Дмитрий Донской 2 (СИ)

- Опасаешься удара в спину?
- Разумеется. Воины халифа надежно держат город. А мы, вдали от кораблей довольно уязвимы. Мамлюкам достаточно пресечь снабжение нас провиантом.
- А ты что думаешь? - Поинтересовался Дмитрий у Петра II Лузиньяна, который тоже был здесь, под Иерусалимом со своим отрядом в семьсот человек пехоты и восемьдесят всадников. Он выгреб все, до чего был в состоянии дотянуться. Ведь еще год назад он и помыслить не мог, что окажется с армией под стенами Иерусалима.
- Мы в непростой ситуации, - согласился Петр с Джоном. - Если мамлюки решат нас атаковать, то, волей-неволей нам придется выйти им навстречу, подставляя спину армии, сидящей в Иерусалиме. А еще ходят слухи, что откуда-то с юга Аравии движутся воины на помощь мамлюкам. Османы, опять же, зашевелились.
- Хорошо, значит нам нельзя медлить, - произнес Дмитрий и распорядился развертывать 'Василиски' с 'Кракенами'. А прежде 'Единороги', дабы под прикрытием картечных гранат ставить тяжелые орудия.
Джон и Петр пожали плечами, но не стали перечить. В конце концов, это не они разбили впятеро превосходящие силы мамлюков в полевом сражении. Авторитет Дмитрия для них пока что был непререкаем. Риск, конечно, оставался. Но никаких конкретных сведений о продвижении армии неприятеля не поступало. И поступок Императора, они, в принципе, даже одобрили. Нечего тянуть. Если удастся взять Иерусалим до подхода мамлюков или исламской армии из южной Аравии, то тыл армии будет защищен от внезапного удара. Что немало.
Можно было бы, конечно, отступить к Яффе, сняв осаду с Иерусалима. Но это означало для Дмитрия потерю славы - непобедимого воина. Этакого Гая Юлия Цезаря в глазах современников. Одно поражение или отступление могло испортить всю репутацию. Он был не готов к этому, да и его легионеры тоже. Они верили в своего Императора и доверяли ему всемерно. Кто добровольно пожертвует таким?
Однако, понимая, что над крестоносцами сгущаются тучи, легионеры с большим усердием продолжили привычно строить укрепленный лагерь в духе старой римской традиции. На новый лад, разумеется, хотя говорить о том Дмитрий никому не собирался. И надо отметить, что постройка укрепленного лагеря оказалась очень своевременная. Потому что ближе к обеду третьего дня, когда осадная артиллерия уже замолчала, к Иерусалиму вышли две армии мусульман.
Первую возглавлял атабек мамлюков Баркук, усидевший на своем посту, несмотря ни на что. Он привел с собой тысячу мамлюков, собранных практически со всего султаната, и свыше семнадцати тысяч прочего ополчения. Кого там только не было. Даже тысячу всадников на верблюдах от берберов ему удалось выцыганить для защиты веры. Поступки Дмитрия уж слишком сильным резонансом ударили по исламскому миру. Как в набат.
Вторую вел за собой полководец Измаила - султана Йемена. Там было всего пять тысяч легкой кавалерии, но ее боевой дух был выше всяких похвал.
Третья армия сидела в Иерусалиме. Она хоть и пострадала во время обстрела города из пушек, но все еще насчитывала более семи тысяч человек. Совокупно выходило, что неполным пяти тысячам крестоносцев противостояло порядка тридцати тысяч мусульман, вооруженных и сильно озлобленных на Императора. Тут, конечно, нужно отметить, что у Дмитрия даже служба тыла была в полном стальном латинском доспехе и при оружии. Но ее боевые возможности были низкие. Выше, конечно, чем у этого степного ополчения, но не сильно.
Ситуацию осложняло еще и то, что за день до подхода армии неприятеля, пришел гонец, который сообщил об осложнениях у графа Триполи и поддерживающих его госпитальеров. Османы вторглись в северные пределы графства, и ему приходится вести с ними борьбу. А сил у него там было немного....
