Стану твоим дыханием (СИ)

— С книжного ещё, — бурчит под нос Харон и внутренне радуется, что «курица» таки озвучила его слова.
Оно, конечно, не очень хорошо было так поступать. Теперь он ещё и «дискредитировал» господина Зорина перед персоналом отеля. Ну, что поделать, нехер было этому персоналу лапы свои когтистые протягивать к тому, что им не принадлежит. Зато теперь Харон точно уверен, что в том отеле никакая блядь на его мальчика больше не повесится.
Ага, а отелей таких — миллионы по всей стране. И за рубежом не меньше. Везде следовать тенью и отбивать его от особо бойких красоток? Пиздец, дожили. А с другой стороны, он бы и не отказался от миссии телохранителя. Такое тело, м-м-м-м… Куда тебя снова, блядь, несёт?
— Не понял, — слышит Харон, почти упустив из виду ответ, так увлёкся своими мыслями.
— Что непонятного? — Харон старается держать себя в руках. Очень старается. Но слова сами вылетают из его рта, не считаясь с размышлениями и запретами мозга. — А у тебя есть кто-то другой, претендующий на роль твоего парня?
— Ты совсем берега попутал? — резкий ответ, и Харон «втыкает заднюю».
Харон! Заднюю! Небывалый случай. И никто даже не оценит, потому что этот невозможный пацан представления не имеет, каким на самом деле может быть Харон. Какой он со всеми. Но с ним почему-то он совсем другой — и мысли, и поступки, и ощущения — всё иначе.
— Ладно, не заводись, — миролюбиво соглашается Харон. И добавляет чуть тише. — А если и есть, то не проблема, подумаешь. Был и не стало, несчастный случай, какая жалость.
Скорее всего, парень не услышал последней фразы. «И к счастью», — мысленно выдыхает Харон. Да, вряд ли он услышал, потому что его на всех парах несёт дальше:
— Какого ты Юле наплел про меня?
— А какого она на тебя вешалась? — не остаётся в долгу Харон.
— Какая тебе разница, кто на меня вешается? — злобно зыркает исподлобья норовистое наваждение.
Харон чувствует несколько эмоций одновременно. И раздражение, и злость на себя за несдержанность, но главное — желание. Дикое, первобытное, заворачивающее все инстинкты и сносящее напрочь разум. А следом — сразу же — усталость и отчаяние.
— Большая мне разница, — Харон смотрит в упор. И под его взглядом парень как-то теряется, отводя глаза в сторону. — Объяснять?
— Объясни, — не сдаётся.
Харон не готов сейчас к объяснениям. Совсем не готов. Да и слишком на взводе. Им бы спокойно поговорить, но… не получается. Никак не получается. Или сказать? А почему и нет? Это будет честно по отношению к нему. Но вот нужно ли…
— Хм, смелый какой. А ты уверен, что готов это услышать? — Харон намерено тянет время, не в силах окончательно решиться.
— Не надоели эти игры?
Боль? Обида в его голосе? Что?
А резануло этим вот «игры». Больно так… как умело заточенной катаной.
Да пошло оно всё…
— Если б я играл, — вздыхает Харон. — Если бы я играл, было бы проще… — парень молчит. Харон продолжает после паузы. — Как есть тебе сказать? Прямо? Ты сядь, а то мало ли… — он просто пожирает взглядом поднявшегося на ноги парня, который потянулся повесить на вешалку лёгкую куртку, в которой пришёл. Джинсы плотно обтягивают ягодицы и ноги. Слегка задравшаяся футболка обнажает часть пресса. Харон теряет мысль и чувствует почти буквальное закипание крови. — Так вот…
— Ты ненормальный, — Андрей садится и будто отшатывается от горящего вожделением взгляда Харона.
А того уже не остановить:
— Так вот, слушай, сам же захотел объяснений. Запаяло меня на тебе. Спать не могу, жрать не могу, дышать не могу, жить не могу. Постоянно о тебе думаю. Постоянно тебя… В общем, мне не все равно на тебя. Такие дела. И да, я ненормальный, — он отворачивается, чувствуя как виски взрывает пульсом.
Андрей молчит и смотрит в окно.
— Можешь не переживать, я держу себя в руках. Тебе ничего не угрожает, — добавляет Харон.
Андрей молчит. Кусает губы и молчит. И продолжает смотреть в окно.
