Возвращение к истокам (СИ)
Я лишился зрения, своей магии, не мог нормально двигаться и был полностью зависим от окружающих людей - сбылись худшие мои кошмары. Я слышал, как за дверью переговаривались милсестры, думая что я сплю - они как куры-наседки жалели меня, перемывали косточки, сами того не ведая, что открывают мне то, что не захотели говорить Фил и Азель не желая, наверное, волновать меня. Мой дом сгорел вместе с моими исследованиями и библиотекой, которую я собирал несколько десятилетий, Ирен оказалась заложницей в руках собственного отца, Стефан возвысился, став советником монарха, а меня… а меня стали считать мертвым. Выкинули как ненужный элемент, опять, как в тот раз, и я часто стал ловить себя на мысли, что они правы, моя история должна была закончиться именно тогда.
Больнее всего было потерять не дом, а библиотеку. Во мне тогда что-то умерло, и я стал считать себя никому не нужным. Я же досадный, лишний элемент? О да, давайте уничтожим все, что ему дорого, чтобы он сам наложил на себя руки. Не наложит? Задавим жалостью. Мне было тошно. Хотелось выть в голос, оплакивать свою прошлую размеренную жизнь в уютном замке, когда я был предоставлен сам себе, никому не нужный, но считавший себя нужным другим. У меня были мои исследования, свой собственный угол, в котором я был хозяином, домашнее вреднее приведение и хозяйка-домовая. Мне нравилась такая жизнь, нравилось приходить в библиотеку и наслаждаться запахом старинных книг, которые я собственноручно добывал в коллекцию и ценил выше собственной жизни.
И если потерю зрения я мог пережить, то тишина и невозможность двигаться - убивали. У меня болело Сердце, плакала надрыв душа, а голове бродили совсем невеселые думы. Я уцепился, как спасительную соломинку за свои воспоминания. Надеялся, что так не сойду с ума, что моим разумом не завладеет безысходность и тоска, что я смогу найти в себе силы встать на ноги и начать все сначала.
Раньше, я думал, что меня трудно сломить, но тогда, лежа в больничной палате, и раздираемый противоречиями, я ждал, когда моя душа перестанет бороться. Я чувствовал, что предел близок, ощущал могильный холод подбирающейся смерти, готовился к ней, глубоко внутри радуясь такому исходу. Ведь я ярко помнил то счастье, когда увидел своих друзей, я хотел вновь оказаться среди них, но что-то мешало.
Возможно, это была глупая ответственность, ведь у меня ничего не осталось кроме нее. Я беспокоился за глупую девчонку, хоть и старался не показывать это Филу, мне хотелось ее увидеть, узнать, что с ней все хорошо, сбросить этот груз, переложив его на другого. И мне было жалко брата, отца. Смогут ли они пережить мою смерть? Сможет ли Азель вновь похоронить своего ребенка? Про Стефана я совершенно не думал, а мысли о мести… Великая, я винил только себя, ведь это все произошло из-за моей глупости. Я решил, что я умнее всех, дал волю чувствам, а не разуму и потерял осторожность.
Нет, Стефана я при первой же возможности постарался бы уничтожить - хотя бы за мои бедные сгоревшие фолианты, - но бегать за ним и так праведно ненавидеть, как это делал Филгус… Я к нему ничего не чувствовал, словно, во мне умерли все чувства и мне, честно, было плевать на интриги брата. Я был занят другим - думал о своей жизни, искал путеводную звезду, что не дала бы мне потеряться, искал цель, ради которой живу.
И не находил. Раньше все было просто: вот госпиталь, ты спасаешь жизни, живешь ради людей и стараешься сделать их жизнь лучше. После эпидемии, когда я ушел из госпиталя, я нашел новую цель - двигать магическую науку вперед и ради кого? Точно, ради тех же людей. Опять наступил на эти же грабли. Но я не мог иначе. Меня так воспитали, учили, что истинные целители ценят жизнь других выше своей. И побыть эгоистом… Великая, у меня так плохо это получалось, а единственный раз, когда я оставил себе реликвию, закончился для меня чуть ли не в загробном мире. Я идиот. Причем полный.
