Шулер (ЛП)
Мой разум несколько секунд обдумывал это. Я взглянула на Уллису.
- Мы все обеспечим свет, - объяснила мне Уллиса. - Но один служит каналом. Айви спрашивает, сыграешь ли ты эту роль.
Я все равно не поняла. Но кивнула.
- Ладно. Конечно.
Улыбка Уллисы сделалась более тёплой.
- Как и во многом другом, лучший способ научиться - это практика.
Мои челюсти напряглись.
- Я бы предпочла не использовать умирающего парня в качестве тестового задания. Вы его друзья. Почему бы одной из вас не сделать это?
Айви удивлённо взглянула на меня.
- Он просил тебя.
Мои щеки залило теплом.
- Ладно. Но я не совсем обучена. И я сама чертовски устала, если хотите начистоту.
Уллиса взяла меня за руку, бережно направляя к постели.
- Должно быть, ты очень, очень устала, Высокочтимая Сестра, - произнесла она тихим, мурлычущим голосом. - Это не потребует ни сил, ни усилий, уверяю тебя. Лишь структуры, а этого у тебя в избытке. Мы сделаем остальное.
Я посмотрела на тело Ревика, распростёртое на темно-оранжевом покрывале.
Айви завязывала узелок шва на его плече. Я смотрела, пока она не подняла взгляд. Затем она улыбнулась и откусила излишек нити задними клыками. Импульс тепла дошёл до меня из света девушки, когда она сделала это - совсем как Ревик сделал в той комнате. Кажется, это форма выражения привязанности - или, может, заверения? - как прикосновение ладони к руке при приветствии.
Однако такой простой жест вызвал прилив эмоций к моему горлу.
- С моей семьёй все хорошо? - выпалила я. - Кто-нибудь видел что-нибудь в новостях по поводу них?
Тепло, исходящее от Айви, усилилось.
Она кивнула.
- СКАРБ выпустили интервью. Они все сказали, что ты невиновна, что ты никому бы не навредила, - Айви тихо щёлкнула. - Никаких аватаров, конечно, но мы защитим их. Мы считаем, что за этим стоят Шулеры - за тем, что показали их настоящие лица.
- Никаких аватаров? - переспросила я. - Как они выглядели?
Айви задумчиво подняла глаза вверх.
- Очень печальная и обеспокоенная женщина с темными вьющимися волосами и огромными глазами, которую назвали твоей матерью. Привлекательный мужчина с мелированными волосами, китайскими письменами на руках и широкими плечами, которого назвали твоим братом. Тайская девочка с волосами как у Уллисы, её губы были накрашены темной помадой... - Айви выставила руки, изображая внушительную грудь Касс, и я невольно рассмеялась. Айви улыбнулась. - Все они казались очень милыми.
Я позволила себе выдохнуть.
- Тогда с ними все хорошо.
Айви улыбнулась.
- Они в порядке, Высокочтимый Мост.
Я поколебалась, глядя на неё.
Высокочтимый Мост.
Я отбросила это. Я не готова была знать, что эти слова значили для этих людей. Видели ли они во мне того, кто положит конец всему миру, как говорил Ревик? В любом случае, я не могла вытерпеть ещё больше снов, в которых падают бомбы или я убиваю невинных людей.
Уллиса деликатно подталкивала меня в спину, пока я не села на край кровати.
Она очень проворно сняла джинсы, которые я ранее украла с бельевой верёвки, оставив меня лишь в футболке с длинными рукавами. Я сунула ноги под лоскутное одеяло, не заботясь об этом. Лежачая поза принесла невыразимое облегчение, как только я расслабилась на чистых простынях. Я смотрела, как Айви продолжает работать над Ревиком, перевязывая его плечо. Если бы я знала его хоть чуточку лучше, я бы свернулась калачиком под другим его боком, может, даже обняла бы одной рукой.
Я все равно испытывала искушение сделать это.
Я повернулась к Уллисе, но она вскинула руку.
- Шшш, Высокочтимая Сестра. Не говори. Я безгранично извиняюсь за недостаточно тёплый приём. Реви' уже сказал нам, что ты несколько раз спасла его жизнь.
Я открыла рот, собираясь поспорить, но потом решила, что ей, наверное, все равно.
