Стану твоим дыханием (СИ)
Вернувшись в номер, Харон почти всю ночь проводит на террасе, вдыхая морской бриз и пытаясь отогнать роем клубящиеся мысли. Сон не идёт, расслабиться не удаётся.
А. Зорин невынимаемой занозой крепко сидит в сердце Харона и убираться оттуда не собирается.
Харон забывается тревожным сном только под утро. И совершенно бессовестно спит почти до обеда. После позднего завтрака идёт на море и нарезав пару кругов, возвращается. Принимает душ, переодевается и собирается на остановку маршруток, однозначно решив добраться до города сегодня.
Но по закону подлости, стоило Харону только выйти во двор, как случается очередная неприятность — Манана, взобравшаяся на лестницу и протирающая снаружи окна дома, приветственно машет ему рукой, а после пошатывается и, вскрикнув, падает на клумбу с розами. Харон молниеносно оказывается рядом. К счастью, девушка упала на разрыхлённую землю и повредила только ногу. Но перелом открытый и непростой. Малоберцовая кость, пропоровшая кожу острым отломком, неестественно вывернута.
Манана бледная и тяжело, часто дышит, а Харон понимает, что без больницы не обойтись. Оказав девушке первую помощь, он быстро набирает номер скорой. Пока принимают вызов и обещают прислать машину, Манана теряет сознание. Чертыхаясь, Харон обшаривает карманы девушки и находит её телефон. Звонит Вахтангу, тот прибегает буквально за минуту — взволнованный и испуганный. Притаскивает аптечку. Харон находит нашатырный спирт, перекись и стерильный бинт. Обработав рану по-человечески, Харон туже приматывает шину, сделанную из подручных материалов и суёт девушке под нос кусок бинта, смоченного в «нашатыре». Манана вздрагивает, открывает глаза, и тут же начинает плакать.
Успокаивают вдвоём с отцом, которого и самого было впору успокаивать — так дрожат его руки.
Харон звонит в скорую ещё раз, ругаясь с диспетчером, но понимает, что таким образом помощь быстрее не приедет. В итоге, дождавшись докторов, помогает погрузить рыдающую девушку в машину. Вахтанг едет с ней, а Харон оказывается заложником дома — перепуганный отец забыл оставить ключи, и бросать всё незапертым Харон не рискует. Возвращается Вахтанг уже поздним вечером на такси — Манане помогли, но какое-то время ей придётся остаться в больнице. Сокрушаясь, что же теперь будет, Вахтанг долго сидит на террасе и беседует с Хароном, рассказывая тому о своей жизни, но больше рассыпаясь в благодарностях.
— Вовек не забуду, — в очередной раз говорит он, крепко пожимая руку Харона. — По гроб тебе за дочь должен. Если бы не ты, — он качает головой. — Неизвестно, что было бы. Я с тебя ни копейки не возьму. Ни сейчас, ни в любое другое время. Приезжай, когда хочешь. Хоть сам, хоть с друзьями, хоть с невестой. Здесь тебе всегда рады. И Мананка поправится, тоже рада будет. Спасибо тебе, спасибо, дорогой.
— Да ладно вам, — Харон начинает даже неловко себя чувствовать. — На моём месте так бы каждый поступил.
— Не каждый, дорогой, далеко не каждый, — возражает Вахтанг. — Люди такие, знаешь, злые стали. Недобрые. Завистливые. — он тяжело вздыхает. — Нехорошие люди. Тебя нам само небо послало. А невеста твоя, если тебя потеряет, дура она, вот так ей и передай.
— Передам, — смеётся Харон. — Обязательно.
— Дуры же молодые, — Вахтанг ведёт разговор дальше. — Как есть, дуры. Манана та же… ты знаешь, чего она рыдала?
— Ну больно же, — резонно замечает Харон.
— Ну больно — само собой, — кивает Вахтанг. — Но самая страшная боль не в этом. Самая страшная, что она теперь на карнавал этот дурацкий не попадает. Ну вот скажи, не дура ли?
Харон снова смеётся.
— Вот что там делать, ты мне скажи, — кипятится Вахтанг, уже значительно подогретый «чачей», которую они распивают на пару с Хароном, чтоб снять стресс. — Стыдоба одна. Нечего там приличной девушке делать. Это для отдыхающих шоу. А люди всякие бывают, нечего ей там делать.
— Ну что вы уж так строго, — пытается смягчить старика Харон. — Не может же она безвылазно дома сидеть.
