Ангел из Сетубала
– Признавайся, сколько раз ты репетировал свой полет? – поинтересовался Супрун.
– Да погодите вы!
Продюсер нервно взмахнул рукой.
– Тут сугубо этический вопрос, Андрей. Если вы не хотите, то мы не будем вставлять эти кадры, чтобы не ранить вам душу?
– Если вы считаете, что кадры о моем свободном полете украсят наш фильм, то я согласен, – ответил я.
– Вот и хорошо, Андрей. Конечно, мы вам оплатим это как каскадерский трюк высшей категории сложности. Вы не будете в обиде.
Лицо Ефима Семеновича снова превратилось в овал.
В палату впорхнула Леночка с букетом цветов, помещенным в простенькую стеклянную вазу.
– Ну все. Поправляйтесь, Андрей. Мы вас ждем. За мною, ребята.
В последний раз продюсер стиснул мою руку своими «оладьями». Он встал со стула и направился к двери. Все потянулись за ним. Вдруг он остановился и взглянул на Лену.
– А вы, Леночка, можете остаться с Андреем наедине. Недолго. Мы вас подождем в машине.
– С чего вы взяли, что нам нужно остаться наедине?
– Да ладно, Лена. Уже вся группа знает, что у вас роман. А вы все в шпионов играете, – пробасил Михалыч.
– Скажите, Андрей, белый «Пежо 308» ваша машина? – спросил слащавым голосом Ефим Семенович.
– Моя – ответил я.
– А то на прошлой неделе я выезжаю со стоянки у студии. А в белом «Пежо» Лена с кем-то целуется. Я со спины вас не узнал. Тогда все в порядке.
– А я вам вот что скажу, – подал голос Супрун. – Захожу я как-то в костюмерную, а там Андрюха и Леночка…
– Да идите же вы отсюда! – повысила голос Леночка. – В машине досплетничаете!
Мужчины послушно удалились. Мы остались вдвоем. Лена положила руки мне на плечи и, глядя мне в глаза, прошептала:
– Здравствуй, любимый.
Я ничего не успел ответить, как в ту же секунду мой рот был запечатан долгим и страстным поцелуем. Волосы Лены щекотали мои щеки, нос. Я прижимал ее к себе, жадно вдыхая пьянящий аромат ее духов. От вздымающейся груди ее исходил жар, сводивший меня с ума. Наконец она оторвалась от меня, переводя дух.
– Колючка моя.
Она провела рукой по моей щетине недельной давности. Щеки ее раскраснелись, взгляд затуманился.
– Я чуть не умерла от страха, когда ты с крыши свалился. Больше так никогда не делай.
– Не буду. Честное пионерское.
– Я скучала без тебя, Андрейка. А ты?
Вместо ответа я обнял ее за шею и притянул к себе. Наши губы снова слились в долгом, головокружительном поцелуе.
– Ну все, Андрейка. Мне пора.
Она отстранилась от меня.
– Всю прическу разлохматил и помаду съел. Надо привести себя в порядок.
Леночка достала из сумки расческу, зеркальце, губную помаду и принялась восстанавливать свой слегка помятый антураж.
– Что нового на студии? – спросил я, с интересом следя за процессом восстановления красоты.
– Ничего особенного. Послезавтра съемки заканчиваются, затем монтаж, озвучка, все по плану. Да, третьего числа инвестор приезжает из Москвы. Говорят, он олигарх или что-то в этом роде. Он денег дал нашему Ефиму на фильм.
– Что же, в Питере своих олигархов нет?
– А я откуда знаю. Посмотрит рабочий материал, если понравится, еще один фильм спонсирует. Ну все, я полетела. Люди ждут. На прощанье можешь меня поцеловать.
– Это я с превеликим удовольствием.
Я широко распахнул свои объятия.
– Только, чур, помаду не размазывать и прическу руками не трогать.
– Есть, товарищ генерал.
Она наклонилась ко мне, и я снова ощутил клубничный вкус ее помады на своих губах.
– Я люблю тебя, Андрейка.
– И я тебя люблю, Ленок.
– Все, меня здесь уже нет.
Леночка быстро встала и стремительно, не оглядываясь, пошла к двери, едва не сбив на ходу медсестру, вносившую в палату поднос с моим обедом.
– Какая она у вас стремительная, чуть не стоптала меня, – покачала головой Любовь Васильевна.
Она поставила поднос с едой на стул у кровати.
