Встречай меня в полночь

— Спокойной ночи, Криспин.
Когда он вернулся в Графтон-Хаус, Виктория уже спала. Синклер прошел через длинный холл и лабиринт комнат в кабинет Томаса и медленно сел в кресло. Ранним вечером, при зажженных лампах — не могло быть сомнений, что Томас увидел своего убийцу, как только тот вошел в комнату, но не приложил никаких усилий для своей защиты.
Один из этих приятных, вежливых джентльменов убил его — убил хладнокровно. Синклер не доверял никому из них после того, как обнаружил скрытые слабые места у их представителей в Европе. Больше всего его терзало то, что все случившееся могло быть его виной, если он узнал ложную информацию и кто-то решил, что она передана Томасу.
— С вами все в порядке?
Вздрогнув, он схватился за пистолет и тут же понял, что слова исходили от Лисички. Она стояла в дверях — светлая тень на фоне темного холла. Он с усилием откинулся на спинку кресла.
— Да, все хорошо. Отчего вы встали?
— Просто я слышала, как вы вернулись. — Она неуверенно вошла в залитую лунным светом комнату. — Здесь убили Томаса?
— Да.
Длинные вьющиеся волосы Виктории разметались по плечам, и ему мучительно захотелось коснуться их.
— Он сидел за столом, когда это случилось?
— Да.
Она склонила голову.
— Мне жаль, что у меня сложилось неверное представление о вас, Синклер.
— А может быть, и нет.
Виктория медленно подошла к нему и протянула руку.
— Не сидите здесь. У меня по всему телу мурашки.
Син позволил ее маленькой изящной руке взять его за руку и поднять с кресла.
— Вы хорошо знали Томаса?
— Он был старше вас, не так ли?
Поскольку она, казалось, не спешила уйти и по-прежнему держала его за руку, он притянул ее к себе, а затем медленно наклонился, чтобы дать ей время возразить. Когда же она не сделала этого, он нежно поцеловал ее, наслаждаясь теплым, податливым прикосновением ее рта.
— Да. Ему было около сорока — он был на целых десять лет старше меня. Они с бабушкой практически вырастили Кита и меня. — Синклер пальцами обвел контур ее лица. — И все-таки: вы хорошо знали Томаса?
— Нет, не очень. Думаю, мое окружение было слишком шумным для него.
— Все, что бы вы ни рассказали о нем, может помочь.
— Он был любезным и спокойным, любил живопись Гейнсборо, а однажды упомянул при мне, что сам немного рисует.
— Правда? — Синклер еще острее почувствовал утрату брата. — Я не знал этого.
— Он говорил, что у него не очень большие способности, но, по-моему, это не так. Вы нашли его работы?
— Нет, но, возможно, они сохранились у моей бабушки.
— Почему бы не спросить ее об этом?
— Я обязательно так и сделаю. — Он внимательно взглянул на нее. — Отчего вы так дружелюбны сегодня?
— Не знаю. Просто я думала, как ужасно потерять родного человека, а затем увидела вас в этом кресле…
— И?..
— Меня удивило, отчего вы находились вдали отсюда целых два года.
— Если бы я знал о вас раньше, то не отсутствовал бы столь долго, — заметил он.
Внезапно Виктория уперлась ему в грудь рукой и оттолкнула.
— Вы хотите использовать мое сострадание, чтобы соблазнить меня!
Он отступил на шаг назад.
— Но разве не вы используете имя Томаса как предлог каждый раз, когда мы целуемся? И почему я вас так нервирую?
— Нервируете? — Она рассмеялась. — Отнюдь! Вы не первый мужчина, который целовал меня или шептал сладкие, льстивые пустяки, чтобы завоевать мое расположение.
Синклер прищурился, и перед ним возникла досадная картина: Марли, кружащий ее в танце.
— Однако вы не вышли замуж ни за кого из них.
— Никто не был настолько бестактен, чтобы пытаться обольстить меня на глазах отца и половины Лондона. Спокойной ночи, милорд.
