Стану твоим дыханием (СИ)

— Хочешь отсосать мне? — вдруг слышит Андрей и чуть ли не подскакивает на своём месте.
Его не смущает, что вопрос задан на иностранном языке, он даже не думает об этом, его полностью деморализует смысл этого вопроса. Жар бросается в лицо. А тем временем чуть охрипшим мужским голосом звучит ответ:
— Да-а-а, очень хочу. Я так люблю сосать твой член.
Андрей в смятении. Хочется закрыть руками уши и не слышать этого, но он продолжает сидеть и пялиться в окно, будто ничего не происходит. Только пальцы, вцепившиеся в полку, побелели от напряжения.
— Становись на колени, шлюха, — продолжается тем временем шарашащий высоковольтными разрядами по мозгам Андрея диалог. — Глубже заглатывай. По самые яйца. Вот та-а-ак.
Чмокающие звуки, прерывающиеся стонами. Какая-то возня. Всё это, невзирая на перестук колёс мчащегося куда-то в Ад, по мнению Андрея, поезда, очень отчётливо слышно. А Харон, улыбнувшись, ещё и добавляет громкости на телефоне.
— Хочешь, чтобы я трахнул тебя? Хочешь почувствовать мой толстый хуй в своей жадной дырке? Хочешь, чтобы я накачал твою похотливую задницу своим поршнем?
— Ты тут не один, — сквозь зубы цедит Андрей, бросив на Харона полный ненависти взгляд.
— Конечно не один, — ухмыляется тот. — Одному было бы скучно. А такие вот вещи, — он кивает на экран смартфона, — гораздо приятнее делать вдвоём.
— Моей суке нравится, когда его зад ебёт огромный хуй, — диалог в фильме идёт своим чередом, заполняя паузы между разговором. И Андрея это сводит с ума, заставляя в бессильной ярости сжимать кулаки. — Пососи шланг моего друга, пока я натягиваю тебя на свой.
И снова чмоканье, всхлипывание, звуки шлепков тела о тело… Андрей изо всех сил пытается держать себя в руках.
— Может, ты свою гейскую порнушку где-нибудь без меня посмотришь? — презрительно произносит он.
— А ты имеешь что-то против порнушки? — Харон смотрит на Андрея в упор с наглой, похабной усмешкой. — Или для тебя это стресс? Никогда не смотрел? В таком случае, тебе сейчас представляется уникальная возможность восполнить этот пробел.
— Не собираюсь я такое смотреть, — гневно отбивает подачу Андрей.
— М-м-м, всё-таки решил последовать моему совету? — ещё сильнее тянет губы в издевательской ухмылке Харон. — Похвально.
— Какому ещё совету? — Андрей в растерянности.
Харон держит паузу, а актёры всё никак не угомонятся:
— Нравится мой хуй? Нравится, что я делаю с тобой? Нравится извиваться на двух болтах сразу?
— Совету перейти от теории к практике, — наконец-то произносит Харон.
Андрей тупо смотрит на попутчика, и тут до него медленно доходит, что тот сейчас сказал. К щекам вновь приливает кровь, легким срочно нужна порция кислорода, а в купе обнаруживается острая его нехватка, и он выскакивает в коридор, провожаемый снисходительным взглядом Харона и аккомпанементом из стонов и вздохов.
Да что ж такое.
Он долго стоит в коридоре, прижавшись лбом к холодному стеклу и глядя в сгущающуюся темноту. В висках стучит кровь, а мысли заняты только одним — тем, кто сейчас довольно ухмыляется за дверью купе, гордый тем, что смог вывести его, Андрея, из равновесия.
Хочется одновременно закурить, напиться и выпрыгнуть из поезда на полном ходу. Чёртова порнушка, чёртов извращенец, чертово собственное тело, что среагировало мгновенной тяжестью в паху и каким-то просто-таки нереальным, диким, неправильным возбуждением.
«Стоп. Прекрати. Успокойся. Всего одна ночь. Надо перетерпеть. И всё. Всё закончится, — убеждает себя Андрей, — сейчас к проводнику, попросить подушку и спать, и полный игнор — вообще не смотреть в его сторону».
