L.E.D. (СИ)

Работаю ещё больше, чем раньше. Не все клиенты остаются довольны, мне плевать. Я не могу ни кончить, ни расслабиться. Все ночи заканчиваются одинаково: я, очень пьяный, гоняюсь за Беком, иногда бью его, пока он не соглашается сделать мне укол. Только тогда засыпаю, просыпаюсь за полдень…
…в конце января, утром, меня тормошит Бек. Меня не отпустило, поэтому посылаю его, но тот не унимается.
— Хочешь уйти наконец? — выплёвываю я, садясь на постели и заправляя отросшие волосы за ухо.
Не знаю, почему он до сих пор это не сделал. Я слышал, как Чар звал его с собой, неоднократно. У того, похоже, серьёзные планы — он уже арендовал домик и планирует его выкупить. Это всё из разговоров, обрывки которых до меня доходят через призму бесконечной, космической пустоты в душе и боли. То, что прорывается сквозь змеиное шипение и шелест её чешуи.
— Нет, — Бек протягивает мне телефон, — это Чарли. Там…
— Пошли его нахуй, — падаю назад в кровать.
Мне абсолютно поебать на то, что происходит в мире. Даже если объявят апокалипсис, я просто перевернусь на другой бок и допью виски.
— Нет, — Бек снова теребит меня, — это серьёзно.
Подношу телефон к уху. Слушаю. Сначала ругаюсь в ответ, потом соглашаюсь:
— Хорошо, только ради тебя. Не его.
Надо одеваться. Надо ехать. Надо звонить — один обдолбанный я — явно не герой.
Бек трогает меня рукой, я беру её в свои и искренне говорю ему:
— Спасибо.
Всё это время он был рядом, со мной, и не только оставался «чистым», но и ухаживал за мной, готовил, стирал, убирал. Не бросал меня.
Я это сделаю только ради него и Чара, только ради них. В лицо мне бьёт снег. Возможно, последний в моей жизни…
========== 21. Драконы ==========
Ищу в справочнике полузабытый номер, жму вызов. Гудки, гудки…
— Да, алло? — ответ на том конце.
— Ты знаешь, где сейчас твой брат? — спрашиваю вместо приветствия.
— Ой, это ты, — голос у девушки серьёзен, — знаешь, прости меня, наверное… тут такое дело…
— Ты знаешь, где сейчас твой брат? — повторяю я так же монотонно и устало.
— Нет, — отвечает девушка.
— Дядю позови, — совершенно не меняю интонации.
— А нет его, он уехал.
— Дай номер, — настаиваю, — это важно.
— Ладно, хорошо, — девушка недоумевает, — я пришлю.
В ожидании SMS смотрю на кружащиеся снежинки. «Ragnitla» — отмечаю. Красота. Подарок с огромного, чёрного неба. Тот самый снег, который обещал сделать меня счастливым, но обманул.
Набираю холодные цифры, жду. Гудки, гудки… Голос, которым я здороваюсь и стараюсь всё объяснить, стараюсь сделать максимально убедительным, что не очень просто, пока я недостаточно трезв. Выкладываю всё, что узнал от Чара, обстоятельно. Новости — очень плохие.
Банда, к которой принадлежит блондин, собирается уезжать и, напоследок, закатывает вечеринку. Всё бы ладно, но они привели новых «девочек» для развлечения, и чтобы забрать потом с собой. И в числе их — да, птенчика. Скорее всего, похитили в университете или по дороге. Не важно. Важно то, что уже утром концов можно не найти.
Отец человека, которого я так долго называл любимым, к его чести, относится к новости весьма серьёзно. Спрашивает меня и адрес, и численность бандитов. Я сообщаю всё, что мне известно, предупреждаю, что местная полиция бессильна.
На заднем плане слышу какие-то голоса, то ли японский, то ли корейский язык, но мужчина их обрывает:
— Потом, перенесите! Дело касается моего сына!
Сообщив об этом, я, в общем-то, уже не нужен. Да и выперся из дома зря. Ну, хоть на снег посмотрю.
Пробивается звонок со второй линии. Чар.
 — Поторопись, я тут не авторитет, знаешь ли. Они скоро до него дойдут!
Вызов обрывается. А что. И пусть. Пусть его изнасилует толпа, накачав наркотиками. Пусть он ощутит хоть крошечный кусочек той боли, что испытываю я.