— Мы можем просто общаться… По-человечески, без всякого, — Харон на это даже не надеется, но сказать считает себя обязанным.
Андрей крепко сжимает пальцами край полки. Губы всё так же закушены. Слегка порозовевшее лицо. Он продолжает молчать и смотреть в окно. Пиздецки интересный пейзаж там, видимо, — глаз не оторвать.
— Ладно, ладно, я не человек, — Харон машет рукой и замолкает.
Иногда лучше помолчать, пока не наговорил совсем уж чего-то непоправимого. Блядь, что с ним? Где его уверенность? Ведёт себя, как малолетка какой-то…
Обоюдное молчание давит на уши. Андрей, одурев от этих признаний, не может понять, что же он чувствует. Скорее всего, этот ненормальный ему врёт. Врёт ради своей цели, которая, понятно какая у него… Но почему-то так хочется верить. И почему-то Андрей сейчас совсем не против этой цели. И вообще, это дурацкое, неуместное, неправильное желание так мешает…
А он ведь тоже думает, думает постоянно…
Андрей украдкой бросает взгляд на Харона — сидит молчит, надулся.
«Да я тоже ни о чем больше думать не могу, только о тебе… но хер ты об этом узнаешь».
И вообще, с кем он разговаривает? И о чём? Какие могут быть разговоры…
— Общаться? Серьёзно? — цедит Андрей. — За дурака меня держишь?
— Ну, а что? Тупо молчать всю дорогу? — Харон, кажется, уже выдохся и произносит это с каким-то безразличием.
— А я не знаю… — отвечает Андрей и вдруг, неожиданно для самого себя, добавляет: — С тобой даже безобидные вещи превращаются в шоу по выживанию.
Харон дёргается о этих слов. Ладно, пора брать себя в руки. Хватит уже вестись на эти провокации.
— Почему за дурака? За умного держу… держал бы за дурака, не распинался бы перед тобой тут… Ладно, не важно. Я за кофе пошёл к проводнице. Тебе взять?
— Кофе… Это не кофе, а гавно какое-то, — кривится Андрей.
— Согласен. Полное гавно. Тогда пойду за чаем. Хотя и чай такое же гавно. За минералкой пойду, — Харону просто необходимо сейчас покинуть купе, чтоб хотя бы немного прийти в себя. — Жарко, сушит. Водички похлебать — самое то.
Он поднимается и, покачнувшись от движения поезда, намеренно-нечаянно вцепляется рукой в плечо Андрея, ненадолго навалившись на него бедром. Физически чувствует пробежавшую дрожь по телу парня и жаркую волну, захлёстывающую изнутри его самого.
«Су-у-у-ука-а-а-а, — мысленно стонет Харон от своей реакции, — просто касание, и всё, и кроет… что за пиздец?»
— Извини, случайно, — хриплым, чужим каким-то голосом.
Выйти. Немедленно. Иначе ещё секунда, и всё. Ничего не остановит. Плотину прорвёт, и…
Харон почти бегом вылетает из купе. Изо всех сил ебашит кулаком по панели стены коридора. Казанки в кровь. Боль слегка отрезвляет. Возвращается абсолютно спокойным, с двумя бутылками минералки, одноразовыми стаканами и перебинтованной рукой. Ставит минералку на стол, садится напротив и, открыв одну из бутылок, наливает воду в пластиковый стаканчик.
Андрей косится на его руку и отказывается от предложенного напитка. Мало ли, вдруг он ему туда подсыпал чего-нибудь… Злится сам на себя за подобное предположение, а ещё больше злится, что его почему-то волнует, что у этого придурка с рукой.
— Не удержался и кому-то зарядил в коридоре? — Андрей старается показать своё равнодушие. — Тащишься по насилию?
— Я так похож на неуравновешенного маньяка? — хмыкает Харон.
— Да, — такой убийственный своей простотой ответ.
Харон не знает, что на это сказать. Точнее, вариантов ответов у него уже десятки — один язвительнее другого, но не для этого случая. И тут парень выдаёт:
— Мне страшно находиться рядом с тобой. И я не знаю кого я боюсь тут больше — тебя… или…
себя…
Харон чуть ли не захлёбывается — словами, минералкой, впечатлениями…
Откровенность на его откровенность?
«Мне страшно с тобой»
«Я боюсь тебя»
«Или себя…»
Себя…
Это значит?..
Это значит, но Харон не имеет права ломать его. Хватит.
Но объяснить-то может?