Портреты Пером (СИ)

– О боже, я живу с трудоголиком, – насмешливо констатировала Софи, уходя в прихожую. Арсений слушал, как она шуршит летним пальто, как надевает туфли. Вкусное щёлканье каблуков по паркету, подходит к зеркалу. Звяканье ключей.
– Бутерброды в холодильнике. Ты мне нужен здоровым, а всё стараешься угробить желудок голодовками. Хотела ещё заказать обед, но раз ты уезжаешь…
– Погоди с «уезжаешь». Бутеры? С кетчупом? – Арсений резво привскочил на кровати.
– Как ты оптимистичен, – ироничное, убивая его вспыхнувшую надежду. – Ненавижу эту красную жижу. Скажи спасибо, что майонез в холодильнике завалялся. – Звук открывающейся двери, и уже совсем другой голос, спокойный, мягкий. – Позвони мне вечером, Саймил. После девяти. Я буду дома.
Дверь закрылась, щёлкнул замок, и он остался один в огроменной пустой квартире.
– Опять майонез… – пробухтел себе под нос по-русски, сползая по подушке и закрывая глаза. – Доколе можно издеваться над моими любимыми бутербродами?..
Он едва не проспал. Проснулся в три – за окном задумчиво бродили тусклые лучи августовского солнца, то исчезая за тучами, то снова выныривая. Пришлось звонить, заказывать такси до вокзала. Одевшись и наскоро зажевав несколько бутербродов (насчёт майонеза Софи не пошутила), напялил любимую «походную» куртку, закинул на спину рюкзак с необходимым минимумом вещей для поездок, перекинул через плечо ремень фотоаппаратной сумки. Сунул в карман завёрнутый в целлофановый пакетик последний бутерброд. У двери похлопал себя по карманам – привычно по всем шести на джинсах, проверяя, не забыл ли чего. Вышел из квартиры в три двадцать пять, прогрохотал по лестнице, напугав внизу консьержа, не успевшего даже пожелать ему доброго дня. В кармане зазвонил телефон – ровно когда он вылетел на улицу и увидел, что такси подъехало.
На улице опять начался дождь. Уже открыв дверцу и собираясь сесть в кэб, Арсений замер. Поверх чёрной лакированной крыши он увидел своего маньяка. Тот стоял на другой стороне улицы, в тени под балконом. Мимо то и дело сновали прохожие, мельтешили чужие зонты и пальто, кроме того, по дороге проезжали машины, мешая рассматривать. Но маньяк в чёрном. Полами расстёгнутого лёгкого пальто играет ветер, чёртов зонт бросает глубокий рефлекс на лицо, но даже под зонтом, в маскирующей синеве, заметно, что преследователь спокойно пьёт кофе из пластикового стаканчика. Судя по повороту головы, сюда не смотрит…
Догоню нет чёрт не успею
В первый раз за два года
Он меня не видит
– Сэр? – таксист вопросительно глянул на него через плечо.
– Простите, задумался. – Арсений сел в машину, проклиная всё на свете.
Когда кэб отъезжал, Самойлов через тонированное стекло взглянул на то место, где стоял незнакомец. Он никуда не исчез – так же стоял под своим зонтиком и пил кофе.
Арсений чертыхнулся про себя.
Время подходило к половине четвёртого.
====== 14 августа ======
– Так тебе кажется, Дженни нашла свою свободу, – уточнил негромкий голос Кукловода.
Джим перелистнул очередную страницу медицинской энциклопедии. Многострадальные конечности его многострадального брата снова подверглись испытанию – он растянул сухожилие на ноге. Джим уже не спрашивал, где, как и зачем, но помогать было нужно. Иначе…
Да кто его знает, что будет, если иначе. Но что какое-то там растянутое сухожилие не заставит Джека хоть сколько-нибудь снизить нагрузки, он знал наверняка. К тому же, Джим привык проводить вечера вот так – в библиотеке за книгой, у потрескивающего камина. В промежутки стекла, между плах, ещё просачивался слабый свет дождливого вечера, но включенная лампа на столике у дивана сглаживала его мутную серость. Периодически завывающий в каминной трубе ветер не портил общего впечатления уюта и спокойствия. Сегодня же его почтил беседой сам Кукловод: их неторопливая дискуссия о свободе – о чём же ещё можно говорить с этим… Кукловодом? – нисколько не мешала врачу сличать симптомы и подыскивать лечение.