Это не мои мысли. Это мысли змеи. Я же на самом деле не такой, как ты, мой любимый-предатель. Я постараюсь что-нибудь сделать. Хоть как-то это прекратить.
Нащупываю в кармане пистолет и ключи от скутеретты. Еду в ночь. У меня нет ни плана, ни какой-либо надежды. Всё, что я могу — это попытаться выиграть время. У него летом — свадьба. Он должен остаться чистым, несломанным. Даже ядовитый цветок достоин того, чтобы его не топтали ногами.
Может, у меня внутри к нему ещё что-то осталось. Там, глубоко, куда не доберутся ни героин, ни алкоголь, ни змея. Ничто не доберётся. Засевшее прочней, чем дурацкое титановое кольцо на пальце, с которого только позолоту ободрать удалось, но не поцарапать металл.
Только на пятом или шестом повороте, на окраине города, припоминаю, что адрес-то знакомый. Дом убитого фотографа, того самого старого японца. И оргия, что там проходит — танцы на костях.
Кровь постепенно очищается, я трезвею от зимнего воздуха и соображаю, что это всё мне несколько на руку. Я знаю планировку дома, примерно представляю, в каких именно комнатах можно что устроить.
Размышляю довольно сухо. Вот тут — наверняка склад, тут спальни, тут держат «девочек», а в другой — развлекаются.
SMS от Чара:
«Я снова провернул смертельный трюк. Чёрный ход не заперт».
Да, я помню, как он таким же образом спас здоровье, а может, и жизнь Беку. И как с этого момента всё закрутилось. Что было, то было. Как будто совсем в другой жизни, и даже не в моей.
И этот дом на отшибе тоже похож на сказочную ёлочную игрушку, светящуюся изнутри. Только она — фальшивая. Как в той шутке. Радости — никакой.
Паркую скутеретту подальше, иду по снегу. Тишина. Красота. Естественно, ни малейших признаков полицейских машин вокруг. Если они вообще приедут. Я надеюсь, что у отца птенчика хватит связей. Не завидую ему, ох как не завидую. Он сейчас — на другом конце земли, а единственный ребёнок — в опасности. И хотя бы ради этого доброго и славного человека, ради его жены, ради настоящих родителей, таких, какие и у меня когда-то были, я иду на это.
Перелезаю через забор, обхожу дом с правой стороны по занесённому снегом саду. Растения и клумбы заботливо укрыты от холодов почившим в бозе хозяином. На статуях — снежные шапки. Весной должно быть очень красиво.
И тут есть собачья конура. С полустёртой надписью «Пинки». Ржавая цепь, утонувшая в снегу. Знакомая картинка. Я такое уже видел. И так и не узнал судьбу животного.
Дорожку никто не прочистил, но мне это и не нужно — и так полные ботинки снега. Перед самым входом снимаю куртку, чтобы было удобнее двигаться. Перещёлкиваю Glock в боевой режим и тихо толкаю дверь плечом.
Зря осторожничал, в доме ревёт музыка, басы отбивают животный ритм. Чара не видно, но я и не надеялся его встретить. Даже наоборот, он помешает.
Заглядываю в кухню. Там сразу меня встречает разврат. Отмечаю просто и сухо: «не птенчик». Вообще, похоже, девушка. Меня парочка не замечает, и добро.
Иду дальше через анфиладу комнат, кажется, при таком освещении и кондиции находящихся там людей, вполне схожу за своего. Дым кальянов и бонгов явно от гашиша, выдалбливающий последние остатки сознания бит, имеющий разные источники, отчего треки смешиваются в какофонию, создаёт ощущение давления на мозг.
Меня всего один раз окликнули, и то, наверное, хотели послать за пивом на кухню. Я не отозвался, и на меня забили. Я лишь отметил, что среди работающих «девочек» в этой комнате, бо́льшая часть которых была мальчиками, птенчика не было. Чара я тоже не встретил. Значит — дальше. В ту самую комнату, которая когда-то была студией.
Я в очередной раз прав. Их — четверо. Курят. Смеются. На полу разложено всё то, без чего вечеринка — не вечеринка. Простые радости примитивных людей — выпивка, наркотики, презервативы и прочие штуки, назначение которых мне известно. Диван не изменил своего положения в центре комнаты, а вот ширмы и аппаратура — исчезли. И тут живая игрушка. Птенчик. Подстригся покороче, но в целом не изменился. Полураздет, ручки связаны, рот — заклеен. В глазах — ужас и слёзы.