Кулинар

И вот колба начала запотевать. На стекле появились капли, их становилось все больше, и они стекали, оставляя четкие следы среди мельчайших пузырьков осевшего на стенках пара. Температура в колбе росла: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят градусов. Мараван уменьшил огонь и слегка повернул водопроводный кран. Холодная вода, поднимаясь по прозрачному шлангу, заполняла рубашку охлаждения и стекала по трубке в сливное отверстие второй раковины.
Стояла полная тишина, время от времени нарушаемая лишь бульканьем охлажденной воды. Иногда Мараван слышал шаги на мансарде, расположенной над его квартирой. Там жил Гнанам, тоже тамилец, как и большинство обитателей девяносто четвертого дома по Теодорштрассе. Гнанам в Европе недавно. Выждав положенные шесть месяцев, он нашел себе работу на кухне — как и большинство беженцев из Шри-Ланки — городской больницы. И то, что Мараван слышал его шаги около двух часов ночи, означало, что сегодня Гнанам выходит в утреннюю смену.
Мараван тоже имел статус беженца и трудился на кухне, как и Гнанам. И все-таки он находился в лучшем положении.
Во-первых, потому что в «Хувилере» не было смены, которая начиналась бы в четыре утра. Если Мараван работал днем, то приезжал в ресторан к девяти часам. Во-вторых, ему не приходилось ворочать с места на место котлы на двести литров или драить черные от нагара сковороды площадью в один квадратный метр.
Кроме того, в «Хувилере» он учился, хотя этого и не предусматривал его служебный график. Ведь никто не мог запретить ему смотреть, совершенствовать технические навыки и делать выводы из неудач других. Тому, что повара не слишком хорошо с ним обращались, Мараван не придавал большого значения. Бывает и худшее отношение. И здесь, и на его родине.
Мараван встал, бросил две горсти пшеничной муки в миску, добавил в нее немного теплой воды и топленого масла, снова сел на стул и принялся местить тесто.
Когда он учился у поваров в Джафне, поначалу его отношения с наставниками складывались тяжело: мастера не выносили одаренного юношу, превосходящего их в изобретательности и профессионализме. И тогда Мараван понял, что, если он хочет и дальше заниматься кулинарией, должен прикидываться дурачком. Потом он уехал из Джафны и работал в одном отеле на юго-за-падном побережье. Сингалы 6смотрели на него свысока, как и на всех тамильцев.
Теперь тесто стал гладким и упругим. Мараван положил его в миску и отставил в сторону, накрыв чистой салфеткой.
В последнее время работа в «Хувилере» особенно нравилась ему. А именно с тех пор, как там появилась Андреа. Как и все мужчины в бригаде, Мараван был очарован этим загадочным, хрупким и бледным существом, смотревшим на каждого — точнее как бы сквозь каждого — с одинаково отрешенной улыбкой. Мараван воображал себя единственным, на кого она иногда — пусть даже и редко — обращала внимание. Доказательство тому он видел в поведении поваров: в присутствии Андреа они обращались с Мараваном особенно высокомерно.
Вот и сегодня, когда Андреа ждала от Бандини очередное блюдо, а Мараван ополаскивал тарелки, она посмотрела в его сторону и улыбнулась. И это не был ее обычный взгляд в никуда. Андреа улыбалась Маравану.
Он не имел опыта общения с женщинами. Тамильские девушки не встречались с мужчинами и выходили замуж невинными. Мужей им традиционно подыскивали родители.
Здесь, в Швейцарии, противоположный пол уже проявлял к нему интерес. Однако тамиль-цы считали европейских женщин развратными, и связь с одной из них могла навлечь позор на семью Маравана на Шри-Ланке. А в том, что рано или поздно на родине обо всем узнали бы, Мараван не сомневался. На то и существует в Швейцарии тамильская диаспора. А потому ему ничего не оставалось, как примириться с жизнью одинокого холостяка, утешаясь туманной перспективой обзавестись семьей на родине.
Однако с появлением Андреа в Мараване зашевелились чувства, которые он считал давно преодоленными своей единственной страстью — кулинарией.
