Механизированная история (СИ)
Нилау не потерял многих своих черт и в смазливом, но красивым до безобразия облике. Те же пытливые глаза цвета морской волны, нос с небольшой горбинкой и хищно раздувающимися крыльями ноздрей, темные брови, всегда словно чуть нахмуренные, выдавали в лу-ни его истинную упрямую суть. Но в лаборатории нас не зря учили притворяться, чтобы быть доступными для хозяина. Я раздраженно фыркнул, а Нилауэнь, поняв, о чем думаю, тут же состроил милую мордашку. На пухлые, но словно обескровленные бледные губы наползла улыбка, умеющая сводить с ума. Взгляд стал таким непосредственно детским и наивным. Да, мы мастерские актеры. Я, дразня, дернул перепончатое ухо, прошелся пальцами по черным наростам-рожкам, убрал со лба слипшиеся белые, с голубыми концами волосы в той же противной жиже, что и мои.
У друга по всем рукам, плечам, спине и груди шла черная вязь замысловатой татуировки, скрывающая шрамы и маскирующая жабры. Именно на этих участках чувствительной и гладкой кожи расположились те же самые швы от операций, что и у меня, которые можно было нащупать. Все для, мрак его, хозяина! Для этого всем нам ввели этот особый ген трансформации, но не такой активный, как у Нилауэня…
Помог лу-ни встать, поддерживая друг друга, мы с надеждой проверили остальные криокапсулы, но, к нашему удивлению и затаенному облегчению, смешанными с сомнениями, они оказались давно разморожены и пусты. Была крохотная надежда, что не весь “Код Шторма” погиб при перевозке. Может кого-то уже забрали заказчики.
Да, моему сознанию удалось вспомнить, где же мы, и что произошло перед криогенным сном. Три года шли эксперименты над нами, затем разбили на пары и стали учить нашей прямой функции — охранять и убивать. Конечно, это было не единственное, что мы делали, я и Нилау знаем около сорока двух самых распространённых в Семи Галактиках языков, географию, историю планет, экономику, культуроведение, тысячи различных рецептов для приготовления пищи. Да, “Код Шторма” — это сверхсущества, умеющие убивать и выживающие в самых экстремальных условиях, но это лишь поверхностное суждение. Из нас действительно сделали сиркеори. Рабы, обязанные слушаться хозяина, мы знали, что наша жизнь завязана на крови покупателя, которого и в глаза-то никто не видел. Но сзади на шее были выбиты порядковые номера, а слева от номера, переходя на плечо, вился причудливый то ли знак, то ли иероглиф. Клеймо рабства. Мы были и собственностью Терра Сел, и неизвестных хозяев, что, впрочем, не мешало нам их ненавидеть.
— Ты можешь забраться в компьютер корабля? — немилосердно хрипя, спросил Нилау через два часа после своего пробуждения. Он уже уверенно стоял на ногах и взволнованно покачивал кончиком хвоста. Мы смогли открыть двери сектора, ведущие в длинный коридор. Но сейчас соваться наружу без подготовки себе дороже. Возле криокапсул были забытые шкафчики с вещами первой необходимости. Привычные тонкие, облегающие комбинезоны нейтрально черные, в которых всегда ходили в лаборатории, разнообразие там как-то не предполагалось. Но незадача была вот в чем, обуви не было. Пришлось шлепать босым ногами по холодному полу. Нилауэню это не нравилось, он умудрился забраться на свою камеру и довольно потягивал желе из тюбика. Голодные, как собаки, мы были рады и невкусной зеленой жиже, хоть как-то утоляющей голод. Порадовала и аптечка, хранящая в себе бинты и стимуляторы. Лекарства тут же вкололи друг другу, повышая регенерацию и придавая сил.
Смотря на вопросительно изогнувшего хвост друга, на его полные решительности глаза, ответил:
— Не пробовал еще. Но мои силы уже достаточно окрепли. Сейчас попробую, — я облокотился спиной о стену и, прикрыв глаза, привычно кинул сознание к чипу. В моей голове сигналы, подаваемые чипом, визуально становятся понятными для восприятия мозга. Весь корабль — это активные сигналы, создающие общую систему. Проскальзывать в главный компьютер без подготовленного взлома — самоубийство, сразу засекут, но посмотреть бортовые записи и положение текущих дел можно из любого стандартного планшета. Я покачнулся от непривычки, когда перед глазами замелькали данные. Такой большой объем информации мне еще активировать и перерабатывать не приходилось. В Терра Сел меня не учили взламывать сложные компьютеры, так, пароли средней сложности, которые закрывают медотсек или столовую. Про личные ключи от кают уже не говорю. Но в этой жизни научиться можно всему, если жить охота.