Маркиз знал, что все получилось нелепо и он действительно поступил бестактно в тот вечер, — но лишь потому, что не ожидал вновь увидеть ее в Лондоне. После нескольких дней, которые они прожили под одной крышей, у него не было ни малейшего представления о том, что двигало ею и каковы были ее мотивы, тогда как обычно он мог оценить любой характер в течение нескольких минут. То, что она то приближалась, то удалялась от него, не было ее виной — это он менял правила игры.
— Кто, вы думаете, убил Томаса? — спокойно спросил Синклер, напоминая себе, что он задает этот вопрос, потому что нуждается в ее содействии и вовсе не хочет сердить ее.
Она остановилась на пороге комнаты.
— Я не знаю. А вы?
Маркиз вздохнул. Виктория была права в одном: он действительно каждый раз использовал ее сочувствие.
— Любой.
— Любой?
Он пожал плечами:
— Я никого не исключаю. Любой мог сделать это. Мне только нужен мотив, чтобы вычислить этого человека.
— Например?
Синклер облокотился о край стола.
— Я не знаю, с кем Томас имел дело. Он писал мне, когда выдавалась такая возможность, но письма, даже те, которые доходили, были лишены какой-либо новой информации. Однако что-то все же стало известно тем, кому не следовало.
— Почему вы находились в Париже, когда это было столь опасно? Что держало вас там, Синклер?
Ему до боли хотелось ответить на ее вопрос: она обращалась с ним так же бесхитростно и заинтересованно, как до этого с дворецким. Тогда Майло готов был рассказать ей все. Он тоже расскажет, но только после того, как узнает, почему умер Томас.
— Ну, знаете, пари, вино, женщины весь день и всю ночь напролет. Новый порядок, введенный Бонапартом, выглядел весьма консервативным, но французская знать и большинство его офицеров считали, что это не относится к ним.
— Как я слышала, вы полгода жили в борделе. Это правда?
Позже ему придется возненавидеть себя за свой ответ.
— Мадам Эбьер. Самые хорошенькие девочки в Париже. Бордель посещали некоторые из наиболее влиятельных членов правительства Бонапарта. Ну, теперь ваша очередь, Лисичка, вы ведь тоже любите развлечения, не так ли?
— Иногда. Они помогают убивать время. — Виктория подозрительно посмотрела на него. — В прошлом месяце, — медленно произнесла она, — лорд Ливерпул заявил, что арестованы последние известные сторонники Бонапарта.
— Неужели?
— Его слова не вызывают сомнений. И если вы были на дружеской ноге с офицерами и знатью этого маньяка, то как вам удалось избежать ареста?
— Будьте осторожнее в заключениях, Виктория. Вы полагаете, что я агент?
— Надеюсь, нет. — Она, пятясь, вышла из комнаты. — Спокойной ночи, Синклер.
Какое-то время он не двигался, разрываемый восхищением и смущением. Возможно, ему следует подумать, не рассказать ли ей правду, пока она сама не напридумывала бог знает что.
 
Глава 7
Хотя Виктория и считала себя смелой, выходя из экипажа Олторпа, она испытывала некоторое волнение, думая об исходе авантюры, которую собралась предпринять.
Глубоко вздохнув, она поднялась по узким ступеням дома и взялась за медное кольцо.
Дверь распахнулась.
— Что вам угодно, мисс? — На нее с любопытством смотрел пожилой господин в модной черной ливрее.
— Леди Друсбери дома?
— Сейчас спрошу. Могу я узнать ваше имя?
— Леди Олторп. — Ей казалось странным звучание этих слов.
Слуга тут же впустил ее.
— Извините, что не узнал, миледи. Пожалуйте в гостиную.
— Благодарю.
Дворецкий повел ее вверх по ступеням к маленькой светлой комнате, расположенной на восточной стороне дома. Комнату украшали вышивки и туго набитые подушки — явное свидетельство того, что ее хозяйкой была женщина.
Виктория села в одно из кресел. Из окна она видела небольшой садик, примыкающий к дому. Если леди Друсбери не захочет ее принять, неизвестно, что ей делать дальше и где получить нужные ответы.
— Леди Олторп! — приветливо сказала хозяйка, входя. Виктория вскочила на ноги и сделала реверанс.
— Леди Друсбери.
— Пожалуйста, садитесь и… называйте меня Августой.
— Августа. Благодарю вас. Вы можете называть меня Викторией или, если пожелаете, Лисичкой.