Со мной пытались поговорить, видя мое не лучшее психологическое состояние. Но… я хоть и не видел, но прекрасно знал, почему у них ничего не вышло. Филгус, в силу своего характера и дара был слишком деликатен, он не хотел без спроса лезть ко мне душу, боясь, что меня это обидит, и я еще сильнее в себе замкнусь. Он был отчасти прав. Я не любил говорить о своих чувствах, боялся в глазах других оказаться слабым, доказывал себе и другим, что смогу преодолеть любимые перипетии жизни - меня этому научила жизнь. В детстве до меня никому не было дело, а Карактириус шпынял, когда я начинал жаловаться или же хотел ему выговориться, а брат переводил все в шутку - ему тогда было крайне неловко, это уже он потом научился слушать, но тогда…
Азель же еще в пору моей учебы понял, что я не люблю разговоры по душам и старался не лезть со своими расспросами. О нет, он поступал куда более деликатно, как истинный целитель. Зачем грубо лезть в душу, если можно постепенно уничтожать баррикады разума и “пациент” тебе все сам на духу выложит? Магистр Гарриус был гениальным манипулятором, а единственным средством от его всезнающего взгляда и сладких речей был побег. Что я и делал, не желая кому-либо раскрывать свои секреты.
Сейчас же убежать я чисто физически не мог, но - о, счастье! - Азель не лез ко мне в душу. Он сделал намного хуже - прислал ко мне этого синеволосого содомита! Тогда ко мне только вернулось зрение, и я вновь задался вопросом, что мне делать. Мыслительный процесс шел туго и плавно свернул в красочные сцены различных способов самоубийства. Я так увлекся, что и не заметил, как ко мне подкрался этот… человек и, нагнувшись, пристально уставился в мое лицо.
Я давно так не пугался. А как очутился на шкафу - до сих пор не могу понять. А как бы отреагировали, что когда открыли глаза, столкнулись нос к носу с накрашенным мужиком, который пытливо вас рассматривал… До сих пор вздрагиваю, как вспомню. И ведь не ударишь этого болезненного - сил нет, как и голоса - сорвал из-за него и целый день хрипел, пока не сварили специальную настойку.
Уже только потом я понял причину своего “срыва” - гадкий Азель перестал мне прописывать успокоительное, а в лекарствах, которые я принимал, был один побочный эффект, который ставил крест на моем душевном спокойствии, делая каждое переживание в разы сильнее. Великая, как же мне тогда было стыдно за свои “полеты”…
Солнечные зайчики пропали, а ласковое летнее солнце скрылось за тучами. Единственное мое развлечение исчезло. Скука. И когда же придет Фил? Да я даже согласен был поговорить по душам с Азелем или того хуже - Стефаном! Так сильно осточертело безделье…
Внезапно, в дверь палаты открылась, и в нее зашел человек, отвечая, словно, на мои мысленные мольбы о собеседнике. Я, конечно, не знал, как выглядит Его Высочество, только как его зовут, но я сразу понял, что передо мной брат Ирен. Они были удивительно похожи: тот же золотистый цвет волос, изгиб бровей, разрез и цвет глаз. Только было видно, что он старше ее на несколько лет, да и в отличие от девушки, от него веяло харизмой, ощущалось королевское величие, да и его взгляд… на пару мгновений мне показалось, что, я, словно сквозь время взглянул в глаза Рафиуса.
Этот властный взгляд синих глаз, в которых ощущалась непоколебимая уверенность в своей правоте. Нет, я ошибся. Он лишь лицом был похож на свою сестру, а вот духом - на дрожавшего пращура. Проклятые глаза Келионендора. Они заставляли вспоминать меня о том, что я стремился забыть.
Я поднялся и сел на кровати, скрестив ноги. Ариан стоял, не шевелясь, и внимательно следил за всеми моими движениями. Принц, кстати, был одет весьма неброско, что было несвойственно королевским особам с их любовью к помпезности и гордости к громоздким титулам, да и, видно, оставил своих телохранителей за дверью. Не боялся меня? Он либо идиот, либо безумец. Хотя, помня то письмо Председателя и его характеристику, которую он дал принцу, я склоняюсь ко второму варианту.
- Никериал Ленге, если не ошибаюсь? - уверенно, я бы даже сказал, с толикой высокомерия, произнес принц.