Просматривая журнал полетов, наткнулся на координаты корабля и ближайшую торговую точку. Да, это точно те пираты, которым сбагрили нас, чтобы отправить к хозяевам. Но времени прошло очень много, я посмотрел дату и сдержал удивленный вздох. Десять лет, мрак забери, десять лет в криосне! Так долго летели, смена сменяла смену, наши данные, подозреваю, даже не удосужились проверить. Терра Сел получила свои денежки, а дела поставщиков ее не волновали! Скорее всего, после загрузки и отлета от Галактик как можно дальше, троих телохранителей уже отдали заказчикам, а у нас стоял самый долгий сон и самые дальние координаты. Пираты о нас просто забыли, нет, вернее, они знают, что в опечатанном блоке есть две капсулы с рабами, но живы мы или нет, им не интересно. Страховка все бы покрыла.
Мы проснулись на три дня раньше назначенных сроков. Какой-то неизвестный корабль начнет стыковку с пиратским не раньше, чем через двенадцать часов. В списке обмена не было номеров наших камер. Но в моей голове спонтанно созрела идея. Конечная точка нашей продажи означала встречу с хозяевами, собственностью которых мы непременно становимся, и ничего не изменить. Но кто сказал, что это случится? Я лихорадочно полез смотреть поставленные товару описания и сумму. М-даа. У пиратов в базисе мы числимся как… сиркеори-наложники. Вы серьезно? Кажется, о нас забыли напрочь, назвать телохранителей высшего класса сиркеори… Теперь понимаю, почему к нам отнеслись так наплевательски. Ну разве рабы представляют опасность и какую-то особую ценность? Это нам даже на руку, ну вот, меняем список обмена, и этому кораблю достаемся и мы. Теперь нужно заставить поверить в это Нилау.
Я отключился от информационных потоков и шокировано съехал по стене вниз, массируя занывшие виски. Лу-ни тут же оказался рядом и положил свои прохладные ладони мне на лоб, подвеска в виде бирюзовой капельки испускала едва заметное свечение, забирая мою боль. Благодарно ткнулся партнеру в плечо.
— Рэм, что случилось? Почему ты не использовал свои накопители? — его пальчики потеребили две сережки в моих ушах. На Нимбусе научились собирать витающую вокруг энергию в долговечные, материальные носители. Этот артефакт замыкался на одного человека, позволяя преобразовывать эту энергию по своему желанию. Раса лу-ни очень падка на украшения и, когда Нилау попал в лабораторию, у него забрали почти все его накопители. Остались только кожаный шнурок с бирюзовым арисом и золотые сережки. Он заверил меня, что у Терра Сел не получилось исследовать артефакты, при снятии с хозяина они теряли все свои свойства. Кем-кем, а уж дураками лу-ни не были и заранее предусмотрели этот нюанс. Нилауэнь был слишком молод и не обо всех свойствах накопителей он знает.
Ему удалось поменять тональность артефакта, направив его на меня. И с удивлением Нилау обнаружил, что свойства накопителя подстраиваются под своего носителя. У лу-ни его арис усиливал телепатию и увеличивал шестое чувство, нечто похожее на эхо локацию, только телепатическую, партнер все так смутно объяснил, что я сам едва понимаю, как это происходит. Возможно, благодаря именно артефактам мы и протянули без замены капсул так долго, энергия не давала жизни потухнуть в нас. Мы не сошли с ума в первые годы изнуряющих, жестоких тренировок. Мои сережки имеют такие же целебные свойств, как и у ариса, но я не могу ощущать пространство за пределами комнаты, не могу чувствовать живых существ, не слыша их сердца и дыхания, телепатия с эмпатией уж подавно не проснулись. Но свои погружения в информационные сигналы или потоки компьютера с помощью чипа больше не переносятся так болезненно. Только ноющие виски и легкое головокружение. Раньше я терял сознание даже от самого легкого соприкосновения с техникой, кровь хлестала из носа фонтаном, а прийти в себя раньше, чем через три часа не мог.