– Насколько я понял, ты не считаешь свободой добровольное заточение в доме, – после небольшой паузы произнёс Джим.
– Так да или нет?
Джим не торопился отвечать. Прежде, чем он нарушил повисшую тишину, были перелистнуты три страницы.
– Да. Мне кажется, что она счастлива. Помогать людям, чувствовать себя полезной… ей больше ничего не нужно. Она не чувствует стеснения или несвободы. И даже может проводить праздники, это в таких-то условиях. Так что да, считаю, Дженни нашла свою свободу. Я только не понимаю, почему с этим не согласен ты.
– Твой марионеточный ум не в силах додуматься до такой очевидной истины? Ты разочаровал меня, Джим…
– Уйдёшь от ответа?
Джим перелистнул страницу.
– Марионетки в моём театре считают себя слишком умными… возможно, именно это мешает вам.
Снова повисла тишина. Джим углубился в отдельный параграф, где рассказывалось о компрессах, способствующих восстановлению эластичности тканей. Огонь в камине негромко потрескивал, выпуская редкие искры, за окном плясали тени, отбрасываемые ветками деревьев.
– Пора швырнуть камень в болото, которые вы тут развели, – подал голос Кукловод. Джим даже оторвался на несколько секунд от изучения побочных эффектов компресса – настолько неожиданно это было.
– И как же? Нам ожидать новых ловушек?
Молчание.
Негромкий смешок. В динамике что-то щёлкает, связь обрывается.
Собрав всё необходимое для компресса, Джим направился прямиком в подвал.
Вчера он с трудом уговорил Джека позволить перетянуть повреждённую ногу. Джек ругался, Джек сопротивлялся, но под конец упал в кресло и замер, негромко ворча себе под нос. О чём ворчал брат, Джим даже не прислушивался, и так всё было понятно: не надо его оберегать, не надо его лечить, не надо о нём заботиться. Старая песня.
Глухой звук собственных шагов, коридор в полумраке, выцветшие репродукции по стенам и несколько подлинников среди них. Налево, потом по лестнице вниз, миновать прихожую, за ней – сумрачный участок коридора, снова лесенка, ведущая в подземную часть дома, и – подвал, где травмированный лидер Подполья, согласно предписанию врача, «отдыхал, лечился и не подвергал конечность лишним нагрузкам». Ну да, конечно.
Его неугомонный братец вовсю отдыхал и лечился. Взгромоздился – одной ногой опирается на табуретку, шаткое творение похмельного разума Билла, второй – на почти картонные перегородки стеллажа, – и активно шурудит руками на верхней полке.
– Что ищешь? – спокойно поинтересовался Джим. Действительно спокойно, так как если волноваться из-за каждой выходки Джека в подобном роде – нервов не напасёшься. – Я могу помочь?
– Ну, если у тебя в кармане завалялся лишний лазерный диод, – еле слышно втянув воздух сквозь сжатые зубы, Джек слез и уместил своё беспокойное седалище на табурете. – Тебе чего? Вынюхиваешь?
– Джек, я не верю, что ты действительно считаешь меня глазами и ушами Кукловода, – Джим присел рядом, на перевёрнутый ящик. – Как нога?
– Пока не отвалилась, – полуотшутился-полуогрызнулся тот, – а тебе что? Собираешь коллекцию «части тела заключённых в особняке»?
– Чувство юмора есть, жить будешь, – невесело усмехнулся Джим, почти насильно ощупывая лодыжку брата. – Так больно?
– Ну…
– Понятно. А так?
– Ашшш, что ж ты делаешь?! Без ноги меня решил оставить?..
– Не я, а ты.
Закончив с пальпацией, Джим осторожно размотал тугую повязку, наложенную днём ранее, и принялся накладывать компресс. Джек сидел с отсутствующим видом, оживая, только если пальцы брата проходились по особенно распухшей части. Наложив новые слои бинта, Файрвуд-старший слегка похлопал по повязке.
– Хорошо получилось, плотно. Есть смысл уговаривать тебя вернуться в комнату?
– Да иди…
– Ну, как знаешь… – Джим старался быть спокойным, но интонации то и дело скатывались куда-то в спектр укоризненно-заботливых, – но я бы на твоём месте…
– А знаешь, что бы я сделал на твоём месте?! – не вытерпел подпольщик, – я не стал бы заманивать брата в невесть какую глушь к маньяку!!! А если б и заманил, то не сидел бы с постной рожей мученика, а старался выбраться!!! Понял ты, я выбраться стараюсь!!!