Оставшийся в купе Харон выключает фильм, забирает со стола презервативы и поднимается, всунув ноги в кроссовки. Приподнимает свою полку, вытаскивает сумку и, подняв полку Андрея, зашвыривает туда свои вещи. Затем, осмотрев направляющие конструкции, работающей на подъём и опускание, загибает внутри механизма алюминиевый фиксатор. Удерживая его пальцами, возвращает полку в исходное положение. Теперь, при резком поднятии, фиксатор сместится и не даст опустить лежанку на место. Харон улыбается, ощущая волнующее предвкушение в области солнечного сплетения. Как перед охотой, как перед финальным броском, как… Он замирает на некоторое время, прислушиваясь к себе.
«Зачем? Остановись… — но вякнувший в самом начале здравый смысл заглушается извергнувшимся из самых глубин подсознания бешеным желанием. — Хочу. Хочу его. Хочу, сил нет. Так бы и растерзал. И он ещё как нарочно провоцирует. Эта его невинность… просто выносит. Хочет же, сам хочет. Не может не понимать, что хочет. Так отпусти себя. Нет, выкобениваться надо. Сомнения, стены, рамки, стереотипы… Всё это рушится качественной еблей, вытрахивается из упёртой башки. Всё это решаемо, стоит только перейти к активным действиям».
Харон уже даже близок к тому, чтобы переступить свои же принципы и просто изнасиловать этого снесшего ему к чертям всю выдержку пацана. Но насилие в первый раз — не лучший вариант. А то, что раз будет первым — девяносто девять и девять десятых процентов. Но вот так можно только усугубить, отвратить… Нет, это не тот случай. Здесь осторожнее надо, мягче. Это потом уже…
Что потом, Харон не додумал. Резко оборвав мысли, когда слышит за дверью купе какое-то движение, он поднимает свою подушку и бросает её на полку Андрея. Себе берёт ту — со стола, внутренне улыбаясь.
Андрей с отсутствующим выражением лица и новой подушкой в охапке появляется в купе, когда Харон уже спокойно сидит на своём месте. Подходит к своей полке, брезгливо, двумя пальцами, поднимает лежащую там подушку за уголок и кладёт её на стол. Бросает ту, что принёс с собой. Ложится, уставившись в потолок.
— Спать будем? — спрашивает Харон, делая акцент на слове «спать».
Парень не реагирует, и Харон встаёт со своего места, наклоняется и приподнимает полку. Хмыкает и разворачивается к месту напротив.
— Будь добр, поднимись на секунду, — просит он, обращаясь к лежащему.
— Зачем это? — тот с вызовом смотрит, полоснув Харона сверкающим взглядом. — Заебал ты своими экспериментами.
— Снова ругаешься, — притворно вздыхает Харон, давя в себе рвущееся наружу заявление, что ебать ещё даже не начинал. — Какие эксперименты? О чём ты? Просто мои вещи под тобой. Я же думал, что один ехать буду и не сразу определился, где именно лягу. Поэтому, моя сумка оказалась там, — он кивает на полку сверлящего его нечитаемым взглядом соседа. — Я просто заберу свои вещи, — медленно, разделяя каждое слово. — И всё.
Андрей всей кожей чувствует какой-то подвох, хотя и в озвученной ему просьбе нет ничего такого, чтобы напрячься. Но Андрея напрягает всё. А больше всего ему не хочется подпускать к себе этого гада. Он встаёт и, недоверчиво хмыкнув, косится на Харона.
— Пиздишь, как дышишь, — но деваться некуда, и Андрей это понимает — наглый попутчик стоит посередине купе, пошатываясь от движения поезда, и явно намеревается вернуть себе то, что ему принадлежит. — Да на, забирай, если там, конечно, что-то есть, — Андрей, искренне желая, чтобы это всё побыстрее закончилось и его просто оставили в покое или хотя бы перестали пялиться таким невыносимым взглядом, подхватывается и резко дёргает вверх свою полку.
Тихий металлический щелчок, слышный только Харону, который удовлетворённо улыбается и делает шаг к соседу.
— Ну и где? — тот отходит к двери.
— Да вот, — Харон наклоняется и вытаскивает свою чёрную спортивную сумку, демонстрируя её в руке, — моя. Спасибо.
— Пожалуйста, — настороженно цедит пацан. — Отойди, если нетрудно.
Харон отходит, а Андрей, наконец-то вздохнув с облегчением, пытается опустить полку. Та не поддаётся, и ничего не понимающий парень дёргает её в безуспешных попытках вернуть чёртову лежанку на место. Не получается. Андрей матерится сквозь зубы, пошатывает упёртую полку и снова дёргает. Ничего.
— Помочь? — как-то даже излишне участливо интересуется сосед.