Стану твоим дыханием (СИ)
— Я бы хотел поменять своё место на другое, — он заглядывает в купе проводника. — Меня устроит любое место в любом вагоне.
— Чем вас не устраивает ваше место? — проводник отрывает взгляд от билетов и недоумённо смотрит на Андрея.
— Место меня устраивает, меня не устраивает сосед по купе.
— Вы понимаете, поезд переполнен, свободных мест нет — все едут отдыхать — востребованное направление, — устало поясняет проводник, глядя на Андрея с некоторым сочувствием и объясняя ему не торопясь, как маленькому ребёнку, чтобы понял. — Я ничем вам помочь не могу. Вам ехать-то всего ночь — дело к вечеру. Какая вам разница ночью, с кем ехать?
Андрей чуть ли не плюёт на пол от бессилия. Какая разница с кем ехать ночью? Это даже смешно… это смешно… ему есть разница.
С этим типом он не хочет ехать никуда ни ночью, ни днём, никак и никогда.
«Боишься?» — вкрадчиво интересуется внутренний голос.
Андрей молчит, а голос продолжает: «Боишься, что повторится то, что произошло в лифте? Боишься, что не сможешь остановиться?»
«Да пошёл ты», — огрызается на внутренний возмутитель спокойствия Андрей и решительно идёт в сторону купе, настраиваясь на полный и безоговорочный игнор так некстати возникшей неприятности.
Резко дёргает дверь, входит и, в упор не замечая сидящего напротив, вольготно укладывается на своей полке.
Харон поднимается, боковым зрением отмечая, как сразу же напрягается его попутчик, мысленно ухмыляется и выкладывает на столик между полками содержимое карманов. Бумажник, телефон, сигареты, зажигалку, упаковку презервативов и пачку влажных салфеток. Андрей искоса наблюдает за действиями соседа, понимая, что, видимо, именно салфетки тот и искал, потому что, оставив их на столе, всё остальное возвращает обратно в карманы. Всё, кроме них, презервативов и телефона.
Андрей старается не смотреть на это показательное выступление. То, что это именно демонстрация, он даже не сомневается. Тем временем Харон, бросив на стол подушку, садится на своё место. Снимает кроссовки, носки, распечатывает салфетки и, тщательно протерев ступни ног, укладывает их на подушку. Опирается спиной о вторую подушку, которую, видимо, присвоил себе из комплекта постели Андрея — так вот куда она делась, ещё когда ложился, Андрей заметил, что подушка отсутствует. Харон приподнимается, забирает со стола свой телефон и снова удобно устраивается, уткнувшись в гаджет. Презервативы остаются лежать на столе.
Андрей хмурится, настрой игнорировать попутчика постепенно растворяется в негодовании:
— Это что, моя подушка? — неожиданно для самого себя спрашивает он, кивая на стол, и резко садится на своём месте. — Охуел?
Харон удивлённо приподнимает бровь и, не торопясь, с удовольствием отвечает:
— Да, это твоя подушка. А вот материться тебе совсем не идёт. Такой с виду интеллигентный, приличный мальчик, — он окидывает Андрея оценивающим взглядом, от которого у того просто закипает внутри злобой, и продолжает. — Начитанный, вежливым должен быть, а такими словами бросаешься, как будто минуту назад из подворотни вышел.
Андрей сжимает губы и упрямо гнёт свою линию, игнорируя нравоучительный тон соседа и стараясь погасить злобу:
— Подушку отдай, сука, — Харон молча смотрит на него, не предпринимая никаких действий — ждёт, и Андрей, не в силах сдерживать рвущееся раздражение, тянет злополучную подушку на себя из-под ног попутчика.
— Ноги свои убрал.
Харон откладывает в сторону телефон и с интересом смотрит на недовольное лицо напротив, прижимая злополучный предмет постельного гардероба своей ступнёй:
— Тебя заводит спать на подушке, на которой лежат мои ноги?
— Убрал свои ноги, — тупо повторяет Андрей.
— Нет, — Харона начинает забавлять этот однообразный диалог. — Мне так удобно.
Андрей хмурится, чувствуя, как предательский румянец проступает на щеках — злость поднимается выше — к самому горлу — захлёстывает:
— А мне удобно будет сейчас тебе в бубен дать.