Наблюдая за тем, как от конных масс египетской и йеменской армии отделились пышно одетые группы, направившись навстречу, Дмитрий приказал:
- Зарядить 'Василиски', 'Кракены' и 'Единороги' картечными гранатами. Навести на пролом в стене. Он широкий. Удобный. Прекрасно подходит для быстро выхода войск. Как только враг попытается там прорваться, давайте общий залп. Потом бейте всем, что потребуется на пределе скорострельности. Ясно?
- Да, - кивнул командир сводного осадного парка.
- Поставить за гренадерами ящики с гранатами. Сразу за их порядками, чтобы пополнять подсумки было удобно и быстро.
- Есть, - кивнул интендант лагеря.
- Джон, Петр, вашей кавалерии нужно встать в центре. Прибережем ее для решающего удара. А вот пехоту готовьте к бою. Они станут за легионерами и поддержат там, где будет горячо. Надеюсь, вы не против такого решения?
- Отнюдь, - произнес Хоквуд, а король Кипра и Иерусалима кивнул, соглашаясь с этими словами.
- Ну и ладно. Ну как там? Договорились уже? - Спросил он сам у себя и, взойдя на бруствер большого редута, окружавшего весь лагерь, прильнул к подзорной трубе. Мог бы, конечно, запросить и с воздушного шара диспозицию. Тот висел аккуратно посреди лагеря, обозревая все вокруг на многие километры. Но хотелось самому посмотреть.
Укрепления лагеря были сделаны таким образом, чтобы кавалерия, даже легкая, их преодолеть уже не могла. А вот пехота, даже без специальных средств, смогла штурмовать. Хоть и с трудом. И руководители исламских армий тоже обратили внимание на этот нюанс, потому как кавалеристы стали спешиваться. Баркук разделил свою армию на две равные части, которые должны были атаковать с двух флангов укрепленный лагерь. Полководец султана Йемена собирался ударить по третьему флангу. Оставшийся, четвертый фланг, по всей видимости, отводился армии халифа, сидящей в Иерусалиме.
С крестоносцами, кстати, никто даже не пытался вести переговоры. Их хотели просто уничтожить, вырезав всех до последнего. А потом бросить гнить под палящим солнцем Палестины.
Видя, что скоро последует атака, Дмитрий подошел к бледному епископу, сопровождавшему его в походе.
- Вынести крест, - скомандовал он ему и тот, мелко кивнув, поспешил в шатер, где хранился большой символ похода, изготовленный еще в Москве осенью 1378 года.
Крест вынесли и водрузили на землю, удерживая служками. А Император подошел к нему шагов на десять, присел на одно колено и максимально громко стал молиться. Очень нестандартно, надо сказать.
- Господь мой! К тебе обращаюсь я, потомок одноглазого мудреца, вставшего под твою длань и принявшего твое величие. Услышь меня. Как и пристало воину, я не прошу тебя о помощи, но уповаю, что ты обратишь свой взор на ту ратную молитву, которую не словом, но делом я и моим воины вознесем во славу твою и величие. Аминь!
Дмитрий перекрестился. Поднялся с колена и обернулся.
Воины, окружавшие его, смотрели на него изумленно. Их поразила не только сама молитва, совершенно выбивавшаяся из традиции, но и признание Императора в том, что он потомок одноглазого мудреца . О том давно ходили слухи, но Дмитрий их старательно игнорировал.
- Ну что?! - Громко спросил он окружающих воинов. - Удивим Всевышнего крепостью своей молитвы?!
- Да. Да. Да. - Несколько не уверенно отозвались воины.
- Разгромим врагов во славу его?!
- Да! Да! Да! - Вновь отозвались воины, только куда энергичнее.
- К бою! По местам! - Вновь крикнул Дмитрий, заметив, что враги пришли в движение.
Пехота мусульман атаковала лавами, не знающими строя, сразу с трех фронтов. Войска халифа задерживались.