У «Волчьего логова» (Документальная повесть)
— Я дальше не побегу. У меня тут есть знакомые. А вы давайте напрямик. Километра через два будет лес.
Подпольщики, которые принимали участие в операции, собрались в условленном месте. Все вместе направились к тупику, перенесли туда и труп третьего часового. Обезвредил его Игорь, когда тот возвращался к вагонам.
— Давайте еще какую-нибудь шкоду фашистам сделаем, — предложил Волынец. — Пусть думают, что это беглецы им отплатили.
— Можно! — поддержал его Чайчук. — Тут недалеко стоят две цистерны с горючим. Его для Калиновского аэродрома привезли и не успели разгрузить.
— Веди! — сказал Волынец.
Игоря оставили на посту. Остальные, следуя за Чайчуком, разыскали цистерны. Быстро раскрутили крепления нижних люков и разбежались: Довгань с Волынцом пошли в Павловку, Чайчук — на станцию, а Игорь — к Мессарошу, чтобы рассказать об итогах операции.
…Кончался 1942 год. Исполненный тревог, опасности, он был и годом закалки всего подполья, годом первых боевых успехов. Молодежь, которая входила в состав организации имени Ленина, окрепла, закалилась, набралась опыта конспирации и подпольной борьбы. Мелкие диверсии, пропагандистская работа на территории нескольких районов Винницкой области, изготовление и распространение листовок среди населения — все это стало обычными, будничными делами.
В ночь под Новый год подпольщики собрались в хате Волынцов для очередного прослушивания сводки Совинформбюро.
Из сообщения об итогах шестинедельного наступления наших войск под Сталинградом, из новогоднего приветствия Михаила Ивановича Калинина, в котором говорилось и об огромном размахе партизанского движения на оккупированных врагом территориях, подпольщики делали выводы: затрещал наконец хребет фашистского зверя.
В комнате дарило праздничное настроение.
— Вот это настоящая партизанская война! — с восторгом и завистью говорил Игорь.
— Главное — «несмотря на многочисленные карательные экспедиции»… Теперь ясно, каким масштабом надо мерить и наши боевые действия, — поддержал его Петр Волынец.
Эти сообщения быстро становились известными всем подпольщикам. Новости о положении на фронтах, о жестоких боях в тылу оккупантов распространялись в селах, поднимая боевой дух всех патриотов, укрепляя надежды на долгожданное освобождение от фашистского ига.
А фашисты тем временем еще больше лютовали. Стало известно о массовых арестах подпольщиков в Немирове, Теплике, Жмеринке, Виннице. На очередном заседании совет организации обсудил вопрос о характере подрывных действий и расширении масштабов борьбы с врагом. 5 февраля 1943 года был издан приказ № 1, в котором говорилось: «Учитывая сложившуюся обстановку и заботясь о безопасности отряда, во всех группах приказываем подготовиться к выходу в лес. Каждому при себе иметь: вещмешок, хлеба 2 кг, жиру 0,5 кг, пару белья, полотенце, мыло, теплую одежду, иголку, нитки».
Договорились, что вначале в лес выйдет небольшой отряд во главе с Довганем. Кроме павловских подпольщиков, в состав этого передового отряда вошла группа полицаев с железной дороги, среди которых большую политическую и агитационную работу провел Игорь. Решение присоединить к отряду этих людей, которые, натянув форму полицаев, еще не успели причинить людям зла и охотно перешли на сторону партизан, обусловливалось двумя обстоятельствами. Во-первых, полицаи в отличие от большинства подпольщиков были тепло одеты, во-вторых, они имели оружие.
В хате Волынцов никто не спал. Лидия Леонтьевна собирала сыновей в дорогу. Каленик Васильевич сидел за столом у окна. Он волновался и, поправляя фитиль в каганце, изредка поддакивал жене, если дети с ней не соглашались. Она настояла, чтобы Петро и Сергей надели на себя все, что можно было отыскать в их небогатой хате.
Довгань и Оля Слободянюк сидели тут же, их присутствие нисколько не стесняло хозяев, да и сами они не ощущали неловкости. Наоборот, Петро иногда вмешивался в разговор и давал советы.
— Ты, Сережа, не форси. Надевай на портянку чулок. И теплее, и портянка будет легче держаться.