Харон нарочито изображает крайнюю степень изумления на лице:
— Дать? Хм, как интересно… — делает небольшую паузу. — Хочешь напасть на человека, который тебя даже пальцем не коснулся? Силён. Знаешь, причина немотивированной агрессии зачастую лежит в нереализованных желаниях.
Андрей давится воздухом от такого наглого заявления. Хочется ответить что-то донельзя колкое, чтобы указать борзому типу его место, но слов, как назло, не находится, и Андрей, чтобы хоть что-то сделать, дёргает изо всех сил подушку из-под чужих ног. На этот раз попытка оказывается удачной, и он смотрит на свой трофей, не зная, что с ним теперь делать. Спать на этом он точно не будет, после того, как там покоилось то, что вообще не должно было находиться на его подушке. Сработали эмоции, а что теперь… раздражение никак не хочет гаснуть:
«Да пошёл ты», — мысленно и от души — и подушка летит в лицо напротив:
— Подавись.
Реакция Харона достойна всяческих похвал — он широко улыбается, поймав подушку и вернув её на прежнее место — на стол, снова укладывает на неё свои ноги.
— Ну, и к чему были все эти движения? — задумчиво спрашивает он.
Андрей презрительно фыркает:
— Да бесишь потому что.
— О как. И чем это я так тебя бешу? Перечислишь?
— Да всем, — быстро отвечает Андрей.
— А может, — начинает Харон, опустив ноги, привстав со своего места, чуть наклонившись вперёд и глядя Андрею прямо в глаза, — тебя бесит то, что ты меня хочешь?
— Что? Ты… Ты совсем что ли оху… — не договорив и не оставляя себе ни секунды на размышления, Андрей одним рывком бросает тело на противника, чтобы лишить того равновесия.
Справиться с этим зарвавшимся типом, как казалось Андрею, плёвое дело, поэтому он совершенно не был готов к тому, что произошло буквально через секунду после его выпада. Как так случилось, что он вдруг оказался прижат спиной к чужой полке, а над ним, глядя в глаза так близко, что чувствуется жар нависшего сверху тела, ухмыляется тот, чьё лицо так жгуче хотелось разбить, чтобы стереть с него эту нелепую усмешку.
Андрей дёргается в попытке скинуть с себя неожиданную угрозу, но Харон давит сильнее, скручивая его руки над головой, и задаёт странный вопрос, приблизив лицо почти вплотную, обжигая своим дыханием:
— Ты точно уверен, что хочешь этого?
— Чего хочу? — почему-то шёпотом спрашивает Андрей, сдерживая желание облизнуть быстро сохнущие от волнения губы.
— Хочешь… — Харон ухмыляется и быстро, как будто жалит, проводит кончиком языка по сухим губам Андрея. — Вот этого.
По телу словно взрывается что-то, наполненное горячим металлом, течёт, растекается по жилам, в голове шумит, заканчивается воздух, и Андрей уже не требует, просит:
— Слезь с меня…
Харон, не предпринимая больше никаких действий, просто нависает над лежащим под ним парнем, чувствуя, как нарастает внутри него тёмная сила возбуждения, прислушивается к своим ощущениям. Да, так и есть — как же безумно тянет его к этому ершистому пацану, который только и делает, что пытается спровоцировать его.
— Я отпущу тебя, — спустя пару минут отвечает он. — При условии, что ты перестанешь строить из себя терминатора и нападать, как неуравновешенный гопник.
Андрей тяжело дышит, в сознании — глубокое синее море, а он на дне, и говорить не получается.
— Ладно, — Харон с сожалением поднимается, Андрей тут же вскакивает, тяжело дышит и, мало что соображая, возвращается на свою полку.
«Что это сейчас было? — Андрей судорожно пытается собрать мысли воедино. — Что? Я ведь хотел вырваться, хотел набить эту самодовольную морду…хотел… хотел, чтобы это не заканчивалось? Что?»
Дыхание всё так же сбоит, а румянец жжёт кожу. Андрей старательно избегает смотреть на попутчика, отвернувшись и очень внимательно разглядывая проносящийся за окном унылый пейзаж в сгущающихся сумерках. Харон же, приняв равнодушный и скучающий вид, вальяжно укладывается на своё место и что-то листает в телефоне.