Ангел (ЛП)

– Спасибо, – пробормотала девушка, и женщина отвернулась, чтобы вернуться к работе.
Мелисанда быстро оглядела кухню, представив там свою мать. Она не особо хорошо готовила, но, конечно, смогла бы справиться с большими горшками риса и супом, который варился на плите. Была ли она счастлива здесь, пока работала с этими женщинами? Скучала ли по своему единственному ребенку?
Девушка повернулась, чтобы уйти, но, когда вышла в переулок и посмотрела на запад, то поняла, как близко находилась от пансионата Билла. Ещё не было пяти часов, и вероятно, он не вернется домой еще минимум час или два. Независимо от того, как сильно Мелисанде необходимо было поговорить с ним, если она хотела попасть в больницу сегодня, то ей стоило отправиться туда прямо сейчас.
 Девушка вернулась на кухню.
– Мисс Клэр? У вас не найдется клочка бумаги?
Клэр подняла дымящуюся кастрюлю и кивнула головой в сторону стены за спиной Мелисанды. Там висели записки, большинство из которых были чем-то вроде нагоняев. «Не брать сахар, не спросив Файет!»
Мелисанда оторвала кусочек бумаги и взяла лежащий рядом карандаш, чтобы написать небольшую записку.
Путь до дома Билла занял всего пару минут. Ставни были закрыты, и Мелисанда побоялась, что люди увидят, как она околачивалась поблизости, поэтому быстро сунула записку через пространство в ставнях и понадеялась, что мужчина её найдет. Может быть, ему вообще будет наплевать, даже если он и прочтёт послание.
Она избавилась от этих мыслей и отправилась в сторону больницы. Её ноги уже болели. Нахмурившись, девушка опустила голову вниз и зашагала так быстро, как смогла.
Как бы там ни было, Мелисанда не хотела опоздать, ведь собиралась найти могилу матери сегодня же. Там была куча рядов надгробий, которые, конечно же, не были пронумерованы, чтобы облегчить поиск.
Она ускорилась, едва не перейдя на бег, хотя не понимала собственного порыва. Мари Энжел была мертва уже восемь месяцев. Мелисанда не почувствовала никаких перемен в своём мире. Не ощутила пустоты в сердце. Ничего не изменилось для неё в апреле и ничего не изменилось сейчас, но она по-прежнему мчалась по улице. Девушка увидела большое белое здание, мгновенно узнав место, несмотря на то, что бывала здесь всего лишь однажды.
Тяжело дыша, Мелисанда добралась до верхней ступеньки и ворвалась через входную дверь, а затем выдохнула с облегчением, когда увидела монахиню за высокой стойкой регистрации.
– Простите меня, – пробормотала она и бросилась к женщине.
Монахиня взглянула на Мелисанду в замешательстве.
– Что-нибудь случилось?
– Нет... – выдохнула девушка. – Простите. Я просто... – она сделала глубокий вдох и прижала руку к груди, чтобы успокоить сердцебиение. – Приношу свои извинения. Не могли ли вы помочь мне найти могилу? Мама умерла здесь, и я полагаю...– она махнула неопределенно в сторону кладбища за больницей. – Думаю, что она там.
– Да, конечно, – сказала монахиня, опустив голову. – У меня здесь есть книга.
Несколько минут спустя, Мелисанда шла с грубо нарисованной картой кладбища и номером, обозначавшем могилу Мари Энжел. 817. Неужели здесь покоилось столько людей?
Проскользнув между железными воротами, которые являлись входом на кладбище, Мелисанда немного успокоилась. Здесь было тихо, и среди рядов каменных склепов была своя своеобразная красота, особенно когда заходящее солнце освещало резные фасады. Она немного сбавила темп, пока шла по длинным, прямым дорожкам, пока направлялась к площади, нарисованной на карте. Рядом щебетали птицы, которые построили свои гнезда в трещине скалы. Между рядами раздавался тихий голос женщины, которая пришла навестить своих родных и близких.