Первые прозрачные капли дистиллята упали в разделительную воронку. Потом еще и еще. Вот они уже ритмично стучат о стекло. Одна за другой, как минуты, часы и дни, а Мараван смотрит на них и старается ни о чем не думать.
Он не знал, сколько прошло времени, пока наконец уровень жидкости в колбе не уменьшился на пару сантиметров. Мараван открыл кран разделительной воронки и слил воду, оставив только чистое эфирное масло в нижней части конического сосуда.
Потом он смешал его с концентратом из колбы и поднес к носу.
Мараван вдыхал запах карри, корицы и кокосового масла. Но того, что он хотел выделить, здесь не было: эссенции того самого вещества, которое получалось при соединении этих трех субстанций в чугунной сковороде Нангай на обыкновенной дровяной печи.
Мараван снял со стены тяжелую чугунную сковороду — таву и поставил ее на огонь. Присыпав стол мукой, сформировал из теста несколько чапати 7. Потом поджарил одну лепешку до коричневого цвета с обеих сторон, наслаждаясь запахом своей юности.
Когда Маравану исполнилось пятнадцать, Нангай отправила его в южную Индию, в штат Керала. Там только что открылся первый в стране огромный гостиничный комплекс, предлагающий клиентам разные услуги, связанные с древней индийской медициной. Старая подруга Нангай работала там поварихой в ресторане аюрведической 8кухни, в тайны которой должна была, по замыслу Нангай, посвятить и Маравана.
Однако мальчик многое уже знал от Нангай и не собирался скрывать этого. Он быстро оказался в положении первоклассника, который бездельничает на уроке, потому что научился писать и читать еще до поступления в школу. Мараван своей осведомленностью действовал на нервы как наставникам, так и соученикам. И хотя он жил в общежитии, где делил с коллегами тесную комнату, так и не смог найти с ними общий язык. Подруга Нангай тоже отстранилась от него: она боялась, что репутация ее протеже еще больше повредит мальчику.
Мараван остался один и сосредоточился на учении, что тоже не добавило ему популярности. В свободное время он любил гулять по пустынному берегу Индийского океана или часами нырял в монотонно набегающие на берег волны.
Это Керала сделала из Маравана одиночку. Таким он оставался и до сих пор.
Чапати поджарились. Мараван взял одну, сбрызнул только что приготовленным концентратом и, прикрыв глаза, вдохнул аромат. Потом откусил, осторожно пожевал кусочек, подержал его во рту, подняв языком к нёбу, и еще раз втянул воздух. По десятибалльной шкале он оценил эту неудачную пробу на двойку. Мараван достал блокнот с надписью «Экстракты» на обложке и записал в нем дату, время, ингредиенты, продолжительность и температуру дистилляции. После чего съел продукт своего эксперимента в качестве приправы к свежим чапати, быстро и без видимого удовольствия; промыл колбы и шланг своей установки и оставил все это сушиться на мойке; выключил свет и вышел в гостиную.
Там на маленьком столике стоял старый, подержанный компьютер. Мараван включил его, терпеливо дождался, когда он заработает, и вошел в Интернет. Его интересовали аукционы роторных испарителей. Вот уже несколько дней Мараван следил за торгами, приценивался. Тысяча четыреста тридцать франков, как и вчера. И это за два часа двенадцать минут до конца.
С помощью такого аппарата Мараван мог бы сделать то, чего безуспешно добивался сегодня. Машина обеспечила бы процессу нужную длительность и температуру, и продукт бы вышел не подгоревшим, без неприятного привкуса.
Эта штука стоила больше пяти тысяч франков, что во много раз превышало возможности Маравана. Но на аукционах в Интернете иногда появлялись устаревшие, подержанные модели вроде той, что он видел сейчас на экране.
Вариант стоимостью меньше полутора тысяч франков мог бы его устроить. Тысячу двести он уже отложил, остальное можно было бы где-нибудь раздобыть. Только бы цена не подскочила. Мараван решил подождать два часа, а потом вступить в торги. Может, на этот раз ему повезет.