- Что мне делать? - спросила я. - Для держания, имею в виду?
- Расслабься, - сказала Уллиса.
В этот раз это прозвучало командой.
Мои веки немедленно опустились.
Глава 13
Германия, 1941
Я стою в поле.
Я узнаю это место. Я рисовала его прежде.
Более чем узнаю - его знаю. Оно каким-то образом является частью меня.
Находясь в больнице и умирая, мой отец попросил нарисовать это. Я сделала это, конечно же, и повесила над его больничной койкой, чтобы он мог видеть её лёжа.
В очередном приступе бреда от лекарств он сказал мне, что это Поля Умиротворения, место рая в египетской мифологии.
Мой отец, инженер и антрополог-любитель.
После похорон я убрала картину в гараж моей матери. Я не могла смотреть на неё, даже представлять его после того, как он умер.
Однако это место продолжает жить. Я не могу сбежать из него.
Травы переливаются под моими ногами, прокатываясь по холму как океанские волны. Холодный ветер колышет их рябью, покачивающиеся дикие цветы создают мозаику из пыльно-розовых и пурпурных тонов в резком, чистом воздухе, и я осознаю все ясно, так ясно, как никогда в жизни. Укрытые снегом горы маячат над тем местом, где я стою - зазубренные и неотёсанные, и невероятно неподвижные.
Те горы обладают собственным присутствием, даже отдельным от неба и возвышающихся облаков. Я чувствую себя иначе просто при взгляде на них, как будто моё сознание здесь движется быстрее.
Он тянет меня, поворачивает мою голову.
Он стоит там, одинокий, смотрящий на те же самые горы.
Его высокий силуэт абсолютно неподвижен.
Он тоже принадлежит этому месту. Как принадлежал мой отец, как принадлежу я. Эти горы - его горы, в той же степени, в которой они мои.
Кажется, он меня не видит, но я чувствую его всюду вокруг себя, словно я смотрю на него через него, как будто я и внутри него тоже.
Это место каким-то образом является частью него.
Мы - тоже часть него.
***... Я иду по коридору с высокими потолками. Место сменилось так плавно, так совершенно без огласки, что я поначалу даже не задаюсь вопросом, где я.
Я не задаюсь вопросом, как я сюда попала.
Коридор выстелен коврами, отделан темными деревянными панелями, которые кажутся антикварными и отполированы до лоснящегося блеска. Лампы свешиваются с потолка через регулярные интервалы, они сделаны из хрусталя и железа. Они моргают, когда я прохожу мимо, но я здесь призрак; мои руки скользят сквозь стены.
Яркие цветные картины украшают стены из тёмного дерева. Я слежу за ними глазами - белые мужчины на мускулистых конях, в духе Вагнера с лёгким намёком на Вальхаллу. Выражения лиц всадников зеркально вторят друг другу - суровые, но мудрые, непреднамеренно карикатурные.
Через открытый дверной проем резкий, эмоциональный голос говорит поверх треска древнего радиоприёмника.
Слуги стоят вокруг него. Они меня не замечают, но я узнаю голос, даже понимаю слова, хотя в реальном мире я не знаю немецкого.
«Бог знает, что я воистину хотел мира...»
Впереди приглушенные звуки вечеринки манят к себе.
Скрипучие слова мужчины необъяснимо тянут меня.
«... Мы были вынуждены сражаться. Перед лицом столь злобного умысла я не могу сделать ничего, кроме как защищать интересы Рейха теми средствами, которые, слава Богу, имеются в нашем распоряжении...»
Голоса из комнаты в конце коридора становятся громче. Я слышу смех, перемежающийся бормотанием разговоров, некоторые из них дребезжащие и невнятные, кажущиеся по звучанию пьяными.
Дверь распахивается.
Звуки на мгновение становятся громче, затем глохнут, когда дверь медленно захлопывается.
В мою сторону шагает группа мужчин, одетых в униформу.
Радио все ещё слышится в моих ушах.
«... Они вынуждены были расценить эти действия как провокацию, исходящую от страны, которая некогда подожгла всю Европу и виновна в неописуемых страданиях. Но те дни использования видящих и евреев для сражения в битвах вместо мужчин теперь миновали. Ошибка, о которой мы сожалеем и которую не повторим...»