Олю вначале не хотели брать. Обживемся, мол, в лесу, закрепимся, тогда и вызовем. Но она и слушать не хотела. Она вообще терпеть не могла, когда пытались провести какую-то разграничительную линию в делах службы между парнями и девушками. Однако, добившись разрешения Довганя идти вместе с ними, она на всякий случай весь вечер не отставала от него.
Волынцы собрались быстро, нацепили на плечи котомки, потопали на земляном полу, проверяя, удобно ли обулись… Лидия Леонтьевна обняла Петра, потом Сергея, потом снова Петра. Слезы бежали по ее щекам.
— Сыночки… Может, не пойдете сейчас? Через месяц тепло будет, снег таять начнет.
Иван и Лесик с завистью смотрели на старших братьев. Те, чтобы не затягивать сцену прощания, тем более что все уже оговорено, поочередно поцеловали дрожащие щеки отца, обняли младших и вывалились прямо в метель. Но и за свистом пурги в первые секунды было слышно, как, дав себе волю, рыдала мать.
У Довганя все было уже собрано. Ему оставалось забежать домой, чтобы взять котомку и проститься с отцом, матерью, сестричкой Олей. Он знал, что без слез тут не обойдется, поэтому не пригласил друзей в хату, а с напускной суровостью сказал:
— Подождите, я одну минуту всего…
Потом зашли к Игорю Коцюбинскому, а потом к его брату Андрею…
Последней на их пути к лесу была хата Васи Гуменчука, куда уже пришли вшестером: двое Коцюбинских, двое Волынцов, Довгань и Оля. По-деловому, не спеша собрав сына, отец попросил всех присесть перед дорогой — на счастье. После минутного молчания сказал:
— Никаких советов — вы уже взрослые. Но одно слово бывалого человека послушайте. Если взялись воевать, то делайте это всерьез, без оглядки. Что бы ни случилось, назад вам пути нету.
С ним легко было прощаться. В глазах у отца ни слезинки, ни тени — только где-то глубоко затаенная зависть к их решительности, их горячности, их молодости, когда можно не задумываясь повергнуть в костер истории и головешку своей собственной жизни.
Он обнял каждого за плечи:
— Вы теперь друг для друга дороже брата родного, дороже отца с матерью. Только так кто-то из вас доживет до победы. Слышите, только так!
Хлопцам из полиции не повезло. Перед тем как они перешли на сторону партизан, сменилось начальство. Винтовки и патроны у них забрали, выдавая только в часы дежурства. Пришлось уходить без оружия. Они сделали огромный крюк — километров пятнадцать. День пересидели в селе, а вечером, разведав, что вокруг все спокойно, прибыли в условное место в Павловку.
…Колючая поземка, что тянула еще с вечера, разбушевалась в бешеную метель. Снег бил в лицо, в спину, временами казалось, что ветер вдруг вылетал из-под ног, забивая снег под полы одежды.
Довгань шагал впереди, как аист, задирая ноги. Идти было тяжело, снег по колено. Потом его сменил Вася Гуменчук (Звонок). Пройдя с километр, согрелись, повеселели.
Отыскали на просеке условленное место, повернули правее в глубину леса и остановились. В чащобе на небольшой полянке разгребли пушистый сугроб, наметенный возле криволапой ели, и стали устраиваться на ночь. Они наломали как можно больше сосновых лап и выстелили ими расчищенную площадку. Вокруг нагребли снежный барьер высотой около метра, оставив узкий проход под еловыми лапами.
— Сегодня постов выставлять не будем, — сказал Довгань. — В такую метель ни одна собака сюда не придет. Будем спать.
Все стояли перед снежной ямой, переглядываясь, кто ляжет первым и как будет ложиться. Разгоряченные после ходьбы, хлопцы теперь несколько поостыли и со страхом и недоверием посматривали на приготовленную постель. Довгань понял, что ему предстоит лечь первому. Сбросив с плеча «сидорок» и неся его перед собой в руке, согнулся, опустился на колени, полез в яму. Положил «сидорок» в головах и лег…
Постепенно все улеглись. Но холод не давал уснуть. В голову приходили невеселые мысли: «Выдержу ли до утра? А может быть, весной в этой берлоге найдут семь замороженных чурбанов?»