– Обед, Андрей. Салат витаминный, щи уральские, котлета с гречей, компот из сухофруктов и булочка с изюмом. Кушайте, Андрей, набирайтесь сил. Приятного аппетита!
– Спасибо, Любовь Васильевна. Кормилица и поилица вы моя.
Медсестра ушла.
Я потянулся к стулу, на котором стоял мой обед, и вдруг заметил человека, стоявшего рядом с ним. От неожиданности я даже вскрикнул:
– Эй! Вы кто?
Незнакомец улыбнулся грустной и немного виноватой улыбкой.
– Кто вы, черт возьми?
Он протянул руки ко мне, как бы успокаивая меня, и приложил палец к своим губам.
Я во все глаза таращился на незнакомца, в то время как он излучал приветливость и добродушие.
Странного вида был этот тип. Лет ему было в районе тридцати, не больше. Ростом он был примерно на полголовы ниже меня. Волосы были черные, длинные, собраны на затылке в хвост, перевязанный лентой. Высокий чистый лоб заканчивался темными кустистыми бровями, почти смыкавшимися на переносице. Глаза темно-карие с едва различимыми зрачками. Кожа была почти бронзового цвета, как будто он только что вернулся с турецкого курорта. Лицо обрамляла узкая борода с усами в стиле «а ля Рошфор». В правом ухе его болталась огромная серьга. Одет он был уж очень странно. Белая рубаха с широкими рукавами и высокими манжетами была расстегнута на груди, а на шее повязан красный шелковый платок. Поверх рубахи надет жилет из черной тонкой кожи. Темно-синие шаровары были заправлены в полосатые гетры. На ногах его – темно-коричневые башмаки с тупыми носами на толстой подошве и большими медными пряжками. Из-под жилета был виден широкий кожаный пояс бежевого цвета с двумя рядами отверстий и большой бронзовой бляхой.
Вдруг меня осенила здравая мысль.
– Послушайте, вы актер? Да? Вы приехали вместе с Ефимом, Леночкой, Михалычем? Просто я вас сразу не заметил. Хоть вы точно не из нашей группы. Я вас не узнаю. Кто вы?
Незнакомец потупился и кротко произнес:
– Я – Ангел.
Я рассмеялся.
– Я тоже ангел. Во всяком случае, так утверждают мои родители. И все же, как ваше имя?
– При жизни меня звали Диего Гарсия Перейра.
– Слушайте, хватит дурака валять! Не хотите говорить свое имя и не надо. Проваливайте отсюда. Мне обедать пора.
– Пожалуйста, обедайте. Я вам не буду мешать, – кротко ответил незнакомец.
– Вы, что, так и будете там торчать? – раздраженно спросил я.
– Я могу стать в другое место, – покорно ответил он. – Хотите, я перейду к окну?
– А уйти вы не можете? – язвительно поинтересовался я.
Он начинал меня бесить.
– Уйти я не могу, – грустно проговорил он, разглядывая пряжки на своих башмаках.
– Тогда я помогу вам. Сейчас встану и вышвырну вас вон!
– Нет, что вы, – испугался незнакомец. – Вам сегодня еще нельзя вставать, вот завтра ненадолго можно. Вы лучше кушайте ваш обед, а то щи простынут.
– Заботливый, мать твою… – проворчал я и, подтянув к себе стул, взял с подноса тарелку с салатом.
Вскоре тарелка опустела, и я принялся за щи.
– Имейте в виду. Как вас там… Орейра?
– Перейра, – вежливо подсказал он.
– Перейра. Сейчас войдет медсестра, увидит вас, вызовет охрану, и вас вытурят отсюда взашей!
– Сомневаюсь, – тихо проговорил Перейра и грустно вздохнул.
– И не сомневайся, друг мой любезный Орейра, – уверил его я, хлебая щи.
– Перейра, – терпеливо поправил он меня.
Некоторое время я ел молча.
– Как-то неловко получается, я ем, а вы нет? Вон там, на тумбочке, колбаса, семга, фрукты. Съешьте чего-нибудь, пока вас не выперли отсюда.
– Благодарю вас, но я не ем, – вежливо отказался он.
– Брезгуешь, Перейра?
– Отнюдь. Я уже более трехсот лет ничего не ем.
Я застонал словно от зубной боли.
– Как ты мне надоел, Перейра! Сейчас нажму кнопку, и пусть медсестра с тобой разбирается!
– Прошу вас, Андрей. Не нужно говорить медсестре обо мне.
– Ага, испугался, аферист! Вали отсюда, самозванец! – торжествующе произнес я и картинно указал ему ложкой на дверь.