— Вот теперь хочешь — не хочешь, а сидеть будет, — машет рукой Вахтанг. — Эх, сколько раз я её просил быть осторожнее, всё бестолку. Ну ничего, готовить и я умею, ты у меня голодным не останешься.
— Да ну что вы, в самом деле, — возмущается Харон. — Я и в кафе поесть могу, главное, чтоб дочка ваша в порядке была.
— Будет, куда денется. Поставят на ноги, доктора у нас в городе хорошие. Поставят. Бегать будет. Ещё на свадьбе своей станцует. А может… — он испытующе смотрит на Харона, но тот качает головой, улыбаясь.
— Нет, отец, такой как я, вашей дочери не подходит, да и… — замолчав, он одним махом выпивает свою порцию спиртного.
— Ну тебе виднее, — на удивление спокойно соглашается Вахтанг. — Хотя зря ты о себе так… Но и у Мананки ещё ветер в голове. Рано ей ещё. Да и у тебя же невеста есть.
Они сидят до глубокой ночи, а когда расходятся, Харон снова не может уснуть, ворочаясь и всё вспоминая «невесту».
«Завтра, — даёт себе зарок Харон, — завтра я его обязательно найду. И поговорим по-человечески. Я постараюсь объяснить. Это шанс, который просто нельзя проебать».
С этими мыслями он, наконец-то, засыпает. А с утра, уже по традиции искупавшись в море и наскоро позавтракав фирменными хачапури, которые Вахтанг делает не хуже своей дочери, едет в город.
Оббежав с пару десятков отелей и полиняв на некоторую сумму денег, заходит перекусить в кафе. День клонится к закату, на улицах города наблюдается нездоровый ажиотаж — снуют какие-то люди, перегоняют какие-то странные машины, что-то монтируют, украшают. Харон понимает, что полным ходом идёт подготовка к карнавалу. Но это его мало заботит. Отхлёбывая кофе, он внимательно изучает карту города, делая пометки. «Неосвоенными» осталось ещё несколько отелей почти у самого побережья. И в этой части города — всё. Есть ещё несколько вариантов на выезде, но Харон здраво рассуждает, что вряд ли парня занесло именно туда. Ну что ж, сейчас дождётся своего заказа, поест, и с новыми силами — новый рывок.
В первом из оставшихся отелей Харон очень долго ждёт администратора. Решив уже плюнуть и вернуться позже, замечает запыхавшуюся даму преклонных лет, которая, распространяя вокруг себя почти осязаемую ненависть, усаживается за стойку, поджав губы. Разговорив злобную тётку и подогрев её снисходительность купюрой, Харон выясняет, что «с этим карнавалом все с ума посходили».
Оказывается, она работает не в свою смену, потому что её напарница принимает участие в шествии. А тётке это и даром не надо — вместо кого-то сидеть сейчас на ресепшн. У неё консервация, внуки, ещё что-то, и вообще, она в отпуске. Харон слушает вываливаемую на него ненужную информацию обречённо и устало. Но понимает, что иначе то, что нужно ему, выяснить не удастся. Наконец, выговорившись, дама успокаивается и спрашивает Харона, с какой целью он пожаловал.
— Заселяться будем? — задаёт она идиотский вопрос, вдруг вспомнив о своих обязанностях. — Все занято, но я постараюсь что-то подобрать.
— Нет, я друга ищу… — Харон рассказывает заготовленную сказочку, и тётка радостно щёлкает в компьютере с информацией о гостях отеля.
Есть, номер триста четыре. Сейчас посетитель не в номере, ключ сдан, можете подождать в холле. Харон кивает и усаживается в мягкое кресло, вытянув ноги и скрестив руки. Проходит полчаса. Час. Харона начинает раздражать бесцельное ожидание.
«Сижу здесь, как идиот. Может, он вообще не явится. А я как лошара последний. И вообще, это была дурацкая идея. Идиотская. Ну даже был бы он в номере, ну поднялся бы я, ну что бы я ему сказал? Давай потрахаемся, ты же сам этого хочешь? Я помню, как тебе было хорошо со мной в поезде. Бред. А что ему сказать? Что? Что я ночей не сплю из-за него? Что мне кроме него нахуй не нужен никто? Что я его во всех своих подстилках вижу с того самого момента, как столкнулись в этом блядском книжном магазине? Что я ему, блядь, скажу?»
— А ты с ним только потрахаться хочешь и больше ничего? — лукаво улыбаясь, материализуется Змей.