Индивидуальные памятники уступили место семейным склепам, которые, казалось, тянулись целую милю. Дойдя до конца одной из узких дорожек, Мелисанда осознала свою ошибку. Девушка хмуро посмотрела на бумагу в руке, а потом оглядела всё вокруг, в надежде, что ошиблась. Но нет. Здесь не было склепов. Не было мраморных гробниц, в которых покоились мертвые. Перед ней была сплошная грязь, местами совсем свежая, а местами заросшая бурьяном. Крошечные плоские квадраты лежали на земле через каждые двенадцать дюймов или около того. Она подошла к первому и увидела рядом выдавленный в камне номер. 201.
Это был Поттерс Филд. Место захоронения бедных женщин, таких как её мать. В грязи, вперемешку с телами других, в ожидании первого большого наводнения, которые случались здесь время от времени. Здешний воздух не был спокойным и прохладным; скорее он казался горячим и густым, ведь в нём чувствовался едва уловимый намёк на смерть. Тут невозможно было похоронить людей достаточно глубоко. Грязь буквально превращалась в глину несколькими футами ниже.
Некоторые из могил были отмечены самодельными крестами. Некоторые обложены камнями, в попытке отделить их от других. Но большинство из них имели только квадратные камни с номерами и датами, а на некоторых не было даже и этого.
Мелисанда медленно двигалась вперёд, пока отслеживала номера, а под её туфлями шуршала завядшая трава. Она старалась не наступать на очевидные могилы, хотя это казалось невозможным. Из-за близкого расположения друг к другу, они были едва заметны.
Девушка, наконец, достигла ряда с номерами, начинавшимися с восьмерки. Сорняки только начинали расти на этой почве. Она споткнулась только раз, и, выпрямившись, увидела номер 817 прямо перед собой.
 Мелисанда подошла поближе, встала над камнем и посмотрела на узкий грязный прямоугольник, в ожидании того, что испытает какие-либо ощущения. В конце концов, это была ее мать. Точнее, всё, что от неё осталось.
Когда ей исполнилось тринадцать, мать отвела Мелисанду к человеку, который её изнасиловал. Испуганная, с осознанием того, что он за неё заплатил, Мелисанда пошла добровольно. Но как только мужчина раздел её, зарыдала от ужаса и начала умолять незнакомца не причинять ей боль. Увы, он не послушал.
Следующий мужчина также причинил ей боль, как и другие, что были после. Мари Энжел всякий раз делала каменное выражение на лице, когда Мелисанда умоляла её не отводить к мужчинам снова. «Нужно же когда-нибудь начинать, дорогая. Мы все это делаем».
Это не было ложью. Мелисанда – дочь шлюхи. У неё никогда не будет никакого брака в будущем. Честно говоря, она знала, что мать выждала даже больше, чем большинство остальных. Многих девушек, вроде Мелисанды, продавали в возрасте девяти или десяти лет.
Казалось, её гнев, наконец-то угас. Девушка стояла и смотрела на могилу, пока задавалась вопросом: «А что, если мать никогда не хотела продавать её?» Не было никаких разговоров об этом, когда она была маленькой. Их не было до тех пор, пока клиент в пьяном угаре не выбил Мари передние зубы одним сильным ударом. В тот момент, её и без того неброская красота вовсе померкла. Не стало больше высокооплачиваемых клиентов. Не обошлось, конечно, без меценатов, готовых оплатить ее аренду исключительно для своего использования.
Именно после этого мать продала девственность Мелисанды, и та стала их кормильцем.
Если бы этого не случилось, возможно, девушка бы выросла и вышла замуж за простого мужчину. Именно этого для неё хотела тётя. Об этом мечтала Мелисанда, когда была девочкой. Она могла иметь дом, семью, мужа, который помогал бы им во всём.
Но теперь, после всего, что девушка пережила, эта мечта казалось глупой. Может быть, она не жила бы лучше, если бы навсегда оказалась привязанной к человеку, который мог пить, ходить по шлюхам и проигрывать в азартные игры все свои деньги независимо от того, кто ждал его дома. По крайней мере, будучи куртизанкой, она сама принимала решения, сама вершила свою собственную судьбу.
Какой бы не была её жизнь, и как бы она не утверждала свою независимость, эта могила – то, что ожидало Мелисанду в итоге. Она будет шлюхой ещё лет десять, плюс-минус несколько лет. Даже если ей удастся избежать шрамов или гниения от болезни, скоро она станет слишком старой, чтобы зарабатывать достаточно и прокормить себя.