздник. Люди радуются новой жизни и стараются оставить прошлое позади. Но здесь, в унылом здании Центра общин, в этот холодный, ветреный день четырнадцатого января две тысячи девятого года, не чувствовалось беззаботности, обыкновенно свойственной этому дню.
Почти у каждого из присутствующих имелись основания опасаться за жизнь своих друзей или родственников: армия правительства Шри-Ланки стояла на подступах к Муллайтуву. ТОТИ ожесточенно сопротивлялась, а мирное население напрасно искало возможности покинуть город.